Предчувствие: Антология «шестой волны» - Страница 118

Артур привык доверять Ивану Петровичу, видя в нём наставника, и изредка вёл с ним задушевные беседы, поверяя старому знакомому свои горести. Разговоры приносили облегчение, несмотря на то, что Иван Петрович никак не хотел вникать в напряжённую внутреннюю жизнь Артура, ограничиваясь размытыми советами зажить наконец по-человечески. На вопрос, как это сделать, Иван Петрович делался невнятен и, отводя глаза, хмыкал, что это надо самому понимать. Впрочем, обычно дело обходилось бытовой болтовнёй. Особенно Ивана Петровича волновала убогая квартира Артура. Артур с раздражением догадывался, что Иван Петрович направляет беседу в такое приземлённое русло нарочно, то ли из жалости, то ли из презрения, то ли потому, что о главном просто не принято было упоминать в приличном обществе, — но сам заговаривать об этом главном опасался.

В окно неслись отдалённые бравурные марши, зычные крики, искажённые микрофонами, и гул возбуждённой толпы. Артур сидел у окна, на подоконнике перед ним стояла ополовиненная бутылка портвейна. «Веселятся…» — озлобленно думал он. Скопившиеся на площади люди казались ему отвратительными рыбинами, смёрзшимися в магазинном холодильнике в единую массу. Артур, скривившись, налил ещё и вспомнил сына Ивана Петровича: взволнованные и строгие глаза Вовы, казалось, смотрели на Артура с укоризной. Одиночество стало острым, как никогда. Артур поболтал вино в бутылке, любуясь тёмными кругами, и встал.

— А почему бы и нет, — сказав он пустой комнате, криво улыбаясь. Его охватила радость, смешанная со стыдом. Он представил себе Люду, как она возбуждённо подпрыгивает на берегу лужи, тревожно и счастливо улыбается, переживая за школьников, — сама похожая на школьницу, милую и озорную. Артур вдруг понял, что Людочка ждёт его на площади — возможно, уже не первый раз. Он выскочил из дома, натягивая на ходу куртку, в страхе, что новое чувство может угаснуть так же быстро, как и вспыхнуло. Артур не был уверен, что ему позволят участвовать в соревновании ещё раз, но прятаться он больше не будет. Это просто свинство — прятаться. У людей праздник, а он сидит над бутылкой и исходит завистью и злобой.

Туманные улицы были пусты. Несколько раз звуки, доносящиеся с площади, утихали, задавленные домами, и Артур каждый раз замирал в испуге, хотя и понимал, что соревнование не может закончиться так быстро. Наконец он добежал до последнего поворота; неожиданно громко грянул оркестр, и Артур упёрся в спины людей, стоящих в проходе между трибунами.

Отчаянно работая локтями и подпрыгивая, он наконец смог встать так, чтобы видеть лужу. Его сторонились, но Артур, захваченный энтузиазмом, не обращал на это внимания. На берег лужи выходила девочка с двумя косичками — из-под синей куртки сияла белизной блузка, красные сапожки были почти не запачканы, бледное личико дрожало от подавленных слёз. «Только по щиколотку засосалась, — вздохнули рядом с Артуром, — жаль, хорошая девочка». Распорядитель уже объявлял следующего конкурсанта. Артур увидел Люду — она стояла на противоположной трибуне, держа за рукав закаменевшего лицом Ивана Петровича. Артур вдруг понял, что сейчас произойдёт, и ему стало душно. Люди снова показались рыбами, но теперь Артур был одной из них и чувствовал, как его вмораживает в общую массу. Грянул стартовый пистолет, Вова решительно ступил в лужу; уже на первом шагу жидкая глина хлынула в его сапоги, но мальчик продолжал брести. Отойдя от берега на пару метров и провалившись уже по пояс, он остановился. Губы его шевелились, и вокруг Артура зашелестели: «Рыбка-рыбка, засоси… — Вова провалился по шею, светлая макушка покачивалась вверх-вниз, как поплавок, — и назад не отсоси!» Заворожённый шёпот зрителей превратился в торжествующий рёв, хлынувший в уши Артура грязной водой. Он понял, что видит сейчас Вова; это было до того отвратительно, что Артура вырвало прямо на спину стоящего впереди мужчины — но тот, зачарованный зрелищем, ничего не заметил.

