Предел несовершенства - Страница 9

– Вам нравится этот тренажерный зал? – Дамочка не отставала.

Вокруг на тренажерах двигались мужские тела. Он видел интерес в ее глазах и большую красивую грудь в вырезе красной спортивной майки. Грудь словно жила отдельно от своей хозяйки, к груди прилагались широкие бедра.

– Мне нравитесь вы, – вдруг с хрипотцой в голосе сказал он и почувствовал, что хочет коснуться этой роскошной груди. Ему показалась, что дамочка растерялась, потому что она замолчала и теперь просто смотрела на него, и была в этом взгляде какая-то недоговоренность и детское очарование.

– Я старше вас лет на десять! – с вызовом произнесла дамочка.

– А мне нравятся зрелые женщины, – улыбнулся он и про себя подумал: «Ну, это ты хватила, там все лет пятнадцать, а не десять, но все равно хороша для разового использования. Жениться на тебе я не собираюсь, а вот духи заставлю сменить однозначно, а то без противогаза не подойти».

– Я вас за язык не тянула, – кокетливо сказала она, и вокруг ее глаз тонкими лучиками разбежались морщинки.

– Только вот вы пахнете как парфюмерная фабрика, – не выдержал он.

– Разве? – Она искренне удивилась. – Это дорогие духи, между прочим, я люблю резкий запах.

– Душ примите в тренажерке, думаю, полчаса вам хватит, я буду ждать в машине.

Это прозвучало как-то цинично, но дамочка даже не поморщилась и направилась в сторону душа. Он насухо вытерся полотенцем и пошел в раздевалку, под душ он встанет дома. Ему просто сейчас захотелось женщину.

Лиц своих многочисленных женщин он не помнил, они сливались в одно типовое «блондинка с хорошими формами». Мужчина при встрече с ними не отводил глаза, но каждая из них так и не узнала, любит он ее или нет, его душа оставалась загадкой. Он придерживался свободных отношений и не давал обещаний, не придавал значения чувствам, хотя понимал, что рано или поздно женщину это заденет. Он не окружал женщин, с которыми вступал в отношения, безмерной заботой и действовал по принципу «секс и ничего личного».

Мужчина никогда не говорил слов любви, не потому, что не знал, а потому что ни к одной из них ничего такого не испытывал. Он не знал, что такое любовь, и не хотел это знать. Его так много и долго мучили болезни, он положил так много сил на восстановление своего организма, своего изуродованного лица, что сил на что-то другое у него не было. Ему казалось, что душа его – спущенный воздушный шарик, и нет, не хватает вокруг воздуха, и невозможно впрыснуть адреналин в измученное тело. Одна из тех, которая рассталась с ним недавно, как-то сказала:

– Ты как снежный человек, ты холодный сам и не в состоянии согреть, а женщине необходимо тепло.

Он понял, что она имела в виду, но произнес абсолютно другое:

– Меня согревала ты, и этого достаточно.

– Недостаточно, увы, недостаточно.

Диалог случился накануне их расставания, и оба они знали об этом, потому говорили спокойно и откровенно.

– Когда-нибудь ты пожалеешь, что так использовал женщин, а мы, дурочки, покупаемся на мужские взгляды. Мы каждый раз убеждаем себя, что это любовь, и снова разочаровываемся.

– Тебе плохо со мной?

– Я чувствовала себя вещью.

Новая знакомая шла к его машине в хорошем настроении и даже напевала.

«Ну зачем тебе это подержанное тело? – спросил он себя и сам ответил: – Если она оказалась в нужном месте в нужное время, пусть пока будет. К тому же грудь у нее действительно великолепная».

– Какие у нас планы? – От нее уже не так разило духами, и он вздохнул облегченно.

– А если без планов мы сразу едем ко мне домой? Муж не будет ругаться?

– Не будет. – Она хихикнула. – Муж когда-то был и весь вышел. Я свободная женщина, – вызывающе сказала дамочка.

