Прелюдия беды. Мрак под солнцем. Четвертая и пятая книги (СИ) - Страница 148

Исламабад, Пакистан. Начальник станции Г. Уолш.

Пачеко перечитал это дважды. То, что было написано — не укладывалось в уме.

— Кому… какого черта, Алистер? Сколько вы держали это у себя, мать вашу? Сколько?!

— Пит Склодовски погиб этой ночью — сказал Сафт — при очень подозрительных обстоятельствах. Спецсообщение пролежало до утра, утром его передали мне.

— Вашу мать…

Все… приехали.

Пачеко бухнулся на стул для посетителей.

— Президенту уже доложили?

— Нет.

— Твою мать…

— Мы не готовы — сказал Сафт — у нас нет ни хрена резервов, мы сосредоточили силы совсем в другом направлении. Остается только одно — вбомбить этих ублюдков атомными бомбами обратно в каменный век.

— Ты что — Китай бомбить собрался!?

Пачеко протянул руку, набрал короткий внутренний номер на трубке.

— На десять все отменить — скомандовал он.

— Но сэр… — удивился помощник — ситуация…

— А мне насрать! — заорал Пачеко — насрать на ситуацию! Сказано отменить, значит, отменить! И еще! Только что — здесь был генерал Петреус! Догоните его, верните… любой ценой… как хотите! Он должен быть здесь в течение часа.

— Сделаем, сэр…

— Петреус… — с сомнением и скрытым страхом проговорил Сафт — с ним у нас будут проблемы. Ты что, хочешь…

— Заткнись, сволочь! — Пачеко схватил директора ЦРУ за лацканы костюма — заткнись, гнида! Проболтали все что можно, теперь настало время действовать! Ты, с твоими распоясавшимися ублюдками — и сортир не найдешь, когда приспичит! Думаешь, я не знаю, как вы там липу гоните? Так что сиди! И молчи!

Пачеко отлично знал правила игры в Вашингтоне. Чтобы списать собственные ошибки — нужна кровь. Чужая, конечно, кровь — проливать свою дураков нет. И чем страшнее ошибка — тем больше потребуется крови.

Так министр безопасности Родины из голубя за несколько секунд превратился в самого оголтелого ястреба…

Пешавар. Пакистан

27 июля 2015 года

Генерал Алим Шариф не ощущал радости от того, что он был в самом конце пути. Скорее, он ощущал усталость и раздавленность. Радости не было, совершенно. Он все потерял. Всех — подставил. Не было ничего хорошего, что он оставил на этой земле.

— Ты понял, что ты должен сказать? — спросил он своего приемного сына, стоя на втором этаже неприметного здания в Хаятабаде, одном из районов Пешавара.

— Да, но… я не понимаю, отец, почему я должен предавать вас? Почему?!

— Это не предательство. Это разведывательное задание. Ты должен выполнить его, как выполнил до этого десятки других.

— Но отец!

— Я когда-нибудь врал тебе? Когда-нибудь подводил тебя?

— Этого не было.

— Верь мне. Ты должен это сделать.

Его сын, только что получивший звание полковника — порывисто сделал несколько шагов вперед, схватил руку своего приемного отца и поцеловал. Затем — отступив, отдал честь, четко, красиво. Отец — ответил ему тем же.

— Я горжусь тем, что у меня такой сын.

— О, Аллах, мне не нужно другого отца кроме вас!

— Иди. Аллах с тобой.

Тарик повернулся и вышел. Генерал — закрыл дверь, потом подтащил поближе большой железный ящик на ножках и открыл окно. Потом — принялся вытаскивать из сейфа пачки долларов и бросать их в разожженный в ящике огонь. И огонь — благодарно принял щедрые дары, превращая в пепел и прах плоды многолетней работы…

