Прекрасная и неистовая Элизабет - Страница 70

Мази забрала канареек к себе и уделяла им очень много времени. «Надо сразу же показать это письмо Патрису», — подумала Элизабет и поднялась в свой номер.

Патрис сидел на постели с ножницами и подстригал ногти на ногах. Пижама на его груди была распахнута. Он прочел письмо и решил ответить на него этим же вечером. Потом предложил Элизабет одеться, чтобы пойти погулять. Она повернулась к нему спиной, сняла пеньюар и ночную рубашку. Патрис поцеловал ее в обнаженное плечо.

— Патрис! — сказала она с упреком.

Но он улыбался. Его свежевыбритое лицо пахло мылом, а изо рта шел запах пасты. Почувствовав его желание и смутившись, Элизабет оттолкнула мужа. Пока он был в пижаме, она делала вид, что не замечает его. Когда же он надел лыжный костюм, она спокойно подставила губы под его поцелуи.

Они вышли на дорогу, свистнули Фрикетте, забавляющейся игрой с другими собаками, и направились в деревню купить газеты. Идя под руку с мужем, она думала о том, дома ли Кристиан. Вчера она сказала ему, что не сможет освободиться раньше полудня, поэтому он обещал ждать ее до четырех часов. Потом ей вдруг захотелось, чтобы какое-нибудь непредвиденное обстоятельство помешало ему увидеться с ней.

— Ты не хочешь покататься со мной на лыжах после второго завтрака? — спросила она Патриса.

— Мне не очень хочется, — ответил он. — Но ты можешь спокойно подняться на Рошебрюн.

— Неужели ты хочешь просидеть весь день в гостинице, как вчера?

— Нет. Я буду ждать тебя в баре у первой опоры, а потом пойдем в «Мовэ Па» попить чаю. Ну как, согласна?

Элизабет взглянула на него с благодарностью. Волей-неволей ей придется пойти вместе с мужем.

Все прошло так, как предложил Патрис. В половине третьего, когда он садился за столик в баре, Элизабет поднималась вверх. Затем она спустилась с горы Рошебрюн вместе с остальными лыжниками и, сменив направление, поехала по проторенному следу прямо на ферму. У нее словно выросли крылья. Но в ногах Элизабет почувствовала противную дрожь, и ей не захотелось входить в дом. Не снимая лыж, она постучала палкой об оконный переплет. Кристиан выглянул в окно. Элизабет сделала ему знак выйти. Выходя, он едва не задел головой за притолоку, небрежно демонстрируя свой рост и широкие плечи. Не глядя ему в лицо, Элизабет быстро проговорила:

— Я не могу долго здесь оставаться! Патрис ждет меня внизу.

Был ли он готов к такому известию? Кристиан насмешливо улыбнулся, обнажив свои белые зубы.

— Жаль! — ответил он. — Я договорился перенести на завтра частный урок, который у меня должен был быть сегодня.

— Я же не знала…

— Естественно… Когда я увижу тебя?

— Завтра, — ответила она на всякий случай.

— Я же сказал тебе, что это невозможно.

— Тогда послезавтра.

— Ты сможешь освободиться, Элизабет?

— Постараюсь.

— Тогда я буду ждать тебя до трех часов.

— Хорошо, — сказала она.

Она была рада тому, что свидание откладывалось. Кристиан сделал шаг вперед. Неужели он попытается удержать ее?

— До свидания, я убегаю, — быстро сказала она.

Элизабет покатилась с горы, и мысли ее летели быстрее, чем ее собственное тело. Она радовалась тому, что переборола свой соблазн. И в то же время сожалела об этом. Она до сих пор не могла забыть сладостных минут, испытанных ею в объятиях Кристиана. Но чем больше она думала об этом, тем больше ей хотелось быть с Патрисом, с которым она ни разу не испытала подобного удовольствия. «Кто же ты, Элизабет?» Этот вопрос не выходил у нее из головы. Она с одинаковой силой обвиняла и оправдывала себя. И не могла определить, где была права.

— Как скоро ты пришла, — сказал Патрис.

Она посмотрела на него, удивившись, что была уже перед ним, принадлежала ему.

— А теперь довольно лыж! — заявил он. — Я приглашаю тебя в «Мовэ Па».

Она последовала за ним, успокоенная, чувствуя, что принадлежит своему мужу без остатка.

