Преодоление - Страница 107

"Видя тебя, Алеша, в ночном небе, - подумал Сохатый, - многие, наверное, словно бы слышат твой грубоватый от мороза голос: "Люди! Помните!"

Иван Анисимович подходит совсем близко к памятнику и вновь убеждается, что война не забыта. На теплом мраморе надгробия лежат живые цветы. Цветы здешние и цветы южные. Особняком лежат нежные чайные розы. Но почему-то повязанные зеленой лентой.

"Я видел венки с лентами, Алеша. Сам приносил цветы на братские могилы и могилу Неизвестного солдата у Кремлевской стены, но роз с такой лентой мне еще не приходилось видеть... Извини, Алеша, я подниму букет и скажу тебе, что это такое".

Генерал нагнулся, взял цветы в руки и расправил ленту.

- Послушай, Алеша! Я прочитаю тебе: "Спасибо вам всем, Алеша! Мы любим! У нас свадьба!"

Сохатый положил розы обратно на плиту, поправил ленту, чтобы люди могли прочесть слова. Потом, сняв фуражку, совсем не по-военному постоял с непокрытой головой минуту скорби, заново разглядывая вечный огонь, непрерывно обновляющийся в своем горении, и думая при этом, что вот так же из одного начала исходит вечная новизна жизни.

"Мы, наверное, с тобой, солдат, одногодки? Это при" ходили твои влюбленные и благодарные дети поделиться своей счастливой радостью".

Простившись с Алешей и вечным огнем, Сохатый обошел торной тропкой макушку сопки, спустился затем на нижнюю террасу и остановился на ней. Осталось сейчас лишь одно желание - стоять неподвижно и смотреть.

Северная сторона небосвода плавилась золотом. В золоте плыл ярко начищенный диск полуночного солнца, не слепящий глаз. Выше золото переплавлялось в светлую зелень и голубую бирюзу, которая на далеком юге наливалась бездонной ровной синью. Высоту неба я его нескончаемость подчеркивали покоящиеся в полной неподвижности невесомые лебединые перья редких облаков.

Наверное, невозможно передать словом и кистью видевшиеся отсюда сочетания цветов: воздух, небо в золоте, со своей зеленью, синевой и белыми облаками, были наполнены прозрачной розовой теплотой, которая не искажала чистоты красок, но присутствовала в них, согревая все кругом.

Розово-сиреневые сопки. В их развале кварталы плывущего в дымке города. Чуть правее парили неподвижные портальные краны. Их стрелы, как согнутые в локтях руки, будто приготовились взять что-то, но остановились в задумчивости, как бы не решаясь испортить всеобщую тишину лязгом своей работы... Чистое наваждение: нет тумана, кругом светло, а причалы порта, суда около них бестелесно растворялись в розовом, плывущем вдоль залива воздухе.

Иван Анисимович повернул голову немного вправо и увидел чудо: меж сиренево-розовых сопок, почему-то ниже их, оказалось небо с его голубизной и легкими облаками. Корабли кажутся там нереальными. Сознание подсказывает, что не могут такие громады оказаться в небе... И он, улыбнувшись, убеждает себя: "Ты видишь опрокинутое в воду небо. Суда не летят, а спокойно спят на глади вод залива".

Еще правее зеркальный язык залива, уходящий под золотое небо в северную даль, постепенно растворялся в розоватой прозрачности, размывавшей границу воды и сопок.

Молчит "Алеша". Автомат за плечом. Большие, натруженные работой и войной руки отдыхают, придерживая ремень оружия. Он задумчиво смотрит вдаль. Разглядывает далекие сопки, убегающие от него параллельными грядами все дальше и дальше. Что он там видит, в этой сиренево-розовой, теплой, уснувшей дали? Может быть, границу?..

Иван Анисимович смотрит туда же, куда и "Алеша", глядит на залив, на мягкие линии гор, уплывающих в дымку... Спокойствие природы, величественность открывающейся взору панорамы наполняют душу незнакомой, но явственно звучащей торжественной мелодией. Прислушиваясь к музыке тишины и света, он погружается мыслями в свою жизнь и через нее опять возвращается к "Алеше": думает о его родных и близких, о несбывшихся солдатских планах и мечтах, о неродившихся детях.

Для Сохатого сейчас "Алеша" - и олицетворение, и одновременно просто человек. Кто были его друзья и товарищи? Где они? Раздумывая о друзьях, он вдруг вспоминает одного из них.

Там, ближе к океану, где у пирсов и на рейде стоят боевые корабли, установлен памятник матросу Отечественной. Матрос - в бушлате и тельняшке изображен в атаке, в броске через годы. Легкая одежда и бескозырка не стесняют движений. Он повернулся грудью к морскому простору и готов хоть сейчас в бой... Неимоверно трудна его атака через всю жизнь. Не всякий выдержит ее напряжение. А он, пройдя войну без отдыха, и теперь не ищет легкой жизни... За его спиной город, амфитеатром поднимающийся на сопки.

Каждый час .у мемориала матросской славы из динамиков слышится грозный накат океанского прибоя и звучит ставшая почти народной песня "Прощайте, скалистые горы".

Священна память и безмерна народная благодарность человеку войны, отстоявшему свободу и подарившему людям мир на земле.

Пришедшие из прошлого и вросшие в сегодняшнее матрос и солдат не выпускают оружия из своих крепких рук. И оружие в их руках виделось Сохатому символическим завещанием, которое звучало строго и предупреждающе: "Смотрите! Мы добыли победу, но время смут еще не прошло. Будьте всегда начеку!" Да, великое прошлое вошло в сегодняшний день и прорастало в будущее.

* * *

Все флаги, приходящие в этот порт, видят издалека матросскую изготовку к бою и спокойную сосредоточенность солдата. И часто в знак истинного уважения к подвигу советских людей, в память жертв Великой Отечественной войны на флагштоке судна приспускается вымпел и в крутые откосы берегов Кольского залива ударяется торжественно-грустный голос корабельного ревуна.

Солдат и матрос внимательно смотрят на гостей.

Что же, для любого флота - это хороший повод для раздумья: гостеприимный, радушный город, а рядом на рейде - боевые корабли. На выходе из залива - щупальца локаторов пограничной охраны и сторожевой корабль.

Пожалуйста, приходи и уходи, если с миром и по-хорошему.

Примечания

Пионер - авиационный прибор, показывающий разворот и скольжение самолета.