Предпоследняя передряга - Страница 38
— Давай греби, — велел он и загоготал, сверкая глазами. — Ну вот, сироты, наконец-то вы в моих руках, — заявил он. — Мы с вами в одной лодке.
Бодлеры поглядели сначала на негодяя, а потом на берег. На миг им захотелось прыгнуть за борт и вплавь добраться до города, чтобы оказаться подальше от Олафа. Но когда они поглядели на дым, который валил из окон отеля, и на пламя, которое вилось вокруг лилий и мха, выращенных на стенах искусным садовником, то поняли, что на суше так же опасно. Дети видели стоявшие вокруг отеля крошечные фигурки, которые яростно махали руками в сторону моря, и видели, как содрогается здание. Судя по всему, отель был готов вот-вот обрушиться, и детям хотелось оказаться от этого подальше. Дьюи заверил их, что им больше не придётся скитаться по морям, по волнам, но сейчас именно морские волны стали для Бодлеров последним убежищем.
Ричард Райт, американский романист реалистического направления, в своём самом прославленном романе «Родной сын» задаёт знаменитый непостижимый вопрос. «Кто знает, — спрашивает он, — не окажется ли одного крошечного потрясения, которое нарушит хрупкий баланс между социальными установлениями и неуёмней алчностью, довольно для того, чтобы в наших столицах обрушились все небоскрёбы?» Прочитать этот вопрос не так-то просто, и звучит он так, как будто это некий шифр, однако после долгих исследований я смог извлечь из этих таинственных слов определённый смысл. Например, «социальные установления» — это слова, которые, вероятно, относятся к тем системам, с помощью которых люди организуют свою жизнь, в частности к Десятичной Системе Дьюи или к процессам Верховного Суда, на которых присутствующих заставляют завязать глаза. А «неумная алчность» — это слова, которые, вероятно, относятся к тому, чем люди стремятся обладать, например к бодлеровскому состоянию, сахарнице или убежищу, которое одинокие усталые сироты могут назвать своим домом. Видимо, мистер Райт, задавая этот вопрос, хотел спросить, не может ли крошечное событие, вроде камешка, брошенного в пруд, привести к тому, что по всем системам мира побегут круги, и потрясти основы того, к чему стремится человечество, пока все эти круги и потрясения не обрушат что-нибудь громадное вроде здания.
Разумеется, у Бодлеров в деревянной лодке, которая служила им новым домом, не было экземпляра «Родного сына», однако, глядя на удаляющийся отель «Развязка», они задавали себе вопросы, очень похожие на вопрос мистера Райта. Вайолет, Клаус и Солнышко вспоминали все свои поступки, большие и малые. Они думали о своих фланёрских наблюдениях, которые оставили нераскрытыми столько тайн. Они думали о своих обязанностях посыльных, из-за которых случилось столько бед. И они думали о том, кто они — по-прежнему благородные волонтёры, которыми хотели стать, или из-за того, что огонь прокладывал себе зловещий путь по этажам отеля и здание должно было вот-вот обрушиться, им было самой судьбой предназначено стать кем-то другим.
Бодлеровские сироты оказались в одной лодке с Графом Олафом, прославленным негодяем, и глядели в море, где надеялись найти своих благородных друзей, не зная, что им теперь делать и кем они могут стать.