Предатель. После развода (СИ) - Страница 34

Я знаю таких.

Королевы, которые начинают истерить, когда мужики, которые их раньше боготворили, отворачиваются в сторону.

— А не зря я тебя на крышу-то пригласил, да? — Герман одаривает меня усмешкой.

Он не верит мне.

Зря, наверное, я решилась на авантюру с тестом на беременность.

Сглупила. Не надо была верить подруге Ирке, которая посоветовала брать все в свои руки и цеплять Германа за жабры, а то уплывает мужики к бывшей стерве.

Тест на беременность — ее идея, а я после слов Германа, что он во мне больше не нуждается, разозлилась и запаниковала.

— Ты на ужине хотела об этом сказать, — поднимает тест-полоску к моему лицу.

Да, такой был план у Ирки.

Я бы нескольких зайцев, как она сказала, пристрелила. Вызвала бы у детей истерику, бывшую такой новостью щелкнула по носу, и вопрос о том, чтобы простить-принять Германа, вспыхнул бы синим огнем гнева.

Но я сама налажала.

Я пришла раньше.

Я хотела разведать ситуацию, успокоить за пару часов бдительность детей, а после, может быть, вытащить козырь из рукава.

Может быть.

Потому что все могло обойтись и без моего обмана с ложным тестом.

Ирка еще на мою претензию, что я как бы не беременная, ответила:

— Это крайняя мера. Красная кнопка, на которую нажмешь, если сильно припрет. Потом уже подумаем, как быть.

После она сказала, что за определенную сумму меня в клинике могут сделать беременной. Искусственная инсеминация. Или даже эко, но оно дороже.

Господи, какая я дура!

Послушалась идиотку, которая смски пишет с ощибками. Стукнуть бы сейчас по лбу, но я вместо этого прикусываю кончик языка до острой боли и пускаю слезу.

Я не зря в свое время решила пойти в театральный кружок.

— Ты меня отправишь на аборт?

Я понимаю, что сама себя закапываю.

В глазах Германа я вижу не удивление и растерянность, а разочарование. Он точно мне не верит.

Проклятье.

А женушке бы своей точно поверил.

— Отправить на аборт? — Герман усмехается, и мне от его усмешки холодно. — У меня разве есть такое право?

Я себя не только закопала, но собственноручно поставила поверх своей могилы гранитный памятник.

— Ветер холодный, — поднимает ворот пальто и неторопливо шагает в железной двери со следами ржавчины у петель. Передергивает плечами и беспечно говорит. — Хочу лето обратно.

— Но Герман…

Делаю неуверенный шаг за ним.

Я должна заткнуться, но меня начинает распирать от злости.

Меня поматросили и бросили.

Я этому гондону завтраки, мур-мур, поцелуйчики, массаж, а он меня выкидывает, как использованный гондон в окно. Стоило только Анфисе пальчиком его поманить.

— Я все равно рожу ребенка!

А, может, аферу с искусственной инсеминацией действительно провернуть, а? Потом и с тестом на отцовство подшаманить?

— Ди, — Герман лениво разворачивается ко мне, — а ты ведь хорошо держалась, — улыбается, — что же ты сейчас так резко отупела?

— Не надо меня оскорблять, — всхлипываю. — Почему ты мне не веришь? Да, я перестала пить таблетки. Тогда, когда ты сказал, что мы съезжаемся… я подумала…

— Что ты подумала? — хмыкает.

— Герман, не будь со мной таким жестоким…

Вот теперь на лице Германа я вижу презрение и отвращение.

— У меня вазектомия, Диана, — Герман раздраженно вздыхает. — Поэтому рожай, сколько влезет. И хорошо, что ты предупредила, Ди. Надо теперь сходить и провериться, а то вдруг ты чего-то подцепила от будущего отца.

и ревности в нем нет. Только гадливость.

— Я тебе не шлюха! — срываюсь на крик. — Ясно. Ты за кого меня принимаешь?!

— За ту, которая где-то, — бросает в мою сторону тест-полоску, и ее подхватывает ветер, — потрахалась и залетела. Этот вывод я сделал из твоего слезливого признания. Знаешь, Ди, тебе стоит знать, что мало у каких женщин выходит повесить на мужика чужого отпрыска. Если, конечно, он не олень.

— А ты и есть олень!