Ее душа давно просила впечатлений и яркости, оглядывалась по сторонам в поисках «своей жертвы». Может, она встретила наконец своего единственного и неповторимого, который «заглотил ее крючок»? Жаль, что лицо его так изуродовано, но разве мужчине нужно быть красавцем? Красавцев на своем веку она повидала достаточно.

Начальник двадцатого цеха Василий Егорович краснел, потел, но не мог объяснить, почему на участке оказались неучтенные детали. Скорее всего эти чертовы пики для забора принес кто-то из своих, принес, чтобы закалить в печи, сделать их прочными, и явно договорился с кем-то из рабочих или мастером.

– Все за спиной! Вот подстава!

Костя Жданов клялся и божился, что ничего об этом не знает, но то, что в горячей заводской печи могут закаляться «левые» детали, ни для кого секретом не было. Да как можно отказать, например, главному инженеру, который просит закалить тяпку и ножи? Обычно Василий Егорович потихоньку отдавал такую домашнюю утварь мастеру Косте, тот сам договаривался с рабочим и через пару дней отдавал ему выполненный заказ.

Похожие пики он видел раньше, пару месяцев назад, но они по конфигурации были другими, да и не станет он втягивать чужих людей, а с такими просьбами в цех обращаются часто, и в основном начальство. А как следователю об этом сказать? Половцев вытер платком пот на шее и произнес:

– Надо у мастера Кости Жданова спросить, я в этот день к нему на участок совсем не заходил.

– Спросим, конечно, но пока вопросы к вам, и вопросов будет много. – Молодой следователь Агаркин пристально и сурово посмотрел на начальника цеха.

Василий Егорович вздохнул: «Ой, мальчик, не на того напал с пугалками, у меня за всю жизнь столько проверяющих было! Убийств, слава богу, не случалось, но похожих молодых людей в погонах, задающих неприятные вопросы, появлялось предостаточно».

Мужчина спокоен, потому что не имеет отношения к этому происшествию. Конечно, формально он начальник цеха и отвечает за все, но что там произошло с Крупинкиным, почему его закололи пикой, он не представляет.

Вредный был мужик Федька. Есть, конечно, у него свои соображения, он давно знает Федора, и тот мог встрянуть в дурно пахнущую историю, но чтобы лишать человека жизни – это должно быть что-то запредельное. Мария-то, наверное, с ума сходит.

– То есть по существу вопроса, как неучтенные детали оказались на участке, вы пояснить ничего не можете?

– Действительно, не могу. Мастер сейчас мне объяснительную пишет, буду его премии лишать месячной за такие «проделки».

– То есть подобное в цехе впервые, когда около печи обнаружены ничейные детали?

– Впервые, и мастер участка Жданов будет наказан. У нас, понимаете ли, серьезное производство, а не балаган, и убийство в цехе тоже впервые.

– Василий Егорович, а как вы можете охарактеризовать Крупинкина?

– Только положительно. Он ветеран цеха, производственные задания выполняет качественно и в срок. Выполнял.

Молодой следователь Володя Агаркин злился и свое состояние скрывал с трудом. Он чувствовал, что начальник цеха что-то недоговаривает и явно что-то знает, знает, но не хочет делиться своим знанием со следствием.

Рабочие тоже оказались из того же «невнятного теста». Термисты и гальваники хором толковали про свою дикую производственную загруженность, про то, что по сторонам смотреть им некогда, халтуру они в работу не берут, и наказуемо это, и, самое главное, времени у них нет, оборудование загружено под завязку.

– И что, никогда левой работы не брали?

– Нет, – словно сговорившись, отвечали они, что, конечно, по мнению Агаркина, не могло быть правдой по определению.

Гальваник Вадим Лазарев, работавший в смену с убитым Федором Крупинкиным, был просто напуган и ничего, что несет в себе смысловое наполнение, сформулировать не мог.

– Да мы вроде волноводы серебрили, загрузили партию в ванны, я на обед ушел, а он остался.

– Он решил не обедать?

– Да почему? Я с обеда бы вернулся и Федора отпустил. Просто когда детали в ванной, кто-то должен находиться на участке.

– У вас не возникало предположения, что его могли убить из-за конфликта на работе, из-за каких-то рабочих проблем?