Прекрасная тьма - Страница 90

И тогда я подхвачу ее и отнесу домой.

Лена взяла Ридли и Мэкона за руки, создавая свой собственный чародейский круг. Круг, не принадлежащий ни Свету, ни Тьме.

Она выглядела очень уставшей, но уже не одинокой.

Сна ни в одном глазу. Прошлой ночью я моментально вырубился на знакомом сосновом паркете в Лениной комнате. Мы оба заснули, даже не раздевшись. Двадцать четыре часа спустя я обнаружил себя в своей комнате, в кровати. Странное ощущение, я уже привык спать между корней деревьев на влажном мху. Я слишком много всего видел за последнее время. Встав с постели, я закрыл окно, хотя в комнате было жарко. Но там, снаружи, бродили внушающие страх существа, с которыми наверняка еще предстояло встретиться.

Неужели этой ночью кому-то в Гэтлине удалось заснуть?

Люсиль бессонница не беспокоила. Она запрыгнула на кучу грязного белья в углу и принялась усердно мять его лапами, устраиваясь на ночь. Эта кошка может спать вообще где угодно.

А вот я — нет. В очередной раз перевернувшись на другой бок, я подумал, что иногда к удобствам привыкнуть сложнее, чем к их отсутствию.

«Ага, мне тоже».

Я улыбнулся, и тут половицы заскрипели, дверь распахнулась, и на пороге появилась Лена в моей застиранной футболке с Серебряным Серфером, из-под которой торчал край шортов. Ее мокрые волосы падали на плечи — такой она нравилась мне больше всего.

— Это сон, да?

— В каком смысле? — спросила Лена, ее золотистый и зеленый глаза заблестели. — Мой сон или твой сон?

Она закрыла за собой дверь, откинула одеяло и забралась ко мне в постель. От нее пахло лимоном, розмарином и мылом. Мы прошли долгий путь. Лена положила голову мне на плечо и прижалась ко мне. Я чувствовал, как много вопросов ей хочется задать, как ей страшно.

«Что такое, Эль?»

Она спрятала лицо у меня на груди.

«Ты когда-нибудь сможешь простить меня? Я знаю, что все уже никогда не будет как раньше, но…»

Я обнял ее покрепче, вспоминая, как мне казалось, что я потерял ее навсегда. Воспоминания кружились вокруг, угрожая раздавить меня своей тяжестью.

Но я не могу жить без нее. Поэтому, конечно, я прощу ее. Уже простил.

«Все изменится. К лучшему».

«Но я — не светлая, Итан. Я — другая. Я… сложная».

Я взял ее за руку под одеялом, поднес ее ладонь к губам и поцеловал прямо в причудливую черную татуировку, которая никуда не пропала. Казалось, она нарисована маркером, но я знал, что эти знаки останутся на ее коже навсегда.

— Я знаю, кто ты, и люблю тебя такой. Это не изменится.

— Я бы хотела вернуть все назад… хотела бы…

— Не надо, — попросил я, прижимаясь своим лбом к ее. — Ты — это ты. И ты выбрала оставаться собой.

— Мне так страшно, — прошептала она, переворачиваясь на спину. — Я всю жизнь думала о выборе между Тьмой и Светом. Так странно, что я не принадлежу ни тому ни другому. А вдруг я вообще никто?

— А вдруг это неверная постановка вопроса?

— Да? — улыбнулась она. — А какая — верная?

— Ты — это ты. Кто же ты? Какой ты хочешь быть? И что мне сделать, чтобы ты поцеловала меня?

Она приподнялась на локте, наклонилась ко мне, щекоча длинными волосами. Ее губы коснулись моих, и я снова ощутил электрический ток, всегда возникавший между нами. Мне так не хватало этого, хотя губы жгло огнем.

Но тут я вспомнил, что не хватает еще одной вещи.

Я дотянулся до тумбочки и открыл ящик.

— По-моему, это твое, — сказал я, опуская Лене в руку ожерелье.

Она держала на ладони свои воспоминания: серебряную пуговицу, прицепленную к скрепке, красный шнурок, крошечный маркер, который я подарил ей на водонапорной башне. Лена растерянно смотрела на ожерелье.

Я снял с цепочки серебряного воробья с похорон Мэкона и показал ей. Теперь он имел для нее совсем другой смысл.

— Я кое-что добавил, видишь? Эмма говорит, что воробьи могут пролетать огромные расстояния, но всегда находят дорогу домой. Совсем как ты.

