Прекрасный принц (ЛП) - Страница 2

— Вообще-то он молодец, — признал я. — Только не говори ему, что я это сказал.

Мама рассмеялась, на этот раз звонко, тепло и искренне.

— Ох, сынок, я не о работе. Клянусь, ты и правда думаешь только о ней.

Ей нравилось иногда журить меня за это, но на самом деле мама была довольна, что я смог безупречно перенять бразды правления и взять все в свои руки после гибели отца. Я стал единственным, кто мог держать поводок на этом живом, рычащем и извергавшем клубы дыма при дыхании огромном звере, который олицетворял наше почти безграничное состояние.

— Поддержание нашей империи занимает полный рабочий день, — я скосил на нее взгляд, отметив мелькнувшую в глазах матери вспышку боли. Мы с ней прекрасно знали, почему я управлял этой империей. Потому что он больше не мог. А мама предпочитала и дальше вести свои невинные игры, но все мы знали, кто из нас настоящий кукловод, стоявший за нашей фамилией. Мама любила тихо губить людей там, где я предпочитал выставлять все напоказ, подобно новому, сшитому на заказ костюму.

— Дело в его машине, — она разочарованно вздохнула. — Он так наивен, что даже не понимает, что делает.

— А в чем дело?

— Он испытывает мое терпение.

Я с трудом сдержал смешок. Да, Перри не всегда у мамы на правах любимого золотого ребенка.

— Расскажи подробнее. Ты же знаешь, мне нравится слушать о том, как он тебя разочаровывает.

— Иногда ты ведешь себя ужасно, — ее глаза весело заискрились. — Совсем как отец.

Папа умел быть суровым, когда это требовалось. А поскольку он был Константином, подобное случалось часто. Однако временами отец становился довольно забавным. Без сомнения он любил всех нас. Потому сравнение с ним меня ни капли не смутило.

— Извини, — с улыбкой произнес я, намекая, что ничуть не раскаивался. — Продолжай. Давай послушаем, что в этот раз натворил наш непослушный малыш, и как я могу это исправить.

Ее суровые черты смягчились, и мама убрала несуществующий волосок с моего лацкана. Мои братья и сестры никогда не замечали этот простой жест. Большую часть времени мама холодна, ее едва ли можно назвать ласковой, но все же у нее были свои способы. Совершенно простые. Конечно, она осыпала нас чрезмерными подарками и похвалами — хотя и в этом у нее прослеживались любимчики, — однако время от времени мама проявляла свои чувства через подобные крошечные нюансы. Сколько я себя помнил, она приглаживала волосы у нас на головах, снимала крошечные ворсинки с нашей одежды или же постукивала по носу, чтобы мы улыбнулись. И хотя больше она не теребила наши волосы и не трогала носы, одна привычка у нее все-таки осталась. Это напомнило мне о том, почему папа ее любил. Где-то глубоко внутри она проявляла мягкость по отношению к своей семье.

— Ты можешь поговорить с ним о его машине?

— А у него новая машина? — нахмурился я.

— «Халсион» ведь ее оплатил, — бросила мама, скривив губы в презрительной усмешке. — И хотя я ценю, что ты выписал ему чек на машину, мне бы хотелось, чтобы ты сходил с ним и помог выбрать достойную.

Меня позабавило, что ее вывела из себя именно машина. Что же за монстра выбрал мой брат? Учитывая, что прежде он разъезжал на реставрированном маслкаре, который приводил маму в ужас, то на этот раз там должно было быть нечто еще более ужасающее. Я бы никогда ей не признался, но мне очень нравилось наблюдать, как на ее лбу вздувались вены, стоило Ford Mustang Shelby GT350 брата с ревом въехать на подъездную дорожку. Громкий восьмицилиндровый двигатель обладал достаточной мощностью, чтобы сотрясать стекла в доме.

— Его «мустанг» — одна из лучших спортивных машин стоимостью почти в сто тысяч, — с усмешкой напомнил я ей, в точности повторяя слова брата. — Разгон до девяноста шести километров в час всего за четыре целых и две десятых секунды.

— Не напоминай, — буркнула мама. — Но с той машиной я могла смириться, поскольку она не так бросалась в глаза. А новая — просто отвратительна. Попытайся вразумить его пересмотреть покупку. Если сама скажу ему об этом, то Перри решит, что я вошла в роль назойливой матери.