Человек, известный в Пешаваре как Джозеф Ли — прибыл сюда вчера на военно-транспортном самолете, принадлежащем Народно-освободительной армии Китая. Это был один из немногих прибывших сюда на завершающем этапе сосредоточения самолетов: надо было проявлять особую осторожность, чтобы не спугнуть оленя. Перед тем, как лететь в Пакистан — Джозеф Ли переоделся в привычные джинсы и свитер — но ему по должности полагалась форма генерал-лейтенанта Народно-освободительной армии Китая. В предстоящей кампании его и его людям предстояло сыграть очень важную роль: опираясь на разведывательные возможности пакистанских спецслужб он должен был учредить основную резидентуру китайской разведки в Кабуле и вспомогательные — во всех крупных городах страны. Предстояла масса работы — все всяких сомнений американцы попробуют уничтожить всю документацию, он лично, с приданным им отрядом спецназа должен будет этому помешать и по возможности — захватить не только файлы с агентурой, но и живых секретоносителей. С этой целью ему передавался в подчинение отряд северокорейского спецназа в составе восьмидесяти человек — даже он боялся их. После чего, необходимо было быстро принять решения относительно того, кого можно перевербовать — а в отношении кого следует применить «радикальные методы перевоспитания». Перед отправкой сюда, он разговаривал лично с Да Линем, одним из высших функционеров ЦК КПК, ответственным за органы безопасности. Да Линь предостерег от излишнего кровопролития, по крайней мере на начальной стадии операции — нельзя, чтобы у афганского народа создалось впечатление, что на смену одним захватчикам пришли другие захватчики. Потом, как только Народно-освободительная армия Китая выйдет и закрепится на планируемых рубежах, после того как удастся отразить атаки американцев, после того как будет закреплен статус кво — тогда и можно будет приступать к массовому перевоспитанию ^[163]. Но ничуть не раньше…

Человек, известный в Пешаваре как Джозеф Ли был полностью согласен с товарищем Да Лянем в отношении мер, какие следовало применять в отношении партизан и террористов. Афганистан находился в состоянии войны уже тридцать пять лет, выросло два поколения людей, которые забыли что такое мирная жизнь — а многие и никогда не жили мирно, пуштуны, например, бунтовали и против англичан и против Советского союза и против американцев. Китай не должен повторять ошибок этих держав, рассчитывающих на замирение пуштунов: замирить их было просто невозможно. Их нужно было просто уничтожить, чтобы освободить эти земли от такого злокозненного и непокорного народа. Решение пуштунского вопроса планировалось на второй фазе кампании, для этого одна из химических фирм в Китае создала специальный газ. Этот газ был тяжелее воздуха, он прекрасно заполнял пещеры и ущелья, приводя к смерти от паралича мышц, отвечающих за дыхание. Попадая на воздух, это газ разлагался в течение девяноста шести часов, его компоненты оседали на почве и не были опасны для человека. Это было очень важно — газ не должен быть таким, как иприт, от которого своим умереть ничуть не сложнее чем чужим. Этот газ был испытан дважды, последний раз — при массовой казни чиновников за взяточничество. Он действовал превосходно. После проведенной санитарной обработки — а ее планировалось проводить путем распыления газа с транспортных самолетов, тела пуштунов планировалось поместить в специальные биореакторы для ускоренного разложения и изготовления удобрений.

Более того, газ был бинарным и это давало дополнительную степень защищенности. Только когда смешивались примерно в равной пропорции три компонента — этот газ обретал свою смертоносную мощь, до этого отравиться можно было, только если специально пить ингредиенты газа, что естественно никто не будет делать. Транспортировать эти ингредиенты предполагалось отдельно, чтобы до поры не привлекать внимания.

Что же касается пуштунов в городах — то тут мнения расходились. Кто-то предлагал использовать их как доноров органов для жителей Китая и особенно китайских солдат, которые будут нуждаться в трансплантации вследствие травм, полученных в ходе боевых действий. В конце концов — используют же тела преступников, почему бы не использовать тела пуштунов? Это предложение не прошло, как чреватое непредвиденными осложнениями и требующее изрядных усилий. Кто-то предлагал распылить газ и над крупными городами — но это предложение тоже не прошло по причине того, что это было уже слишком — кто-то все таки должен был остаться в живых, желательно нацменьшинства, которые будут испытывать благодарность Китаю. Один из министров призвал пощадить их — но это предложение было поднято на смех, потому что все понимали: пощадить — значит, нажить себе врагов. Окончательное решение так и не приняли, сошлись только на то, что за любое сопротивление следует наказывать смертью. Что пуштуны, что арабы — слишком распоясались, они не признают порядка и власти, постоянно бунтуют, им неведомо само понятие порядка в том виде, в каком его понимают китайцы. Только форсированные меры по перевоспитанию и исправлению — способны были в короткий срок нормализовать ситуацию на Новых территориях и не допустить различных нежелательных эксцессов.