— Я смогла вернуться только потому, что ты пришел за мной.

— У меня были помощники. Поэтому я добавил сюда это, — ответил я, показывая ей еще одну подвеску.

Жетон с ошейника Люсиль, который я носил в кармане все время, пока мы искали Лену и я наблюдал за ней глазами кошки. Лежавшая в углу Люсиль спокойно посмотрела на меня и зевнула.

— Это коннектор, который позволяет смертным поддерживать связь с чародейским животным. Мэкон мне утром объяснил.

— И он все это время был у тебя?

— Да. Мне дала его бабушка Пру. Связь работает, пока жетон у тебя.

— Погоди-ка, а откуда у твоей бабушки чародейская кошка???

— От Арелии. Она подарила ее бабушке Люсиль, чтобы та могла ориентироваться в тоннелях.

Лена принялась распутывать ожерелье, завязавшееся во множество узелков.

— Поверить не могу, что ты нашел его! Я оставила его на берегу и думала, что никогда больше не увижу.

Значит, она все-таки не потеряла ожерелье, а сняла его сама. Мне очень хотелось спросить ее, зачем она так поступила, но я сдержался.

— Конечно, нашел. На нем же собрано все, что я тебе подарил.

— Не все, — отвернувшись, пробормотала Лена.

Я понял, что она имеет в виду кольцо моей мамы. Она сняла и цепочку с кольцом, но его я на берегу не нашел.

Я обнаружил его сегодня утром на своем столе. Я снова открыл ящик, достал кольцо и тихонько засунул Лене в кулак. Она почувствовала прохладный металл и пораженно посмотрела на меня.

«Ты его нашел?»

«Нет. Думаю, мама нашла. Когда я проснулся, оно лежало у меня на столе».

«Как ты думаешь, она ненавидит меня?»

Да, такой вопрос могла задать только чародейка. Только чародейка могла спросить, простил ли ее призрак моей умершей мамы. Ответ был мне известен. Сегодня утром кольцо лежало в «Книге вопросов» Пабло Неруды, под нужными строчками аккуратно протянулась цепочка.

«Правда ли, что янтарь / содержит слезы сирен?»

Мама всегда любила Эмили Дикинсон, а вот Лена обожала стихи Неруды. Это был знак — как веточка розмарина в маминой любимой кулинарной книге на прошлое Рождество. Что-то от мамы и что-то от Лены вместе, будто так и задумано.

Я надел цепочку с кольцом Лене на шею, вернув на законное место. Она прикоснулась к нему и посмотрела в мои карие глаза своими зелено-золотистыми. Я люблю эту девушку вне зависимости от того, какого цвета у нее глаза. Лену Дачанис нельзя изобразить в одном цвете: она — красный свитер, голубое небо, серый осенний ветер, серебряный воробей и выбившийся из прически черный локон.

Теперь мы снова вместе, и я наконец-то почувствовал себя дома.

Сначала Лена наклонилась ко мне и едва коснулась губами моих, а потом поцеловала меня так страстно, что у меня по позвоночнику пробежала дрожь и бросило в жар.

Она возвращалась ко мне, прижимаясь всем телом, заново узнавая хорошо знакомые изгибы и очертания, которые были просто созданы друг для друга.

— Ладно, это мой сон. Моя мечта, — улыбнувшись, добавил я, запуская пальцы в ее поразительно пышные, растрепанные черные волосы.

«Ну это как сказать».

Ее руки гладили мою грудь, я с наслаждением вдыхал родные запахи. Мои губы нашли ее плечо, я прижал ее к себе, чувствуя, как ее бедра касаются моих. Последний раз это было так давно, мне так не хватало ее — ее вкуса, ее запаха. Я погладил Лену по щеке и поцеловал со всей страстью — сердце тут же бешено заколотилось. Мне пришлось оторваться от нее, чтобы перевести дыхание. Она внимательно посмотрела на меня и откинулась на подушку, стараясь не прикасаться ко мне.

«Лучше не стало, да? Тебе больно? Я делаю тебе больно?»

«Нет, сейчас гораздо лучше».

Я отвернулся к стене, считая про себя, чтобы успокоить сердцебиение.

«Врешь».

Я обнял ее, но она отвернулась.

«Итан, мы никогда не сможем быть вместе по-настоящему».

«Мы и так вместе».

Я погладил ее плечи, они покрылись мурашками от моих прикосновений.