Прекрасное место для смерти - Страница 5

— И сделаем! Но сперва надо деньжат подкопить. Скандалистов я не потерплю, ну а остальные… Деньги-то у всех одинаковые!

— Даже у него? — возразила Дафна.

Паб опустел. В зале остался только один посетитель — пожилой мужчина за угловым столиком.

— Барни Крауч! — вздохнул Терри. — Как всегда, последний!

— Заснул, наверное.

Дафна взяла поднос со стаканами и ушла на кухню.

Терри грузно зашагал в угол и склонился над спящим.

— Эй, Барни, как дела? — Он потряс спящего за плечо. — Слышишь меня, старый ты идиот? Просыпайся! Пора домой.

Спящий зашевелился и открыл один глаз.

— Я тебя прекрасно слышу, Теренс! Не ори мне в ухо. Я не спал, а размышлял о глупости человеческой… И о нашей хрупкости, беззащитности.

— Размышляй, пожалуйста, только где-нибудь в другом месте! Кроме тебя, никого не осталось. Все уже ушли, а нам с Дафной надо закрываться и на боковую.

— Говори за себя! — отозвался женский голос откуда-то сзади.

Барни зашевелился и выпрямился.

— Тогда я пойду, Теренс. Я пойду… домой. — Он нахмурился.

— Хоть помнишь, где твой дом-то? — ехидно спросил владелец паба.

— Конечно! И нечего хамить! — Барни с трудом встал на ноги и пошатнулся. Нахлобучил на нечесаные патлы мятую кепку и, спотыкаясь, направился к выходу.

Из кухни вышла Дафна.

— Терри, ты уверен, что бедняга нормально доберется до дому? Может, отвезешь его на своей машине? Он ведь живет далеко, а на улице холод собачий…

— И не проси! — отрезал ее муж. — Сегодня пришлось выпить с клиентами — угощали, неудобно отказаться. Представляешь, что будет, если меня остановит дорожная полиция? Дадут подышать в трубочку, и привет! Результат-то будет положительный! И что тогда делать? Если такая сердобольная, сама и вези его.

— Кто, я? — вскинулась Дафна. — Ну знаешь! Везти этого старого дурака! Хоть он и пьян в стельку, а любит руки распускать! И потом, сейчас поздно, а назад придется возвращаться одной. Не люблю среди ночи ездить в глуши. Давай вызовем ему такси!

— А платить кто будет? Ничего, и так доберется, — заявил ее муж. — Он уже много лет подряд каждый день уходит из паба после закрытия! До сих пор с ним ничего не случилось.

Барни Крауч медленно и неуверенно брел по проселочной дороге. Огни городка остались далеко позади. Он слышал лишь шарканье собственных шагов да завывание ветра в кронах конских каштанов, растущих вдоль обочины.

Паб «Серебряные колокольчики» находился на восточной окраине Бамфорда; Барни уже давно считался в нем завсегдатаем. Жил он километрах в трех от городка — неблизкий путь даже в лучшие времена, а уж в его возрасте, да в такой поздний час, да в непогоду… В силу пожилого возраста и общей изношенности организма, вызванной неумеренным потреблением горячительных напитков, в последнее время он проделывал этот путь с большим трудом, чем раньше, — и чем дальше, тем ему становилось труднее. Но он еще не был готов расстаться с тем, что называл «светской жизнью».

На последнем отрезке дорога шла под уклон. Крауч жил в доме эдвардианской эпохи красного кирпича, стоящем в низине, у подножия крутого холма. Дом в этом отдаленном месте построил один фермер для сына — тот женился и не желал жить под одной крышей с родителями. Барни поселился здесь около двадцати лет назад. Тогда и он, и дом еще были вполне презентабельными. Спиртное еще не сказывалось на здоровье и внешности Барни. На жизнь он зарабатывал тем, что сочинял музыку для кино. И он сам, и окружающие считали его настоящим джентльменом, который склонен к богемному образу жизни. Барни решил, что талантливым и образованным людям простительны некоторые маленькие слабости. Точнее, слабостей было две, и до поры до времени он со страстью предавался обеим. Он любил молодых актрис и старое, выдержанное виски.

