Прелестная сумасбродка - Страница 36

— Мои условия? — тупо повторила Мэри. Ей казалось, что все это какой-то бессмысленный сон.

— Да, ты же мне все уши прожужжала о том, как тебе противна женитьба. Твой отец утверждает, что для тебя отрицание брака — священный принцип. Он признался, что много раз пытался тебя переубедить — и безуспешно.

Комната закружилась вокруг Мэри, и к горлу подступила тошнота.

— Священный принцип? — Сейчас Мэри была способна только повторять, как попугай, слова герцога.

— Я еще больше уважаю тебя за твою верность убеждениям, — бесстрастным, размеренным голосом продолжал герцог. — Постоянство — прекрасная черта, особенно для красивой женщины.

Он огляделся кругом.

— Что ж, больше говорить не о чем. Собирай вещи и прощайся с отцом. Примерно через час за тобой заедет мой кучер и отвезет тебя в мою нынешнюю резиденцию. Ты, конечно, ее знаешь — это «Вязы».

— Я… я должна жить с вами? — Стены вновь пошли в пляс. — Здесь, в Стоксберри-Хаттоне?

Герцог саркастически взметнул вверх черные брови.

— Пока здесь. Потом вернемся в Лондон. Кроме того, у меня есть еще несколько домов в Англии, вилла во Флоренции, плантация в…

— Я не стану с вами жить! — вскричала Мэри. — Господи, что скажут люди? Ведь мой отец — священник!

— Мы пробудем здесь всего неделю, — ответил он. — Я осмотрю фабрику и шахты, а затем…

Мэри вскочила на ноги.

— Нет, я не могу этого вынести! — взорвалась она. — Вы не увидите в шахте ничего — понимаете, ничего! Этот подонок Хетфилд наверняка сейчас моет и скребет галереи, оттирает стены стиральным порошком и разрисовывает цветочками! А на прядильной фабрике вас встретят работницы, разодетые, как горничные в лучших лондонских домах, спляшут вокруг вас джигу и хором расскажут, как славно им работается под началом у доброго мистера Пархема! А я тем временем буду жить с вами, как какая-то шлю… ну хорошо, как любовница, носить модные наряды, с утра до вечера разбирать ваши проклятые образцы, а отец не сможет людям в глаза смотреть из-за моего поведения!

Герцог рассматривал ее все с тем же непроницаемым лицом.

— Мэри, я просто иду навстречу твоим желаниям. Или ты хочешь отречься от учения достопочтенной Мэри Уоллстонкрафт и выйти за меня замуж?

— Никогда! — без колебаний ответила Мэри. Ведь для нее это означало предать не только любимые идеалы, но и Пенни, и Софронию, и маленького Джонни Кобба, и его несчастную мать, и всех бедняков, ждущих от нее помощи…

— А что будет с Пенни Макдугал и Софронией Стек? — спросила она. — Для них вы тоже придумаете какое-нибудь изуверское наказание?

Уэстермир удивленно посмотрел на нее — о двух других девушках он совсем забыл.

— Ах да, — наконец пробормотал он. — Видишь ли, мы о них почти не говорили. Учитель и доктор, едва вошли, заинтересовались моим микроскопом — до сих пор они видели ахроматический микроскоп только на рисунках в каталогах. Потом я показал им свой новый телескоп… Словом, разговор ушел в сторону.

— Вы говорили о микроскопе? — ахнула Мэри. — Мы здесь с Пенни и Софией не знали, куда деваться от страха, заранее оплакивали свою судьбу, а вы, оказывается, обсуждали новейшие достижения науки и техники!

— Все трое пообещали мне присматривать за дочерьми, — бесстрастно продолжил герцог, — и не подпускать их к шахтам. Деталей мы не обсуждали. Меня интересовал в первую очередь твой отец, а не остальные двое.

— И вас нисколько не волнует, что будет с моими подругами?

— Говорю же тебе. — нетерпеливо хмурясь, ответил Доминик, — Стек и Макдугал обещали за ними присматривать и держать подальше от шахт и фабрики. И от всех остальных мест, где они могут устроить дебош. Впрочем, поскольку ты в этой троице заводила, все мы согласились, что достаточно увезти тебя — и проблема решится сама собой.

С уст Мэри сорвался стон — стон гнева и отчаяния. Она оглядывалась кругом, словно ища путь к спасению.

Уэстермир поймал ее в ловушку, обернув против нее ее же собственные слова! Что же делать? Должен быть какой-то выход!

