Предшественники Шекспира - Страница 63
64) Ebert, Die Engl. Mysterien s. 166. См. также статью Литре въ Histoire Litteraire, de la France, Tome XXIII p. 216–234. По мнѣнію Жюбиналя идея спора между Синагогой и Церковью (La Disputoison de la Sinagogue et de Sainte Eglise) заимствована изъ латинскаго діалога Петра Альфонса, помѣщеннаго въ Biblioteque des Peres, Tome XXI. (Jubinal, Mystères inédits du XV siècle. vol. II. Notes, p. 404–408).
65) Пьеса эта по сю пору не издана. Въ изложеніи ея содержанія мы будемъ слѣдовать Колльеру (History of Engl. Dram. Poetry, vol. II. p. 279–286).
66) См. o ней въ Histoire Litteraire de la France. Tome XXIII. p. 260. На французскій источникъ этой моралите указываетъ одно выраженіе, что замокъ постоянства крѣпче любаго замка во Франціи (for it is strenger thanne any in France).
67) "All men example here at may take
"То mayntein the good and mendyn here mys.
"Thus endyth our gamys:
"То save you fro synnynge
"Evyr, at the begynnynge,
"Thynke on your last endynge.
"Te deura laudamus.
Въ этихъ словахъ заключается мораль или идея пьесы, состоящая въ томъ, что для избѣжанія грѣха и осужденія человѣку необходимо съ начала дней своихъ непрестанно помышлять о смертномъ часѣ,- мысль не имѣющая ничего общаго съ основной идеей мистерій, какъ ее понимаетъ Ульрици. Не смотря на все наше желаніе, мы не могли усмотрѣть въ древнѣйшихъ англійскихъ моралите того внутренняго, основаннаго на тождествѣ идей сродства съ мистеріями, въ существованіи котораго такъ убѣжденъ Ульрици, считающій самыя моралите не болѣе какъ видоизмѣненіемъ мистерій (Abart der Mysterien). Правда, и въ разсказанной нами пьесѣ кой-гдѣ просвѣчиваетъ мысль о необходимости участія благодати въ спасеніи человѣка, во эта мысль не выступаетъ въ качествѣ руководящей идеи, не проникаетъ собою все содержаніе пьесы, а является только въ эпилогѣ, очевидно заимствованная не изъ мистерій, а изъ пьесы Германа, или — что еще вѣроятнѣе — изъ популярной въ средніе вѣка драматической поэмы Стефана Лэнгтона, написанной на тотъ же сюжетъ и относящійся къ началу XIII в. (De la Rue, Essais historiques sur les bardes etc. т. III. p. 8–10). Но отрицая происхожденія моралите отъ мистерій, мы далеки отъ мысли отрицать теологическое направленіе древнѣйшихъ моралите; мы думаемъ только, что теологическій духъ, проникающій собою моралите и налагающій неизгладимый отпечатокъ на ихъ мораль, не есть наслѣдіе мистерій, а составляетъ характеристическую черту всего средневѣковаго развитія, которую, можно наблюдать не только въ области драмы, но и вообще въ сферѣ литературы, науки и искусства. Что же касается до моралите въ собственномъ смыслѣ, то онѣ, повидимому, не любили задаваться одной общеобязательной идеей; въ каждой моралите непремѣнно заключалась какая нибудь мораль, какой нибудь урокъ человѣчеству, но сущность этихъ уроковъ была весьма разнообразна и зависѣла отъ различныхъ обстоятельствъ, отъ разнообразныхъ соціальныхъ причинъ, оказывающихъ во всѣ времена неотразимое вліяніе на характеръ литературныхъ произведеній. Такъ напр. одна изъ древнѣйшихъ англійскихъ моралите Every Man, возникшая при началѣ борьбы католиковъ съ протестантами, задалась цѣлью запечатлѣть въ умѣ зрителя католическое ученіе объ оправданіи посредствомъ добрыхъ дѣлъ. Въ другой, написанной въ началѣ XVI в., при первыхъ лучахъ Возрожденія, проводится мысль, что для счастія человѣчества необходимо изученіе философіи и другихъ наукъ. (Collier, History etc. vol. II p. 320) и т. д. Намъ кажется, что въ этой подвижности, въ этой удивительной способности отзываться на жизненные вопросы времени и заключалось огромное преимущество моралите, надъ мистеріями; понятно такае, что этой подвижности и свободы не было бы, если бы она не предполагалась самими источниками моралите, которые почти всѣ свѣтскаго происхожденія. Извѣстно напр., что содержаніе Every Man заимствовано изъ восточной повѣсти Объ испытаніи друзей, обошедшей въ различныхъ пересказахъ всю Европу и наконецъ принявшей религіозно-аллегорическую окраску въ знаменитомъ средневѣковомъ романѣ Варлаамъ и Іосафатъ. (Goedeke, Every Man, Homulus und Hekastus. Hanover 1865. s 1-30.