До того как виски окончательно одержало верх, он, бывало, привозил к себе и девушек. Правда, ни одна из них надолго у него не задерживалась. В прежние времена он жил совсем на отшибе. Тогда еще не возвели многочисленные жилые комплексы, которые в последние годы вырастали вокруг Бамфорда как грибы. Сравнительно недалеко находился лишь паб, переделанный из постоялого двора. Раньше по этой дороге часто проходили обозы с шерстью, на которой в здешних краях когда-то наживали состояния. Всем его девушкам — среди них были и хорошенькие, хотя он уже не мог вспомнить, как их звали, — поначалу льстила мысль пожить в загородном доме. Но действительность расходилась с мечтами. Дом Барни Крауча нельзя было назвать ни старинным, ни красивым. Стоит на отшибе, удобства минимальные… Проходило несколько дней, и временные подруги заявляли, что с них хватит. Ну а что же Барни? Он заливал горе виски.

Вдруг мрак осветили лучи фар, и мимо пронеслась большая машина. Барни пришлось отскочить на обочину. Он едва не свалился в сточную канаву и выругался в сердцах. Когда-нибудь утром на дороге найдут его труп, раздавленный машиной! Хотя здесь темень кромешная, ни один водитель не снижает скорость!

Отдышавшись, Барни снова пустился в путь. Слегка успокоившись, он вспомнил девчушку из паба и почему-то встревожился. В отличие от Терри Ривза Барни ничуть не сомневался, что она несовершеннолетняя. Ей шестнадцать, и ни годом больше! А то и пятнадцать или еще меньше. В наши дни все девчонки завиваются, красят волосы и густо мажутся косметикой. Школьницы носят одежду, которую в дни его молодости можно было увидеть лишь в Сохо.

И почему, недоумевал Барни, девчонки в десять-двенадцать лет вдруг превращаются в женщин — сразу, в одночасье? Раньше существовал какой-то переходный период: длинноногие, неуклюжие, смешливые девчонки тайком мазались бледно-розовой помадой, которую стирали перед тем, как вернуться домой. Тогда они густо краснели, если на них смотрели мальчики. А сейчас переход от детской невинности к потрясающей искушенности совершается сразу, одним прыжком, а мальчики, насколько мог судить Барни, сами до смерти боятся своих сверстниц!

Закололо в боку; Барни присел на перелаз — отдышаться. Помимо досадной одышки у него иногда схватывало грудь, когда он перебирал пива. Пройдет совсем немного времени, и он уже не сможет так много ходить пешком. О том, что его ждет дальше, даже думать не хотелось. Сидеть было холодно; от спиртного кровь сделалась совсем жидкой. Барни вздрогнул и принялся растирать окоченевшие руки. В этот момент он услышал вдали хрюканье и поморщился.

На другой стороне дороги, напротив того места, где он сидел, в просвет между деревьями был виден огромный парк. В холодную ноябрьскую ночь звезды сияли на небе, как капли хрусталя, а яркая луна освещала все вокруг серебристым бледным сиянием. За четко очерченными, словно вырезанными из бумаги, силуэтами деревьев виднелись живая изгородь и столбы ворот.

Деревья окаймляли парк, примыкающий к имению «Парковое». С дороги можно было разглядеть и дом владельцев, выстроенный в палладианском стиле. Колонны портика в серебристом лунном свете напоминали бледные побеги спаржи. Весь дом казался каким-то нездешним, словно по мановению волшебной палочки появившимся в деревенском захолустье. Луну закрывали облака; на земле плясали причудливые тени. Ночное светило отбрасывало свет на верхний этаж дома. Казалось, сквозь плотно зашторенные окна пробивается свет.

Когда Барни переселился сюда, он какое-то время занимался краеведением, потому что решил написать радиопьесу о семье Дево, которой принадлежало «Парковое». Он узнал историю семьи. Дево разбогатели на торговле шерстью — как и многие в тех краях. В восемнадцатом веке они стали состоятельными и могли себе позволить копировать образ жизни мелкопоместного дворянства.

Пока строился дом, они совершили кругосветное путешествие и привезли в «Парковое» массу старинных ваз и обломков древнегреческих статуй. В парке они распорядились установить скульптуры, от которых почти ничего не осталось. Кроме того, Дево возвели часовню, которая сохранилась до наших дней. Строительство преследовало практическую цель. Часовня была призвана служить фамильным склепом, мавзолеем — местом, в котором Дево считали достойным хоронить своих усопших. Усыпальницу построили почти на границе парка, за деревьями, всего в ста шагах от дороги. Любой прохожий мог подойти к фамильному склепу, потому что металлическую ограду в годы Второй мировой войны разобрали на металлолом, да так и не восстановили. Впрочем, в усыпальнице давно уже никого не хоронили. Ее запечатали с полвека назад.