Прекрасная натурщица - Страница 13

Кирилл еще долго и увлеченно рассказывал Анне о том, как бесподобна будет она в качестве живой натуры к удивительной картине.

— Кирилл, ну какая из меня натурщица? Где ты видел слепых натурщиц?

— Нигде не видел! — с жаркой готовностью подтверждал Кирилл. — Именно поэтому ты и незаменима для меня в этом качестве. Анна, пожалуйста! От тебя ведь не будет требоваться больше, чем сейчас. Ты будешь просто приходить ко мне в мастерскую и сидеть на этом же диване! Даже если у меня не получится того, что я задумал, то у тебя будет просто хороший портрет!

— Который я все равно никогда не увижу! — горько скривила губы девушка.

— Знаешь, — задумался Кирилл на минуту, — я мог бы попробовать сделать мазки мягче. Прикасаясь пальцами, ты ощутила бы контур, как у скульптуры например! Я обещаю тебе, что эта картина будет чем-то настолько же необыкновенным, как ты! Чем-то, чего я раньше никогда не делал. И я никогда не продам ее никому. Разве тебе не интересно, что из этого получится?

Анну захватил азарт. Она не хотела себе признаться, что будет просто счастлива, иметь достойный повод приходить в мастерскую снова и снова. Общение с Кириллом было единственным ярким и интересным штрихом в ее жизни. Их разговоры заставляли ее мало спать, много думать и как-то особенно радоваться каждому прожитому дню. Часто Анна боялась, что у Кирилла пропадет надобность в ее обществе. И тогда ее жизнь снова будет полна постоянной и бесцельной борьбой с собственной беспомощностью.

Возврата к прежнему Анна уже не хотела, поэтому согласилась, несмотря на сомнения.

Работа над картиной длилась уже несколько недель. Еще никогда Кирилл не создавал ничего стоящего настолько быстро. Анна приходила в мастерскую каждый вечер, и оба уже настолько привыкли к этому, что почти не таились. Иногда осторожность проскальзывала в поведении то одного, то второго, но они даже начали стесняться этой осторожности. Их нежная дружба стала казаться обоим настолько чистой и возвышенной, что прятать ее было все равно что сознаться в несовершенном преступлении.

Кирилл накладывал краску округлыми мазками, в расчете на то, что Анна сможет посмотреть его работу так, как она привыкла это делать. Своими чуткими пальцами она уже «осмотрела» все картины в его мастерской и порой, как ни странно, очень верно подмечала характер изображения.

Молодые люди были счастливы и наслаждались своим счастьем. Каждый день казался им ценным, каждый миг дорогим.

В один из таких вечеров Анна была необыкновенно грустна, и Кирилл никак не мог собрать воедино неоконченное изображение на холсте и задумчивый сникший оригинал.

— Анна, что с тобой? — Кирилл отложил кисть и подошел к ней. — Я вижу, что ты скрываешь слезы! Что случилось?

— Мне кажется, Кирилл, что скоро нашим встречам настанет конец. Маменька нашла у меня лошадку, и, кажется, теперь кто-то следит за мной. Нельзя долго держать в сокрытие то, что меня не бывает настолько часто.

— Аннушка, милая, но почему ты молчала? Ведь это может навредить тебе! Я сейчас же пойду с визитом к твоему брату и матери. Ты совершенно чиста перед ними, ты не делаешь ничего дурного!

Анна, схватила князя за руку.

— Сейчас уже ночь на дворе, Кирилл! В такое время тебе не стоит говорить с моими родными. Да и потом не стоит. И не надо обелять меня больше, чем нужно, потому что дурное я делаю! И сокрытием этого от семьи, грешу.

— Да что же дурного, Анна? Я не знаю человека безгрешнее!

— Ты помнишь наш разговор, тот первый? — Анна расправила складки платья. — Ты спрашивал у меня, кто я и что мне милее?

— Крестьянский быт или светская жизнь дворянки?

Только сейчас Кирилл заметил, что вместо привычного крестьянского наряда, на ней было надето скромное светское платье.

— Именно это! Я говорила тогда, что любовь определила бы мой выбор. И я была права. — Анна немного помолчала и очень тихо добавила: — Ивану не понравилось бы, что я не вижу себя больше крестьянкой.

