Прелюдия к большой войне - Страница 15
Легко они не сдадутся. Они вообще не сдадутся. Всем ведь было хорошо известно, что и в Капской колонии, и в Натале сильны антибританские настроения, там живет много буров, которые с сочувствием относятся к своим братьям из Трансвааля и Оранжевой. Пожар запылает по всей Южной Африке. Под ногами британцев повсюду будет гореть земля. Нигде они не смогут чувствовать себя в безопасности.
Рохлин переводил взгляд с одного лица на другое, пытался запомнить их, потому что до этой встречи он знал далеко не всех. Стейн, одетый в сюртук, отчего-то напомнил ему своей бородой адмирала Макарова, сменившего мундир на гражданскую одежду. Однажды Рохлин поймал на себе взгляд Стейна, едва не покраснел от смущения, но вовремя посчитал, что если отведет взгляд в сторону, то нанесет президенту Оранжевой оскорбление. Рохлин едва кивнул Стейну, а у того в ответ чуть дрогнули кончики губ в легкой улыбке. Крюгер ведь рассказал Стейну, кто эти русские и зачем они прибыли в Преторию.
В бурских республиках собиралось множество добровольцев со всего мира, которые хотели остановить зло, что несла повсюду Британская империя. Создавалось впечатление, что здесь решается судьба мира. Здесь собрались те, кто понял, что надо остановить зло. Остановить его здесь. Иначе оно распространится по всему миру, отравит его.
На пути его пока что стояли тысяча немцев, семьсот французов, полторы сотни русских и почти пятьдесят тысяч буров. Из-за океана прибывали американские ирландцы. У тех были свои счеты с британцами. Удивительно, что, казалось бы, непримиримые враги – немцы и французы – стояли плечом к плечу, готовые сразиться с общим врагом.
Южная Африка станет тем местом, которое позволит объединиться России, Франции и Германии. Этот Тройственный союз еще будет вершить судьбы мира. Но это будет потом, а пока что двум бурским республикам предстояло ощутить на себе первый удар безжалостного парового катка, именуемого Британской империей.
Некоторые бурские командиры, такие как Пит Жубер, Деларей, Девет или Кронье, с окладистыми пышными седыми бородами, одетые в простые потертые костюмы с жилетками и цепочками часов, торчащими из их карманов, напоминали Рохлину сельских старост. У них были удивительные лица с кожей, высушенной солнцем и ветрами вельда, мозолистые руки, которые привыкли не зарабатывать себе обед, а добывать его, и поразительно умные глаза. Рохлин смущался в присутствии этих людей, потому что от них веяло силой. Такой силой, что должна веять от писателя, книжками которого зачитывается весь мир. Им ничего не надо говорить, потому что они уже все сказали. Им достаточно только присутствовать на заседании. Рохлин вдруг понял, что эти бурские командиры напоминают ему Льва Толстого. Будь русский писатель помоложе, приехал бы сюда на край света. Он ведь почти полвека назад уже стоял на пути зла, что несла Британская империя.
Рохлину становилось страшно от мысли, что этим людям придется сражаться с армией, которая вела постоянные бои в Индии и Африке. Много ли навоюет крестьянин? Но русские партизаны почти сто лет назад поднимали на вилы отряды французов, прошедших триумфальным маршем через всю Европу. Внешность этих людей тоже была обманчива. Двадцать лет назад они уже разбили британцев. С той поры у них почти и не было спокойных годов. Бесконечные войны с кафрами закалили их.
Здесь был весь цвет бурских республик.
Луис Бота в отличии от своих более старших коллег, буквально фонтанировал энергией. А его глаза могли пронзить насквозь. Ему не сиделось на месте. Его место было не за столом переговоров, а в вельде, рядом со своими отрядами.
Ян Сметс был холоден и спокоен. Его внешность – аккуратная стрижка, дорогой двубортный сюртук, белая рубашка и бабочка – больше всего соответствовала торжественной обстановке. Он выглядел настоящим франтом. Ему еще не исполнилось и тридцати, но в течение последнего года ему было поручено заниматься модернизацией вооружения Трансвааля. Уже сейчас поговаривали, что со временем он может стать президентом республики.
А Дани Терон и вовсе по годам был мальчишкой. Он командовал отрядами разведчиков. Из его клана на войну с британцами пошли все, кто мог держать оружие. Буры умели держать его с малолетства. Уже в девять лет любой мальчишка мог подстрелить в вельде антилопу и обеспечить пропитанием свою семью. Таких малолеток, конечно, из отрядов гнали, но четырнадцатилетние мальчишки уже считались воинами. Их было немало в отрядах Терона, как и стариков с седыми бородами. Дед, отец, сын. Три поколения в одном строю.