Мама не хотела разочаровывать любимое чадо. Она могла быть суровой, грубой, даже жестокой, но когда заходил разговор о ее любимчиках, мама играла свою роль до конца.

— Я попробую что-нибудь сделать, — солгал я. По правде, нет, не стану. Перри — Константин. А мужчины нашей семьи серьезно подходили к выбору автомобилей. Даже у папы, когда дело касалось транспортных средств, появлялись свои особые предпочтения. Что говорить, он даже с жизнью расстался в своей любимой машине. Я мог наговорить Перри кучу дерьма относительно всего, начиная с его прически и заканчивая отсутствием делового чутья. Но совершенно точно не собирался критиковать его машину или сообщать ему о том, что та не понравилась нашей матери.

Я увидел, как из дома вышел Китон, и решил принять это как сигнал к тому, что можно уйти от матери. Мой брат, удивительно походивший на маму, но выросший до размеров чертова кирпичного дома, посмотрел на меня и по-волчьи ухмыльнулся. Повернувшись к нему, я подозвал его ближе.

— Есть минутка поговорить о делах, братишка?

Китон бросил взгляд на маму, после чего тут же кивнул.

— Для тебя всегда найдется минутка.

— Я серьезно, Уинстон, — пожурила меня мама, но я уловил нотки веселья в ее голосе, — это ведь твой день рождения. Вы не должны говорить о делах.

Мы оба прекрасно знали, что она хотела бы убедить Китана пойти по моим стопам, несмотря на его грандиозную идею стать профессиональным игроком в регби. Вспомнив, что сам был в его возрасте и заканчивал старшую школу, мечтая о чем-то большем, чем было мне предначертано, я испытал укол жалости к брату. Однако с возрастом я понял, что семья — это все, что у нас было. И единственное, что имело значение — то, как мы продолжим наше наследие.

— Злодеи не ведают покоя. Но я обязательно немного отдохну позже, — отозвался я, взяв изящную мамину руку и оставив поцелуй на тыльной стороне ладони. — Прошу меня простить.

— Наслаждайся своим днем рождения, милый, — крикнула мама мне вслед. — И оставь для меня танец.

Я усмехнулся, подходя к Китону. Жаль, что он не старше. В офисе мне приходилось иметь дело с Перри, но именно Китон у нас был умником. Конечно, вокруг него витал этот дух мудака-спортсмена, как и возле чертовых тройняшек, к сожалению, но в отличие от них Китон обладал острым и расчетливым умом. Я не сомневался, что он с отличием окончит свой последний год в школе Пембрук.

— Хочешь выпить? — я выгнул бровь, посмотрев на брата.

— Зависит от обстоятельств. Что ты предлагаешь?

Я положил руку ему на плечо и сжал.

— Папину заначку.

Самодовольство, так и искрившееся у него во взгляде, сменилось уязвимостью. Потеря отца очень на него повлияла, впрочем как и на всех Константинов. Может, ему даже приходилось сложнее. Перри превратился в какого-то эмоционально нестабильного подростка, а Китон, напротив, из счастливого и игривого юноши стал практически каменным. Непроницаемым и жестким. С этим я мог иметь дело.

Мы вошли в поместье, лавируя между суетившихся официанток, носившихся вокруг и старавшихся, чтобы эта вечеринка удалась. Пройдя мимо игравшего поблизости пианиста, мы миновали еще несколько коридоров, пока не добрались до кабинета отца. Сейчас он был закрыт из-за обилия посторонних в доме, но я быстро открыл замок ключом, и мы вошли внутрь. Китон прикрыл за собой дверь, а я направился прямиком к папиному бару, который благодаря маме все еще оставался в прежнем виде. Все мы совершали набеги на этот бар, желая почувствовать хоть эту близость к отцу, но мама каждый раз заменяла пропадающие бутылки новыми, словно к ним никогда не прикасались.

Когда я открыл шкаф из красного дерева, Китон опустился в одно из огромных кожаных кресел. Увидев новую бутылку среди запасов, я округлил глаза. Сделанная из двадцати четырех каратного золота с добавлением платины бутылка коньяка Henri IV Dudognon наследия Grande Champagne, инкрустированная крошечными кристаллами и темно-синей лентой, повязанной вокруг горлышка.