— Как ты заговорила, — Герман смеется. — Милая пушистая Ди показывает зубки?

— Ты же таких стерв, как твоя жена, и любишь!

— Диан, — Герман поглаживает переносицу. — Я согласен с тем, что поступаю, как мудак, — вновь смотрит на меня, — но ты сама не уподобляйся дурам.

— Ты не будешь с ней счастлив, — агрессия из меня выходит потоком, как из воздушного шарика.

— Мы друг друга хотели использовать, — Герман достает ключи из кармана пальто. — У тебя свои были цели, у меня свои. И это стремно, Диана. Да, я устал от одиночества, оттого что моя бывшая жена отказывается от меня…

— Мне это неинтересно! — зло отмахиваюсь и шагаю мимо. — Удачи тебе под юбкой бывшей жены. Только она тебя обязательно оттуда выпнет.

Мне удается с трудом открыть тяжелую железную дверь, которая зловеще скрипит.

— Урод.

— Удачи тебе.

— Да пошел ты, — оглядываюсь. — Зря только на тебя время потратила.

Дурацкий тест на беременность. Блин. Я сегодня поторопилась. Слишком поторопилась.

— И чтобы у тебя яйца отсохли, — цежу сквозь зубы, выпуская из себя весь гнев, который накопился за все это время, которое я потратила на Германа. — Мудила.

Гордо выхожу.

И пусть я опозорилась, но дышится мне легче. Слишком долго я была милой Дианочкой.

Глава 54. Не было такого

У нас с Дианой был разговор, что пока детей мы не планируем, съезжаемся, притираемся друг к другу и смотрим, как нам живется вместе, поэтому и выбрали таблетки, потмоу что презервативы Дианочке натирают. Все опухает и больно.

Хлоп-хлоп глазками.

Я согласился, а потом я пошел и сделал вазэктомию, чтобы контроль был у меня. И я как чувствовал, что меня захотят нагнуть.

Борьку бы я тогда точно потерял.

У него характер матери.

Новый ребенок от новой женщины?

Все, папа, ты теперь — враг.

И уже бы он надевал наушники на голову с попытками с ним поговорить и убедить, что он все равно останется моим сыном.

А еще, я сейчас, стоя на крыше, понимаю, что, наверное, детей я хотел только от Анфисы.

Ведь наши дети такие красивые.

Такие упрямые.

Такие талантливые.

Афинка лепит в саду самых красивых котят из пластилина. Пока другие его жуют, она сосредоточенно лепит, сердито насупившись. Пока другие ревут и орут, что им невкусно, она тяжело вздыхает и ставит в центр стола красивого зеленого котика, а после уничижительно смотрит на остальных детей, которые аж замолкают и быстренько достают изо рта пластилин.

А Борька тайком рисует карикатуры на учителей. Нас периодически вызывают в школу, показывают его рисунки, и мы с Анфисой долго и с интересом их изучаем. Обещаем, что серьезно поговорим, а потом я ему даю совет, чтобы он рисовал, но не попадался.

Некоторые карикатуры мне удалось забрать у директора и сохранит в тайной папочке.

Да, детей я хотел только от Анфисы.

И хочу.

Я не против еще одного орущего младенца на руках. Совсем не против бессонных ночей и беззубой улыбки.

И не против мокрой рубашки, которую мне описают, а после сладко зевнут и расслабятся.

Только одна проблема.

Анфиса мне сейчас не жена.

Смеюсь.

Да она меня изобьет дорогой итальянской тряпкой, если я явлюсь к ней такой красивый и скажу:

— Хочу от тебя детей.

Охренеть, как хочу третьего ребенка.

Сквозь низкие серые облака пробивается солнечный свет, с которым меня озаряет простая, но глубокая истина.

Анфиса - моя женщина.

Вот такая сумасшедшая.

Такая капризная, когда злится.

Такая вдохновленная.

Такая печальная, когда что-то не получается.

Моя женщина.

Да, можно согласится, что это проклятие, но какое в то же время счастье.

Я сейчас живой.

Да мне страшно, что от меня опять будут отказываться, огрызаться, но тогда я не знал, что женщина может быть навсегда.

И с этим “навсегда” надо уметь жить и постоянно маневрировать, чтобы не оказаться на крыше разведенным мужиком, которого попытается поймать на пузо хитренькая девица.