Прегрешения богов - Страница 56
Палочка оставалась двухфутовым деревянным цилиндриком, но дерево стало теперь просто светло-медовым с золотистым оттенком, полностью потеряв блеск и сверкание, столь любимые Джильдой. А я ясно помнила, как она искрилась.
— Она выглядит совсем по-другому, — сказала я.
— Вы про звезду на верхушке и сверкающую оболочку? — спросила Кармайкл. Она мотнула головой, собранные в хвост каштановые волосы шевельнулись на белом халате. — Метафизические свойства некоторых камней звезды служат для усиления магии, но главное их назначение — украшать и скрывать вот этот жезл.
Я вытаращилась на гладко отполированное дерево.
— А зачем его скрывать?
Посмотри на него не только глазами, Мерри, — сказал Баринтус, Одетый в длинный кремовый плащ, он возвышался над всеми. Под плащом был официальный вечерний костюм, хотя и без галстука. Так парадно одетым я его в Калифорнии еще не видела. Волосы он убрал в хвост, но даже связанные, они будто колыхались, не как обычные волосы. Словно здесь, в современнейшем здании, оборудованном по последнему слову техники, бежало невидимое морское течение, шевеля волосы своего бога. Баринтус этого не делал — его волосы сами так себя вели близ океана.
Мне не понравился его совет, слишком похожий на приказ, но я послушалась — совет был верный. Людям обычно приходится предпринимать усилия, чтобы творить магию и различать ее. В моих жилах есть человеческая кровь, но в одном отношении я чистая фейри: мне нужно постоянно, ежечасно и ежеминутно экранироваться, чтобы не воспринимать окружающую магию. Зайдя сюда, я усилила щиты, потому что в этом помещении хранятся сильные магические артефакты, с которыми работают эксперты. С некоторыми просто непонятно что делать, а другие необходимо лишить волшебной силы или найти способ нейтрализовать так, чтобы не разнести вдребезги все вокруг. Что бывает очень и очень непросто.
Щиты я усилила потому, что не хотела пробиваться сквозь все эти магические эманации. Антимагические футляры не дают предметам действовать, но позволяют экспертам изучать их — великолепное изобретение. Я набрала воздуху и немного опустила щиты.
Я старалась сосредоточиться только на палочке, но лаборатория была забита артефактами, и не на все было обязательно смотреть. Что-то звало из угла: «Освободи меня, и я выполню любое твое желание». Еще что-то пахло шоколадом… нет, вишневыми леденцами… Нет, всеми сладостями сразу, и невольно хотелось найти источник запаха и взять себе эту невообразимо приятную штуку.
Я встряхнула головой и переключилась на исследуемый объект. Светлую древесину покрывали магические символы; они будто ползли под взглядом, сияя желтым и белым светом, и кое-где пробивались оранжево-красные всполохи — не пламени, а магии. Никогда такого не видела.
— В ней магию словно закорачивает, — удивилась я.
— Мои слова, — сказала Кармайкл.
Вилсон сказал:
— Мне показалось, магия в ней накапливается. Своего рода аккумулятор магической энергии, которую можно потом использовать для заклинаний.
Вилсон был высок, выше всех присутствующих, кроме Баринтуса. В коротких светлых волосах чародея было больше половины седых, хотя ему едва исполнилось тридцать. Поседел он, когда обезвреживал священную реликвию, которая должна была вызвать конец света. Любой артефакт, предназначенный вызывать конец света, обязательно уничтожается, но эту работу безопасной не назовешь. Вилсон работает магическим сапером — во всей стране всего несколько человек имеет лицензию на ликвидацию мощных священных объектов. Кое-кто из его коллег по цеху считал, что вместе с пигментацией волос Вилсон потерял минимум десять лет жизни.
Чародей поправил на носу очки в металлической оправе. Выглядел он типичным книжным червем, вот только в книжках он рылся в магических, и другие маготехники считали его то ли храбрейшим из храбрых, то ли «отмороженным к хренам психом» — цитата. Учитывая, что палочка находилась в этой лаборатории и что работать с ней остались только Вилсон и Кармайкл, она должна была натворить что-то малоприятное.
