Преодоление (ЛП) - Страница 43

Я вспоминаю. Как в первый день я увидел ее сидящей на дне моей охотничьей ямы. Как упряма она была поначалу, хотя когда я вспоминаю об этом сейчас, я понимаю, что она была смущена и напугана. Я помню, как она впервые распутала мои волосы и помню маленькую деревянную штуку, которую я сделал, чтобы помочь ей.

Я сделал еще одну и дал ее Лах, когда она стала подругой Тая. Кей получила свою штуку, когда она стала парой Гара. Другие мужчины стали вырезать подобные подарки для своих сыновей и дочерей.

Я вспоминаю первый раз, когда вошел в Бех, касаясь ее нежной спины, помню волны удовольствия, накрывшие меня. Я помню, как положил руку на ее живот и почувствовал, как толкается Лах. Я помню, как родилась Кей, и как Ли помог мне перерезать канатик и положил свою новую сестру на живот своей матери.

Я все это помню.

Бех протягивает руку и касается моей челюсти. Ее пальцы мягкие и прохладные, и я наклоняюсь ближе, когда она гладит мою кожу. Ее рука дрожит.

– Бех... любит... Эгди, - шепчет она, и ее глаза сверкают так же, как в первый раз, когда я пытался поместить в нее ребенка. Кажется, так давно, но так недавно, как будто время не имеет значения для нас.

Но время все еще движется, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить его.

– Люит Бех, - повторяю я, и Бех награждает меня тихой улыбкой и прикосновением тонких пальцев к щеке. – Эгди люит Бех.

Долгое время я просто смотрю в ее глаза. Они стали другими с возрастом, но все равно те же самые. Они все еще держат меня в плену, я хочу провести всю жизнь, глядя в них. Она смотрит на мой рот и чуть заметно улыбается. Ее пальцы касаются моего рта, и ее горло дрожит, когда она глотает и делает еще один трудный вздох.

– Поелу? – Я протягиваю руку и убираю с ее лба серебристые волосы.

Улыбка Бех становится шире, и я приближаюсь, чтобы прижать губы к ее рту. Ее губы мягкие и теплые, как всегда.

Медленно она отстраняется и кладет голову мне на плечо. Я ложусь на шкуру и смотрю на ее лицо. Я чувствую, как она изо всех сил пытается дышать. Я прижимаю ее к себе. Она поворачивается лицом ко мне и дарит мне последнюю улыбку.

А потом снова утыкается в мою грудь, и я чувствую, как ее губы прижимаются к моей коже. Еще один трудный выдох. Еще один.

И тишина.

Мои глаза горят, а грудь стягивается. Я прижимаю Бех к себе, прижимаю голову к ее плечу и вдыхаю запах ее волос. Я провожу носом по морщинистой коже моей Бех и касаюсь ее подбородка.

Я не могу остановить слезы. Я не хочу плакать. Я слишком устал, чтобы плакать. Моя жизнь с Бех была прекрасна, мы прошли через то, что разделяло нас, и объединились в одну семью, в одно племя.

Я не должен плакать.

Я потираюсь щекой о ее плечо и обнимаю Бех крепче. Обвиваю ее руками и ногами, для верности. Я хочу убедиться, что нас ничто не разлучит. Я хочу быть уверен, что мы останемся вместе навсегда.

Я обнимаю Бех, нюхаю ее волосы и делаю долгий, глубокий вдох.

Наконец, в последний раз я закрываю глаза.

 Много тысячелетий спустя…

– Элизабет! Разве это не находка твоей мамы?

Я вздыхаю, пожимаю плечом и поворачиваюсь, чтобы увидеть, как Тереза и Шейла бегут следом за мной. Они хватают покрепче мои руки, чтобы я точно не сбежала, прежде чем потащить меня к следующему музейному экспонату.

Доисторические Любовники.

– Ее группа все еще обвиняется в мошенничестве? – спрашивает Тереза.

– Да, вроде как, - отвечаю я. – Никто ничего не признает, и они не нашли никаких реальных доказательств того, что это было подброшено специально.

– Что было подброшено? – спрашивает Шейла.

