Прелестные создания - Страница 8
Лорд Хенли беспокойно подвигал ногами:
– Полагаю, вы не много видели людей, лежащих на спине со скрещенными на груди руками, так ведь, мисс Филпот? Однако хороним мы их именно так. Черви свертываются в клубок, когда умирают.
Я едва не фыркнула, потому что мне предстало зрелище сонма червей, собравшихся вокруг одного из своих покойных собратьев, чтобы свернуть его в клубок перед тем, как предать земле. Идея была явно смехотворная, и все же лорд Хенли не сомневался в своей правоте. Однако выяснять его взгляды на похоронные обряды низших существ я не стала, потому что Маргарет, сидевшая за столом чуть дальше от меня, качала мне головой, а мужчина напротив вскинул брови из-за нашего, как ему казалось, странного разговора.
Теперь я знаю, что аммониты были морскими тварями, довольно близкими к современным наутилусам, с раковинами и щупальцами, как у головоногих моллюсков. Жаль, что я не могла сказать об этом лорду Хенли на том обеде, когда он с такой уверенностью говорил о свернувшихся червях. Но в то время я не обладала ни достаточными научными познаниями, ни уверенностью в себе.
Позже, показывая мне свою коллекцию, лорд Хенли выставил себя еще более невежественным, не будучи способным отличить один аммонит от другого. Когда я указала, что один из них был отмечен прямыми шовными линиями, пересекающими спираль, в то время как на другом у каждой линии имелись две шишечки, нарушающие спиральную форму, он похлопал меня по руке.
– Какая же вы умненькая! – сказал он, покачивая головой.
Тогда я почувствовала, что мы с ним никогда не будем вместе ломать голову над загадками древней природы. У меня были и терпение, и зоркость к деталям, необходимые для изучения своих находок, а лорд Хенли обходился без лишних, по его мнению, знаний и не желал, чтобы ему об этом напоминали.
Джеймс Фут был другом семьи лорда Хенли, и наши пути должны были пересечься на рождественском балу, когда в особняке собралась добрая половина населения Западного Дорсетшира. Но мы с Луизой впервые услышали о нем за завтраком после одного из летних балов в Курзале.
– Я ничего не могу есть, – объявила Маргарет, усаживаясь за стол и взмахом руки отставляя тарелку с копченой семгой. – Я слишком взволнована! Кажется, я влюбилась.
Луиза вскинула глаза на сестру, а я просто улыбнулась в чашку чая. После балов Маргарет часто делала совершенно невероятные заявления, и мы хотя и смеялись над ними, но не останавливали ее.
– Как на сей раз его зовут? – спросила я.
– Джеймс Фут.
– В самом деле? А сколько в нем футов?
Маргарет состроила мне гримасу и взяла с решетки ломтик поджаренного хлеба.
– Он джентльмен, – возвестила она. – Он друг лорда Хенли, у него ферма возле Биминстера, и он прекрасно танцует. Он уже попросил меня о первом туре на балу во вторник!
Я смотрела, как она грызет свою корочку хлеба. Хотя подобные признания мне достаточно часто приходилось слышать и раньше, что-то в самой Маргарет изменилось. Она казалась более замкнутой. Подбородок у нее был опущен, как будто она удерживала лишние эмоции и погружалась в себя, чтобы прислушиваться к новым чувствам, в которых пыталась разобраться. И хотя ее руки по-прежнему не знали покоя, их движения были более предсказуемыми.
«Она готова к тому, что он сделает ей предложение», – подумала я. Уставившись в скатерть – бледно-желтую ткань, расшитую по краям нашей покойной матерью, а теперь усыпанную крошками, – я вознесла короткую молитву, прося у Бога помощи в начинаниях моей сестры. Подняв глаза, я встретилась со взглядом Луизы. Вероятно, в моих глазах грусть соперничала с надеждой. Я и прежде посылала Богу много молитв, которые оставались без ответа, и порой задумывалась, слышал ли Он то, о чем я Его прошу, или пропускал мои просьбы мимо Своих ушей?
Маргарет продолжала еженедельно вальсировать с Джеймсом Футом, и мы продолжали выслушивать ее восторженные замечания о нем за завтраком, обедом, чаем и ужином, на прогулках и даже по вечерам, когда пытались читать. Наконец нам с Луизой пришло в голову проводить Маргарет на очередной бал, чтобы иметь возможность увидеть его самолично.