68) Collier, History etc. vol. II p. 290–291 и въ особенности р. 305–307.
69) Warton, History of English Poetry. London. 1840. vol. II. p. 508–511.
70) Hawkins, The origin of the English Drama. Oxford 1773. vol. * I. См. предисловіе къ Гику Скорнеру.
71) Collier, History etc. vol. II. p. 308.
72) Ibid. vol. I. p. 27 и II. p. 271. Въ 1489 г. на святкахъ при дворѣ Генриха VII было представлено нѣсколько пьесъ, которыя, судя по описанію ихъ, сдѣланному очевидцемъ (см. примѣчаніе 25), весьма походятъ на интерлюдіи. Впрочемъ есть упоминаніе объ интерлюдіяхъ гораздо болѣе древнее. Въ рукописномъ сборникѣ проповѣдей, относящихся къ XIV в., проповѣдникъ укоряетъ молодыхъ людей въ томъ, что "thei taken noon heede of goddis word, thei rennen to enterludes with gret delijt". (Brand, Popular Antiquities of Great Britain, London 1867, vol. II. p. 285).
73) Первое упоминаніе о Гейвудѣ осносится къ 1514 г., когда онъ былъ однимъ изъ хористовъ придворной капеллы (Children of the Royal Chapel). Въ 1519 r. онъ титулуется уже пѣвцомъ. Судя по этому, пребываніе его въ университетѣ должно отвести къ пространству времени отъ 1514–1519.
74) Wood, Athenae Oxonienses ed. Bliss, vol. 1. p. 348.
75) Питсъ (De illustribus Angliae Scriptoribus. Paris. 1619. p. 753), свидѣтельствуетъ, что Гейвудъ былъ Thomae Moro multis annis familiariesimus.
76) Campbell, The Lives of the Lord Chancellors, vol. I. p. 519. Характеръ Т. Мора и его отношенія ко двору прекрасно очерчены въ извѣстномъ письмѣ Эразма къ Гуттену. (Epistolae Erasmi Rotherdami, London 1642. Liber X, epist. 30).
77) Въ расходной книгѣ принцессы Маріи за мартъ 1537 г. читаемъ: geven to geywood playing en enterlude with his Children before my ladie's Grace 40 shill (A privy purse expenses of the Princess Mary, ed. by Fr. Madden, London 1831. p. 62).
78) Harrington's, Metamorphosis of Ajax. London 1596. p. 25.
79) Dodd, The Church History of England. London 1737. vol. I. p. 370
80) Однажды — разсказываетъ Кэмденъ — королева въ интимномъ разговорѣ съ Гейвудомъ доказывала свою любимую мысль, что идея брака несовмѣстима съ священствомъ, и что священники должны оставить своихъ женъ. "Въ такомъ случаѣ возразилъ Гейвудъ съ своей обычной лукавой усмѣшкой — вы должны дозволить имъ имѣть любовницъ, for the clergy cannot live without sauce". Обыкновенно чопорная до смѣшнаго, королева не оскорбилась скоромной выходкой Гейвуда и, улыбнувшись, продолжала начатый разговоръ. (Remaines of а greater Worke. The fifth impression. London 1637. p. 287). Приведемъ кстати еще нѣсколько анекдотовъ, свидѣтельствующихъ объ остроуміи и находчивости Гейвуда, заимствуя ихъ изъ любопытнаго сочиненія Дорана, History of Court Fools. London 1857. p. 154–155. Хотя Гейвудъ не былъ самъ придворнымъ шутомъ въ собственномъ смыслѣ слова, — это однакожъ насколько не мѣшало ему высоко цѣнить этихъ смѣлыхъ и правдивыхъ людей, которые сознательно разыгрывали изъ себя дураковъ и подвергались всевозможнымъ оскорбленіямъ, лишь иногда имѣть случай
Истину царямъ съ улыбкой говорить.
Однажды при немъ съ насмѣшкой разсказывали, какъ одинъ ученый магистръ оксфордскаго университета не постыдился надѣть на себя дурацкую шапку и сдѣлаться настоящимъ шутомъ. "Ну это еще не велика бѣда — возразилъ Гейвудъ: онъ останется умнымъ человѣкомъ и подъ дурацкой шапкой; гораздо хуже, когда отпѣтые дураки прикрываютъ свой природный арлекинскій нарядъ тогой мудрости". Въ другой разъ кто-то изъ придворныхъ жаловался Гейвуду, что постоянно возрастающее число адвокатовъ сдѣлаетъ подъ конецъ эту профессію невыгодною. "О на этотъ счетъ не безпокойтесь, отвѣчалъ Гейвудъ: чѣмъ больше гончихъ, тѣмъ больше дичи (for the more spaniels — more game).