— Он погиб — тот полицейский, которого Джильда задела палочкой? — спросила я.
— Нет, — удивилась Кармайкл.
— Нет. А с чего вы спросили? — поинтересовался Вилсон.
Кармайкл посмотрела на него недовольно.
— Что? — спросил он.
Я объяснила:
— Здесь собраны только те предметы, которые считаются опасными. Мощные артефакты, вредоносные предметы, которые пока не удается обезвредить или уничтожить. Чем себя проявила палочка Джильды, что ее поместили сюда?
Чародеи переглянулись.
— То, что вы скрываете, — вмешался Джереми, — может оказаться важным для понимания механизма ее действия.
— Сначала вы расскажите нам, что в ней увидели, — предложил Вилсон.
— Я уже сказал вам, что я думаю, — ответил Джереми.
— Вы сказали, что это может быть изделие сидхе. Я хочу услышать, что об этом думают сами сидхе.
Вилсон обвел нас посерьезневшим взглядом: он изучал нас, как изучал бы новый артефакт. У него явно была нездоровая тенденция рассматривать нас как магические объекты — как будто не прочь был бы нас исследовать и выяснить, что мы умеем делать.
Когда он повернулся ко мне, я пожала плечами и сказала:
— Я вижу магические символы желтого и белого цвета и странные красно-оранжевые вспышки. Символы не статичны, они перемещаются — словно ползут по дереву. Это необычно. Магические символы часто светятся, если смотреть внутренним оком, но не бывают такими… свежими. На них словно краска еще не высохла.
Мои стражи кивнули, соглашаясь.
— Потому я и подумал, что это может быть работа сидхе, — сказал Джереми.
— Объясни, — попросила я.
— Вот такую же вечно свежую магию я видел в магическом предмете, созданном одним из ваших великих чародеев. Сидхе прятали магическую суть за оправой из драгоценного металла или за живой зеленью, которая волшебным способом никогда не увядала, но это была лишь оболочка, Мерри. Она должна была скрывать сердцевину, ядро.
— Понимаю, но почему это должна быть работа сидхе?
— Насколько я знаю, только ваш народ умеет переплетать магию с живой материей.
— Мы никогда ничего подобного не видели, сказал Вилсон.
— Значит, ее сделали сидхе? — спросила я.
— Нет, — сказал Баринтус.
Все повернулись к нему.
Джереми несколько смешался, но все же спросил:
— Почему это не может быть магия сидхе?
Баринтус глянул на него, как на червяка. Он с Джереми не ладил. Я поначалу думала, что у него претензии лично к Джереми, но потом поняла, что Баринтус питает предубеждение к трау. Проявление расизма: Баринтус считал, что никакой трау не достоин нами командовать.
— Не уверен, что смогу объяснить достаточно понятно для тебя, — процедил Баринтус.
Джереми почернел.
Я с улыбкой повернулась к Вилсону и Кармайкл и попросила:
— Вы не могли бы на минутку оставить нас наедине? Мне очень неловко, но прошу вас, отойдите на несколько шагов, пока мы тут разберемся.
Они переглянулись, посмотрели на взбешенного Джереми и надменного Баринтуса, кивнули и отошли. Никто не хочет оказаться возле семифутового полубога, когда тому вздумается выяснять отношения.
Я повернулась к упомянутому полубогу.
— Хватит, — сказала я, тыкая пальцем в его грудь, так что он слегка пошатнулся. — Джереми мой начальник. Он платит нам деньги, на которые мы живем, в том числе и ты, Баринтус.
Он посмотрел на меня с высоты своего роста — разницы в два фута хватает, чтобы выразить любое презрение, но я уже была по горло сыта его высокомерием.
— Ты не заработал ни цента. Ничегошеньки не сделал, чтобы мы могли прожить в Лос-Анджелесе, так что подумай об этом, прежде чем демонстрировать презрительную гримасу. Джереми мне и другим куда полезней, чем ты.
Мне удалось пробить броню его надменности, и в глазах Баринтуса мелькнула неуверенность — хотя он попытался ее скрыть.