– Как я могу их удержать по домам? – спрашивал Терон. – Они все хотят воевать. Они знают лучше меня, что это будет война на выживание. Если мы проиграем, нас никого не останется. Британцы никого не оставят в живых.
Рохлин смотрел на лица этих людей, стараясь прочитать их судьбы. Единственное, что он мог сказать – этих людей будут помнить по всему свету и через сто лет, и через двести, узнавать их лица на старых выцветших фотографиях, а не случись этого противостояния, они так и остались бы неизвестны. А еще он понимал, что почти все они обречены, и возможно, он тоже.
На столе была развернута огромная карта бурских республик, на которой были обозначены все сколько-нибудь маленькие холмики и ручейки. Наталь глубоко вклинивался между двумя бурскими республиками своеобразным выступом. На карте было обозначено направление основных ударов. Их должны были нанести одновременно из Трансвааля и Оранжевой в направлении Ледисмита. В случае успеха и быстрого продвижения бурских отрядов отсекались британские войска, которые находились севернее Ледисмита, перерезалась железная дорога, и открывался прямой путь на Дурбан. Такую же схему начала войны предлагал и российский Генштаб, но Рохлин не сомневался, что буры давным-давно уже разработали план ведения войны. Они также намеревались нанести вспомогательный удар в Капской колонии по Кимберли. Главным образом это делалось для того, чтобы буры, живущие в колонии, подняли восстание.
Рохлина с Савицким оставили в Претории собирать отряд из русских добровольцев. Им отвели номер в гостинице «Гранд-отель» в самом центре города – напротив Золотой биржи. За проживание денег не просили. Кормили тоже бесплатно – в ресторане при гостинице. Свободного времени было вдоволь. Работа была непыльной и скучной, добровольцев пребывало не очень много. Этак можно было просидеть без дела в комфорте в столице Трансвааля, пока буры не возьмут Кейптаун, или, что более вероятно, дождаться, когда сюда придут британцы.
Похоже, буры не слишком-то доверяли иностранным добровольцам, считая их не помощью, а обузой. Всякие люди сюда приезжали. Некоторых не столько патриотические чувства сюда приводили, сколько желание подзаработать. Поначалу Рохлина с Савицким намеревались отправить в Кимберли, на самую окраину боевых действий, где они в скуке и тоске провели бы все те месяцы, в течение которых буры пробивались к Дурбану. Но одно обстоятельство все изменило.
На границе Наталя и Капской колонии находилось местечко, именуемое Пондо-ленд – по названию обитавшего в этих землях туземного племени. Десять лет назад вождь пондо созвал совет старейшин, на котором постановили: просить защиту у великого народа, живущего далеко на севере. То есть пондо хотели добровольно войти в состав Российской империи на вечные времена. Соответствующее прошение было даже направлено императору Александру III. Обычно Российская империя охотно шла навстречу таким просьбам. Но на этот раз отлаженная схема дала сбой. Земли пондо находились слишком далеко. Чтобы защитить этот клочок земли от наложивших на него лапу британцев, пришлось бы гнать армию на край земли. Император был вынужден ответить туземцам отказом.
Однако о просьбе пондо буры были хорошо осведомлены и теперь полагали, что туземцы поддержат отряд, который полностью состоит из выходцев из Российской империи. Впрочем, до Пондо-ленда путь был неблизким, через весь Наталь.
Да и окончательно вопрос о привлечении кафров к боевым действиям на стороне буров решен не был. Почти все бурские генералы отзывались об этой идее резко отрицательно. Во-первых, она могла ударить по основе основ бурского менталитета, по патриархальному укладу, в котором кафрам отводилась лишь роль слуг, положением своим немногим отличаясь от рабства. Во-вторых, – и это, пожалуй, был главный аргумент противников идеи, – кафры, получив оружие, могли обратить его против буров. Они ведь постоянно поднимали восстания в республиках, сжигали фермы и убивали поселенцев. Когда у них в руках окажется современное оружие, справиться с ними будет гораздо труднее. Уступки, которых требовали аутлендеры, то есть равные избирательные права, кафрам не нужны. Им нужна только земля, им нужно лишь одно – чтобы белые убрались прочь. Дав им оружие, не откупорят ли буры бутылку с заточенным там злым джинном, с которым уже не сумеют справиться?