— Я… я согласна на ваше предложение, — осторожно заговорила девушка. — Но только в Лондоне. Понимаете, я преданная поклонница Мэри Уоллстонкрафт и, разумеется, не собираюсь отрекаться от ее учения. Но здесь, в «Вязах», жить с вами не могу! Только подумайте, что люди начнут говорить обо мне и о моем отце!

Доминик де Врие, двенадцатый герцог Уэстермир, вгляделся в ее смущенное лицо и вздохнул.

— Вот она, цена вашим убеждениям, мисс Фенвик. Интересно бы проверить, как на них влияет география.

Губы его изогнулись в подобии улыбки.

— Ты ведь христианка, Мэри? Представь, что ты приехала в Египет, где на христиан смотрят косо. Хотелось бы мне знать, на какой день ты наденешь паранджу и начнешь творить намаз?

— Ради бога, замолчите! — прошипела Мэри.

Несколько минут она мерила шагами комнату, а герцог наблюдал за ней все с тем же холодно-непроницаемым видом. Когда девушка наконец повернулась к нему, на ресницах у нее блестели слезы.

— В этом доме я прожила всю жизнь, — тихо произнесла она. — Чтобы попрощаться с ним, мне не хватит часа. Пожалуйста, пришлите за мной карету завтра утром. Скажем, в десять часов.

— Хорошо, утром, — подумав, ответил он. — В десять.

На пороге Доминик остановился, словно хотел сказать что-то еще… но тряхнул головой и вышел, с треском захлопнув за собой дверь.

Мэри подошла к камину и помешала кочергой угли. Надо выждать, думала она. Через четверть часа экипаж Уэстермира выедет из деревни и начнет подниматься по аллее Уинстон на холм, где стоит его усадьба. Через пятнадцать минут она будет в безопасности.

Едва пятнадцать минут истекли, Мэри бросилась в прихожую, накинула плащ и торопливо нахлобучила на голову чепчик. Отец, увлеченный своими книгами, не слышал ее ухода.

Сперва к Пенелопе, думала Мэри, затем вместе с ней к доктору. На кухне у Стека все трое рассядутся вокруг стола, выпьют по чашечке чая, совсем как в добрые старые времена, а затем Мэри расскажет своим подругам обо всем, что с ней произошло, изложит свой план и попросит у них совета и помощи.

— Быть может, сегодня «неразлучные» встречаются в последний раз, — грустно заметила Мэри и пододвинула чашку, чтобы Софи налила ей еще чая.

Девушки сидели за столом на кухне у Стеков. Пенни и Софи устроились так, чтобы огонь камина грел им спины; Мэри сидела напротив.

— Я уезжаю в Лондон, — заговорила Мэри; блики пламени освещали ее задумчивое лицо. — Прочь от родного Стоксберри-Хаттона, от отца и любимых подруг. Меня ждет совсем иная жизнь, несравнимая с прежней…

Она испустила тяжкий вздох.

— Что ж, будем надеяться, что хотя бы надежды наши сбудутся!

Пенелопа вздохнула в ответ.

— Для начала нужно, чтобы Уэстермир узнал правду. А я опасаюсь, что управляющий Хетфилд и Робинсон Пархем наврут ему с три короба, и он уедет, даже не заглянув ни на фабрику, ни на шахту.

— А что с того, если и заглянет? — фыркнула Мэри. — Он уже не увидит там женщин и детей, больных, измученных, работающих с утра до ночи за жалкие гроши! Их всех уволили по приказу Пархема.

Софи положила нож, которым разрезала яблоко, и подняла жгучие черные глаза на Мэри.

— Насколько я понимаю, ты созвала нас, потому что у тебя есть какой-то план?

— Да. Только он не мой, а Пенелопы. — Она повернулась к Пенни. — Помнишь наш разговор за чаем в библиотеке у герцога? Ты говорила, что я должна обворожить герцога своей красотой, а затем потребовать у него крупную сумму и на эти деньги помочь нуждающимся жителям Стоксберри-Хаттона!

— Господи, неужели я и вправду такое говорила? — покраснела Пенелопа. — Ну, видишь ли, когда наш первоначальный план не сработал, я пришла в отчаяние; а узнав, что герцог поселил тебя у себя дома и хочет на тебе жениться…

— Больше не хочет, — хмуро прервала ее Мэри. — Это он ясно дал понять. Я должна жить с ним без венчания, как он выразился — «на моих условиях, согласно учению Мэри Уоллстонкрафт».