Артур осторожно попятился и побежал к дому. Никто его не окликнул.

Артур торопливо кидал вещи в раскрытый чемодан, валявшийся на кровати. Сладкая мечта превратилась в простое и ясное решение. Он уедет не попрощавшись — и избежав вопросов. Именно сегодня это будет просто — надо только дождаться, пока горожане разбредутся по домам и начнут готовиться к вечернему празднованию. Сесть в первый же поезд — и прощай, город О., навсегда; прощай, запах рыбы и канализации, прощай, вечный туман, прощайте, мутные лужи, скрывающие кошмары. Артур улыбнулся. Пусть Людочка ждёт на площади — она славная девушка, но он встретит ещё многих и, может быть, найдёт любовь, не отравленную жалостью. Где-то стоит поезд, готовый отвезти его к свободе и простому человеческому счастью, и Артур наконец готов купить на него билет.

Вспомнилось, как однажды он по совету Ивана Петровича пошёл в церковь. Проходя через двор, купил у тёмной старухи свечку и держал её на виду, поднимаясь к двери, — как будто восковая палочка была пропуском, который непременно нужно кому-то показать. В прохладной полутьме, испещрённой точками зажжённых свечей, вдруг стало не по себе. Лицо священника, бледное и рыхлое, не понравилось Артуру; он сосредоточился на словах и тут же покрылся холодным потом: «небеси» и «еси» отчётливо складывались в проклятую считалку. Артур задом выполз за дверь, едва не загремев по ступенькам, и долго стоял под дождём, глубоко дыша, выталкивая из лёгких запах ладана, который отдавал рыбой. Так провалилась единственная попытка приблизиться если не к людям, так хотя бы к Богу.

Сборы подходили к концу, оставалось только заглянуть на кухню. На столе обнаружился забытый пакет с минтаем; рыба уже подтаяла, от неё пахло весенним туманом, смешанным с вонью мокрой клеёнки. Артур брезгливо вышвырнул подтекающий пакет в окно; одна рыбина вывалилась, не долетев до форточки, и шлёпнулась под ноги, забрызгав Артуру тапочки. Он поспешно вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. Чемодан был ещё наполовину пуст, и Артур понимал, что оставшееся место предназначено для чего-то очень важного — только не мог вспомнить, чего именно. Наконец, хлопнув себя по лбу, он полез на антресоли. В самом углу он нашёл объёмистый пакет угловатых очертаний. Артур сунул его на дно чемодана и захлопнул крышку.

Выйдя из подъезда, Артур глубоко вдохнул густой влажный воздух и огляделся. Только сейчас он понял, что совершенно не представляет себе, где находится вокзал: ему ни разу не приходилось ни уезжать из города О., ни встречать приезжих. Артур растерянно завертел головой и увидел спешащего к нему Ивана Петровича — он махал рукой, будто просил подождать. За Иваном Петровичем семенила Люда. Уехать по-английски не получилось.

— Куда собрался? — ещё издали закричал Иван Петрович. Люда цеплялась за его рукав, путаясь в каблуках.

Артур пожал плечами.

— Уезжаю, — ответил он, дождавшись, пока они подойдут поближе.

— Артур, ты чего? — удивлённо спросила Люда.

— Придумаешь тоже, — подхватил Иван Петрович. — Р-р-романтик, блин. Пошли!

— Куда? — с недоумением спросил Артур.

— К мэрии, конечно, — ответил Иван Петрович и возмущённо добавил: — Мы тебя ждали, ждали, а ты вон чего…

Артур попятился, почувствовав, как слабеют колени. Только сейчас он заметил в руках у Людочки и Ивана Петровича жёлтые нейлоновые прыгалки.

— А это ещё зачем? — спросил Артур, сам не понимая, что имеет в виду.

— А это мы тебя душить будем, если не пойдёшь, — ответила Люда, небрежно помахивая прыгалкой. В этот момент она была как никогда похожа на резвую, чуть порочную школьницу.

Артур испугался: такие скакалки не продавались в «Романтике», а значит, припрыгали из другого города, а может даже, и из другой жизни, в которой, как почувствовал Артур, его и правда могли средь бела дня придушить детской игрушкой. Он заупирался, сжимая вспотевшими руками чемодан, и Иван Петрович подтолкнул его в спину.