Я нашла его весьма симпатичным с виду, более даже, чем ожидала, – хотя почему бы нашему графству не производить на свет привлекательных мужчин, ничем не уступающих жителям Лондона? Он был высок и строен, и все в нем было аккуратно и элегантно, начиная с недавно стриженных волнистых волос и кончая бледными, тонкими руками. На нем был прекрасный шоколадно-коричневый фрак – того же цвета, что и его глаза. Фрак этот выглядел просто великолепно на фоне бледно-зеленого платья Маргарет, что, должно быть, и было причиной, по которой она теперь его постоянно носила. Она настояла на том, чтобы я обшила ее платье темно-зеленой лентой у талии, а также помогла свернуть ей тюрбан с перьями соответствующей окраски. Что говорить, со времени появления Джеймса Фута в Лайме она стала даже еще больше носиться со своими туалетами, покупая новые перчатки, отбеливая свои бальные туфли, чтобы удалить потертости на подошвах, отправляя письма нашей невестке с просьбами прислать ей что-нибудь новенькое и модное из Лондона. Мы с Луизой не особенно беспокоились о своей одежде, выбирая ткани на платья с приглушенными тонами (Луиза – темно-синие и зеленые, а я – лиловые или серые), но мы были счастливы, когда могли позволить Маргарет побаловать себя тканями пастельных тонов и с цветочными узорами. И если денег хватало только на одно новое платье, мы настаивали на том, чтобы оно досталось ей. Теперь, глядя на свою сестру, я радовалась, потому что она выглядела просто прелестно, танцуя с Джеймсом Футом в своем зеленом бальном платье и с перьями в волосах. Наблюдая за ними, я была очень довольна.
Луиза не вполне разделяла мои чувства. В Курзале она не сказала мне ни слова, но позже, когда мы оказались дома и уже готовились ко сну, оставив Маргарет танцевать и положившись на заверение наших друзей, что они проводят ее домой, Луиза, повернувшись ко мне, объявила:
– Он слишком много заботится о своем внешнем виде.
Я надвинула ночной чепчик на лоб и забралась в постель.
– Маргарет тоже заботится о своей внешности. Кажется, это нормально. Или ты так не считаешь?
Хотя было слишком поздно, чтобы читать, я не задувала свечу, но смотрела, как трепещут паутинки на потолке в горячем дуновении, поднимающемся над пламенем.
– Дело не в том, как он одевается, хотя это и отражает его наклонности, – сказала Луиза. – Мне кажется, что он слишком правильный.
– Но и мы такие же, – возразила я.
Луиза задула свечу.
Я понимала, что она имеет в виду. Я почувствовала это, как только Джеймс Фут был мне представлен. Он был обходительным, открытым и светским молодым человеком. Я поймала себя на том, что стараюсь отвечать на его расспросы как можно вежливее. Когда мы разговаривали, его глаза скользнули по вырезу моего далеко не нового фиолетового платья и я почувствовала, как некое подобие осуждения, возникнув в его голове, было на время отложено, но не забыто. В свое время он извлечет это мимолетное впечатление из своей памяти и займется его обдумыванием. Я вполне могла себе представить, как он, выбрав подходящий момент, говорит своей сестре:
– Элизабет Филпот совсем не следит за модой. Ты обратила внимание, как она одевается?
Ради блага Маргарет я пыталась и выглядеть, и вести себя надлежащим образом, когда однажды Джеймс Фут навестил нас в коттедже Морли. Сам Джеймс Фут тоже был очень любезен. Он попросил Луизу показать ему сад и, обнаружив, что у нее нет гортензий, обещал прислать ей черенки. Она не стала говорить ему, что терпеть не может гортензий. Он не упустил случая осмотреть мою коллекцию и проявил гораздо большую осведомленность об окаменелостях, нежели Генри Хоуст Хенли. Предложив мне съездить в Айп, находившийся дальше по побережью, неподалеку от Бридпорта, чтобы поискать там офиуры или хрупкие морские звезды, он добавил, что рад будет увидеть меня на своей ферме. Я, со своей стороны, не расспрашивала о его находках так подробно, как мне того хотелось, но, напротив, позволила ему самому вести разговор, и в тот раз все было очень мило.