Кирилл онемел от столь необычного признания в любви. Сердце его затрепетало, а руки задрожали. Он не находил, что ответить, и боялся вспугнуть ее откровенность.

— Вчера мы говорили с маменькой по-французски! Я много усерднее принялась за вышивку… И я достала из сундуков свои настоящие платья. Мама хотела перешить их на что-то, но я не позволила.

— Анна, но ведь это прекрасно! Со стороны Ивана было совершенно бесчеловечно перечеркивать полученное тобой воспитание и ограничивать тебя…

— Я это не к тому, — шепотом перебила его Анна. — Мама сразу догадалась обо всем! Брату это никогда не понравится! Как только он узнает, мне не дадут больше выйти из дому. Но выбор я свой сделала! Мне дорого только то, что связано с тобой. Я хочу, чтобы ты узнал это прежде, чем нас разлучат навечно. В противном случае я не была бы столь откровенной.

— Анна, ты не представляешь, как я счастлив слышать твои слова! Они согревают мне сердце. Я тут же поговорю с твоей матушкой! Нас никто не разлучит, я не позволю! Не говори так.

Анна улыбнулась. В ее улыбке Кирилл прочитал полную безнадежность и отчаяние. Девушка выглядела очень беззащитной и хрупкой.

— Другая бы написала тебе письмо… Наверное, это очень романтично. Но меня обучили лишь французскому разговору. Писем я не пишу. Как, впрочем, и не читаю…

Тут из глаз Анны закапали частые слезы. Кирилл опустился на колени около ее ног и коснулся разгоряченным лбом ее руки. На несколько долгих мгновений ему тоже стало страшно. Казалось, что Анне было дано видеть будущее.

В следующие минуты он уже отвлек девушку беседой. Кирилл придал еще несколько уточнений картине и остался ими очень доволен. Руки молодых людей все чаще оказывались сплетены, паузы тянулись все дольше, а слова звучали все тише.

Перед самым рассветом, уже прощаясь с Анной, Кирилл не удержался и прижал ее к себе. Хрупкое, напряженное, как струна, тело ответило ему восторженной дрожью. Анна обвила его шею руками, повинуясь какому-то дикому, неконтролируемому порыву. В каждом ее движении сквозил отчаянный страх потерять любимого.

Кирилл уже привык к тому, как мелкие острые разряды пробегают по его телу от исследующих прикосновений ее пальцев. Прикосновения стали привычны для него, как обычный взгляд или дружеское рукопожатие. Но та жадность, которую проявляли ее руки сейчас, была совершенно новой для них двоих. И тело князя отозвалось раньше, чем его остановил разум.

Губы Кирилла коснулись ее шеи, пробежались от щеки к виску, покрыли поцелуями прикрытые веки и утонули в глубоком взаимном поцелуе.

Анна вздохнула, откинула голову назад, открыв ему нежную шею с белоснежной кожей. Губы Кирилла спустились ниже, руки легли на талию, затем вернулись к груди… Анна оказалась необыкновенно чувственной и отвечала на малейшее его прикосновение самым бурным образом.

Сознание с трудом возвращалось к Кириллу одновременно с первыми лучами солнца. Железным усилием воли он приказал себе остановиться и зашептал в ухо Анне извинения. Ему нельзя было к ней прикасаться, нельзя! Он достаточно опытен, чтобы понимать, к чему это приведет, и достаточно порядочен, чтобы понимать, чего это может ей стоить. Только не мелкая интрижка, нет! Анна не создана для такого убогого способа скоротать время.

— Аннушка, пожалуйста, остановись! Твои руки и губы сводят меня с ума. Твоя грудь, даже через ткань этого платья, обжигает, как огонь! Но я никогда не посмею этим воспользоваться!

Анна постепенно приходила в себя. Ее длинные ресницы затрепетали, щеки залились румянцем, а губы слегка подрагивали. Нега и страсть нехотя отпускали ее, возвращая в жестокую реальность.

— Я… — Она облизнула губы — Хотела… Чтобы ты не смог остановиться…

Кирилл сжал ее плечи и еще раз поцеловал локон белых волос у виска.

— Аннушка, мы будем вместе, вот увидишь! Но я никому не позволю говорить о тебе дурное. И тем более не посмею быть тому причиною. Вот увидишь, нам никто не сможет помешать. Никто в целом свете.