Преторианец. Кентурия особого назначения - Страница 6

Трое переглянулись с облегчением и радостью – отныне они посвященные!

Устод подходил к каждому «выпускнику» и говорил ему что-то свое. Приблизившись к Сергею, мастер Юнус сказал:

– У тебя, Лобанов, сильный, жестокий и безжалостный характер. Ты станешь либо великим человеком, либо великим негодяем. Тебе сильно мешают горячность и вспыльчивость, но пока что честь и справедливость проводят тебя по лезвию бритвы… Постарайся и впредь сохранять баланс между добром и злом!

– Приложу максимум усилий! – пылко пообещал Сергей.

– Приложи… – мягко улыбнулся устод и громко обратился ко всем: – А теперь берите факелы и пойдемте. Распечатаем кувшинчик мусалассы…[18]

На заставу Сергей вернулся отрешенным и печальным. Закончилась целая глава его жизни. И какое продолжение последует?.. Однако уже во дворе родного модуля его грусть смело, как веником паутину. Дядя Терентий как-то подувял, а отец сиял, словно золотая подвеска на груди красавицы.

– Серый! – воскликнул он радостно. – Мы переезжаем. Мне квартиру дали!

– Представляешь, – оживленно тараторила мама, – папу в Абхазию направляют! В Сухуми жить будем, у самого моря!

– Ур-ра! – завопил Сергей и обменялся с дядей тайным знаком: я посвящен!

Облегченно выдохнув, Воронов присоединился к коллективному выражению восторга.

Абхазия оглушила и закружила Сергея, как беспечный и бестолковый карнавал. Глаза, изголодавшиеся на скупой и суровой палитре Памирского высокогорья, буквально объедались роскошеством красок Юга, пышным кавказским разноцветьем, расточительным до неприличия. Синее небо, лазурное море, белые домики в нагромождениях глянцевой зелени – понятно было, почему северяне, газовики и нефтяники, дурели на южных пляжах! Сдуреешь тут…

Хотя сперва Сухум Сергею не глянулся – дурацкий морвокзал, серое бетонное чудище, загораживал весь вид. Но потом семейство Лобановых потолклось около арки на набережной, куда выходили фасады сразу трех отелей – «Рицы», «Ткварчели», «Абхазии», – и Сергей признал-таки Сухум «русской Ниццей», где стыковались Турция и Греция, Россия и Кавказ, деловая Европа и знойный Восток.

Поселили Лобановых в ужасном Новом квартале, но близость Черного моря искупала убожество советского стиля. Квартиру полковник Лобанов получил на пятом этаже, с видом на садики в частном секторе, где поспевали мандарины и хурма, бушевали заросли мушмулы и лавровишни.

Протопав по гулким пустым комнатам, полковник опустил на пол громадный баул с пожитками, выдыхая заветное:

– Прибыли!

Мама суетилась вокруг картонного ящика с посудой.

– Сергей, – спросила она озабоченно, – а ты не опоздаешь с поступлением?

У Лобанова-младшего сразу испортилось настроение и холодок пробежал по хребтине.

– С каким поступлением? – пробурчал он, хотя прекрасно знал, с каким.

– А ты что, – выпрямилась мама, держа в обеих руках овальное блюдо, – в вуз уже не собираешься?

– Нет! – решительно сказал Сергей и внутренне сжался: ох, сейчас начнется…

– Сере-ежа-а! – протянула мама грозяще-укоризненно. – Как это понимать? Тебе год до армии!

– Ничего, – усмехнулся Сергей, – отслужу как надо и вернусь.

– И как же ты будешь жить – без диплома? У тебя ж вообще никаких «корочек» нет!

– Перекантуюсь как-нибудь, – пожал плечами Сергей и с деланым безразличием уставился в окно.

– Серый, – сказал молчавший до этого отец, – а ты, вообще, мыслил насчет будущего? Куда тебя тянет?

– Да он… – запальчиво начала мать, но полковник Лобанов успокаивающе обнял жену за плечи, и та сникла.

Сергей длинно и тоскливо вздохнул.