Ее родители запрещают ей смотреть телевизор или пользоваться интернетом, поэтому она не имеет ни малейшего представления о том, что происходит в мире. Я не могу представить, что у меня нет ни телевизора, ни iPad, ни моего телефона. Просто... не могу.

Я действительно не хочу вдаваться во все эти объяснения, поэтому вместо ответа просто наклоняюсь и нажимаю маленькую кнопку возле края экспоната – скелетных останков двух доисторических людей, крепко обнимающих друг друга.

– Доисторические любовники, – начинает рассказывать мягкий, женский голос. Мамин голос всегда напоминает мне о днях, когда она читала мне перед сном, и я улыбаюсь, когда он доносится до меня через динамики. – Раскопки, проводимые недалеко от места Печ, Венгрия, обнаружили…

Несколько посетителей присоединяется к группе – некоторые с моего курса, а кто-то просто обычные посетители музея. Находка получила признание организации археологов, но когда ее подлинность была поставлена под сомнение из-за одного из предметов, найденных на месте раскопок, средства массовой информации просто взбесились. Я не понимаю их увлечение всеми этими домыслами. Это ведь могла быть просто ошибка, так?

– ...радиоуглеродное исследование, установившее возраст находки – она гораздо старше, чем любые другие найденные ранее останки Homo sapiens…

Я осматриваю различные объекты, найденные на месте раскопок. Большинство из них – обычные вещи. Помимо настоящих окаменелых скелетов, держащих друг друга в вечных объятьях, есть свидетельства того, что в пещере был огонь. Еще были глиняные черепки – они найдены в близлежащем озере и датировались тем же периодом. Куски на самом деле не обожжены – я знаю это, потому что училась гончарному делу в организации скаутов прошлым летом. Это просто грубые черепки. И там есть странный зигзагообразный узор по центру.

– ...споры вокруг находки начались, когда среди останков была обнаружена маленькая круглая пуговица…

Прожектор светит на экспонат, и я закатываю глаза. Я не могу поверить, что они действительно зациклятся на этом. Свет отражается от маленькой серебряной пуговицы с надписью «JORDACHE» по кругу.

– ...хотя никакого реального объяснения не было предоставлено…

– Боже мой! – вопит Тереза. Она протягивает руку и хватается за металлическую пуговицу на моих джинсах. Да, там есть надпись «JORDACHE». И что? – Я всегда знала, что у тебя чувство стиля как у неандертальца!

У Терезы начинается приступ истерического смеха, и Шейла хихикает в кулак. Она наверняка попытается использовать это как способ устроить поход по магазинам в Атланте в эти выходные. Но у меня слишком много домашней работы, и пока мама ищет кости, а папа экспериментирует в лаборатории, на мне лежат все обязанности по дому. Стирка в том числе.

– ...благодаря использованию современных методов тестирования, установлено, что возраст пуговицы аналогичен возрасту остальных частей находки. Многие религиозные группы теперь используют этот факт в качестве доказательства того, что такие методы датировки ненадежны, и что креационизм…

Я заставляю голос своей матери затихнуть и осматриваю остальную часть экспоната. Там есть еще глина, и она интересовала маму так же сильно, как пуговица. Видимо, тогда никто не делал горшков. Да для этого не нужно даже гончарное колесо. Даже я могу сделать глиняную посуду, ради всего святого. А еще есть узоры в одной из скал, которые, по мнению мамы, были оставлены какой-то плетеной корзиной.

Серьезно - как может быть трудно связать тростинки?

Несмотря то, что я равнодушна к археологии, должна признать, что Любовники интригуют меня. Они крепко обнимают друг друга, руками и ногами. Это даже как-то волнительно. Они лежат лицом друг к другу, и головы их повернуты так, словно они только что разделили последний поцелуй.

– Как вы думаете, они делали это по-собачьи? – хихикает Шейла.

Клянусь, я такая же девственница как и она. Вот только Шейла не смотрит мыльные оперы и ни разу не видела любовной сцены. Только на прошлой неделе она узнала, что есть другие позиции, кроме миссионерской. Но она разрушила очарование, и я отворачиваюсь.

– Еще рано идти в кафе? – спрашиваю я. Я провела половину своей жизни в этом музее. Мамины раскопки, папины исследования. Остальные экспонаты я уже видела.