День выдался спокойный. Немного покатавшись утром неподалеку от станции канатной дороги, Элизабет и Патрис решили пойти после обеда на соревнования по прыжкам с трамплина в Межеве. Амелия, которая тоже не хотела пропустить это зрелище, присоединилась к ним в последний момент. Несмотря на мороз, народу собралось очень много. Патрис обмотал вокруг шеи шарф. Он хрипло дышал и кашлял. С регулярным интервалом один из спортсменов скатывался сверху, взмывал с трамплина в воздух словно птица, парил в небе, наклонившись вперед, затем приземлялся, хлопнув лыжами о снег, вздымая искрящуюся морозную пыль. Некоторые прыгуны приземлялись неудачно и летели кубарем по наклонной плоскости. Другие доезжали до конца площадки и резко притормаживали под дружные аплодисменты и одобрительные крики. Элизабет была в восторге от этой демонстрации силы и красоты. Прыгуны, лица которых она могла разглядеть, были похожи на полубогов, загоревших на солнце. Все они напоминали Кристиана. Наблюдая за соревнованиями, она непрестанно думала о нем.

Когда вечером они вернулись в гостиницу, веселое настроение Элизабет очаровало Патриса, и он с юношеским пылом признался жене в любви. Элизабет была растрогана, однако она подумала: «Ну как можно быть таким наивным? Он же знает, что до него я любила мужчину из Межева. Ведь должен же он бояться моей встречи с ним! А он, кажется, об этом даже и не думает…» И чем дольше она размышляла о поведении Патриса, тем больше убеждалась в том, что он напрочь забыл о ее прошлом. Его собственная честность заставляла его думать, что любимые им люди были такими же, как он.

После обеда Патрис сыграл в салоне кусочек к «Иродиаде». Это было начало восточного танца, медленного и сладострастного. Элизабет похвалила его за работу. «Да, — призналась себе Элизабет, — Патрис не такой как все мужчины. Он живет как во сне. И у него есть все положительные качества: гениальность, доброта, честность…» Она истово любила его сегодня, точно зная, что завтра встретится с Кристианом. Глядя на Патриса радостными глазами, она думала, что истинную природу этой радости он никогда не должен знать.

— Послушай, Патрис, — сказала она вдруг, завтра во второй половине дня мне хотелось бы попасть на гору Арбуа через Рошебрюн. Это будет такая великолепная прогулка!

— И ты вернешься так же поздно, как и в прошлый раз? — спросил муж.

— Я постараюсь вернуться побыстрее. Во всяком случае, тебе не придется беспокоиться, потому что ты будешь знать, где я.

Патрис запротестовал было, но так как ему очень хотелось сесть за сочинение «Иродиады», он в конце концов одобрил проект жены.

— Сыграй мне еще раз первые такты танца Саломеи, — попросила она.

— Тебе, правда, нравится? — спросил он, положив свои нервные пальцы на клавиши.

Когда он взял несколько аккордов, Элизабет мысленно перенеслась на ферму, где огонь согревал и освещал два обнаженных тела.

Кристиан подбросил несколько поленьев в камин, из него сразу полетели искры. Дрова занялись. Лежа в постели, удовлетворенная и расслабленная, Элизабет лениво прошептала:

— Я хочу пить, Кристиан. Дай мне воды.

— Хочешь лимонного сока? — спросил он.

— Да.

— Сейчас приготовлю.

Он встал. Пояс на его халате развязался. Когда Кристиан двигался, халат распахивался. Элизабет видела все его тело. Она была уверена в том, что движения этого демона-искусителя были точно рассчитаны, и сердилась на себя за то, что не могла противиться его чарам. Он выдавливал лимон, наливал воды из кружки в стакан. Она видела его со спины. Не обернувшись, он спросил:

— Сахар нужен?

— Нет, спасибо.

Он протянул ей стакан. Элизабет залпом выпила этот кислый напиток. Ее губы опухли от поцелуев.

— Ты держишь стакан двумя руками, как маленькая девочка, — сказал Кристиан. — Ну как, вкусно?

Она кивнула головой, как маленькая девочка, — точно так, как ему хотелось. Он сел рядом с ней и начал гладить ее обнаженные плечи и возбужденные груди.

— А теперь тебе пора одеваться, — сказал он.

— Почему?