– Не знаю, батя, – честно признался он. – Я ж не потому не хочу идти в институт, что ленюсь. Ну не знаю я, чего хочу! Вот к чему меня тянет? Ат-тличный вопрос! Только вот ответа я на него пока что не нашел! – Сергей спешил высказаться, пока мама не перебила. – Говорят, в каждом свой талант зарыт. А мне-то какой откапывать? Все мои способности – это скорость реакции да координация движений, ну, приемчики всякие могу показать… Не лодырь вроде, кое в чем кумекаю. Надо будет, добьюсь чего угодно! Вот только чего именно? Какие такие мои желания? А фиг их знает…

Сергей насупился и мрачно глянул за окно, на праздничную зелень садов. После недолгого молчания отец спросил:

– И чем думаешь заняться?

Сергей почувствовал облегчение – гроза проходит! – и бодро ответил:

– Я еще там, у арки, объявление прочел. В военный санаторий спасатели требуются, там корочки не нужны, было бы здоровье…

В доказательство того, что здоровьем он налит по горлышко, Сергей повел костлявыми широкими плечами. Спасибо устоду Юнусу, набил в организм силы!

– Ладно, – вздохнул отец, – потом поговорим. Дуй в свой санаторий. Если что, я позвоню кому надо…

Устраиваться «через папу» не пришлось, Сергея взяли без разговоров – из Лобанова-младшего вырос высокий блондин с большими костлявыми лапами, с симпатичным жестким лицом и очень ясными серо-голубыми глазами. Такой, да чтоб не спас? Хотя следить за отдыхающими в бинокль и мужественно тащить из моря утопающих купальщиц Сергею почти что не пришлось. Основную массу времени отнимали прогулочные катера «Радуга» – то профилактику им делай, то моторы починяй. В паре с Сергеем работал его однолетка, Эдик Чанба, механик божьей милостью. Это был черноглазый здоровяк с длинными волосами а-ля хиппи, малорослый и коренастый. Эдик чаще всего разгуливал в одних леопардовых плавках, отчего загорел до цвета седельной кожи. Был он кавказских кровей, полуабхаз-полуадыг, русских девушек любил, а вот к Сергею относился прохладно и сдержанно. «Привет!», «Пока!» – вот и все общение.

…Закончился бархатный сезон, зима, короткая, как мини-юбка, сменилась бурным весенним цветением, и вновь курортники завалили своими бледными телами лежбища у моря. В августе 92-го Сергею стукнуло восемнадцать, и Родина-мать прислала ему повестку. Вместе с ним проходил медкомиссию и Эдик. Сын полковника Лобанова опознал его лишь по выгоревшим пятнистым плавкам – роскошный «хвост» хипповавшему абхазу срезали «под нуль». Получив военный билет, Эдик смягчился к Сергею, хотя черта между ними, за которую ни-ни, оставалась нестертой (Лобанов подозревал, что остаточная холодность вызывалась разницей в росте).

Перед «купцами» Сергей не слишком откровенничал и о своем владении приемами панкратиона не распространялся. Ну его… Забреют еще в десантуру и погонят в «горячую точку»! А оно ему надо?

Однако судьбу обмануть не удалось.

Темно-зеленый «КамАЗ» с табличкой «ЛЮДИ» на коробчатой будке отъехал от военкомата, взрыкивая дизелем, и вывернул на Профсоюзную. Новобранцы, выглядывая в узкие окошки, дико засвистели и затарабанили по гулким стенам: прощай, гражданка!

Сергей сидел у самой двери, Эдик притулился напротив.

– И куда нас теперь? – спросил Чанба.

– В Гудауту, наверное, – пожал плечами Сергей. – А может… не знаю!

Эдик печально покивал. И тут начали происходить события.

Ужасный грохот отрезал все звуки, грузовик подбросило и опрокинуло на бок. Рюкзаки, сумки, бритоголовые призывники – все смешалось в вопящую, стонущую кучу. Знакомо продолбил «ДШК», дырявя крышу будки, ставшую стенкой. Пули, противно чвакая, впивались в тела. Вопли перешли в вой.

– Уходим! – закричал Сергей и ногой вышиб дверцу.

– Куда?! – округлил глаза Эдик.

Сергей не ответил. Выбравшись на четвереньках, он огляделся. Грохоча гусеницами, проехала БМП. На броне, как мухи на дерьме, сидели грузины, потрясая кто «калашами», кто початыми бутылками вина. Из-за крыш пятиэтажек выплыл «Ми-24», метко прозванный «крокодилом», плавно развернулся и выпустил НУРСы по жилой «хрущобе». Было хорошо видно, как взрывом вышибло окна квартиры, как разлеталось горящее белье с веревок.