Праздничный коридор (СИ) - Страница 14

Каждый новый день напоминал Василине, что может стать последним днем ее жизни.

Все чаще жуткая, невыносимая боль тисками охватывала все ее тело и бросала во мрак забытья. Но Василина, бледная и дрожащая, упорно возвращалась в жизнь. На ее ночном столике появились коробки таблеток и ампул с уколами, которые она научилась делать сама.

В райисполком она больше не ходила, большую часть времени лежала в кровати или сидела в маленьком креслице возле окна. Между приступами боли иногда звала в свою комнату Зосю и просила ее посидеть с ней. Василина давно собиралась рассказать Зосе о том, что она ей не родная мама, только вот не могла подобрать нужный момент. Сейчас этот момент, кажется, наступил. Может, сможет Зося простить Анюту и снова обретет любящую маму?

— Зосенька, мне нужно кое-что рассказать тебе о нашей с тобой жизни. Нет, о небольшом периоде твоей жизни, который ты, скорее всего, не помнишь.

Чем тщательнее Василина подбирала слова, тем больше в них запутывалась.

— О чем это я не помню? Ну, а если не помню, то, возможно, не стоит и вспоминать?

— Давай так — я буду рассказывать, а ты слушай и не перебивай меня. Хорошо?

— Как скажешь. Только, пожалуйста, не волнуйся.

— Как не волноваться, когда разговор очень серьезный, и я не знаю, как ты все это воспримешь.

— Мамочка, я все правильно пойму. Я же твоя дочь и очень похожа на тебя.

— Да, ты внешне немного похожа на меня — это правда. Мы с тобой очень близкие родственники по крови — я твоя двоюродная бабушка. Но твое сходство с моей племянницей Анютой просто поразительное. Анюта — твоя родная мама. В твоем возрасте она была такой же красавицей, как ты сейчас. Почему была? Нет, с ней, наверняка, ничего не случилось, просто, я ее не видела с тех пор, как забрала тебя из больницы. Возможно, сейчас она сильно изменилась — тяжелая работа в колхозе и безрадостная жизнь могли наложить отпечаток и на внешность.

— Мама, давай мы не будем это обсуждать — пусть она живет, как хочет. Я, кстати, давно знаю, что ты мне бабушка. Дядя Олег, когда тебя дома не было, звал меня не иначе, как «приемыш». Он-то мне и рассказал, что моя родная мама живет в деревне и работает дояркой на колхозной ферме. И очень настоятельно рекомендовал мне «убираться к мамашке и бабке-алкоголичке».

— Зосенька, а почему ты мне никогда об этом не рассказывала?

— Во-первых, не хотела дополнительно загружать тебя проблемами, а во-вторых, много ему чести, чтобы обращать на его болтовню внимание.

— Значит, ты давно знаешь, что я тебе не родная?

— Мама, что ты говоришь? Почему — не родная? Ты мне самая родная. И это неправда, что я только внешне немного похожа на тебя — я очень похожа на тебя. Я тобой всегда гордилась и стремилась быть на тебя похожей. Повторяла твою походку, манеру общения с людьми. Училась, как и ты владеть собой, не быть рабом собственных эмоций, улыбаться, когда немыслимо тяжело. Все это от тебя. Ты не замечаешь, что у меня тот же стиль одежды, пусть пока несовершенный, но в твоих любимых тонах? А ту, чужую женщину, которая меня родила и бросила, я не знаю. Возможно, она красавица и умница. Возможно! Но она для меня чужой, незнакомый и неприятный человек. Я не имею права ее осуждать, но и оправдывать не собираюсь. У нее своя жизнь, у меня — наша с тобой.

— Остановись, дочка! Не суди ее так категорично. Она была чуть старше тебя, когда забеременела. Живут они с твоей бабушкой в деревне. Юлия Дмитриевна — твоя бабушка, а моя сестра, в свое время в колхозе была передовой дояркой, ее приняли в партию, неоднократно выбирали делегатом на различные конференции, а один раз даже на съезд партии. Слава о ее трудовых достижениях гремела на всю республику. И вдруг ее несовершеннолетняя дочь нагуляла ребенка, да еще, и рожать собралась! Представляешь, какой скандал мог разгореться, какие разбирательства ее ожидали? Анюта так и не сказали ни матери, ни мне, кто твой отец. Кто-то обманул девчонку и бросил. В то лето она работала в лагере для заключенных, вот там-то ее, скорее всего и соблазнили. Может охранник, может заключенный. Мне рассказывали, что заключенные в нашем лагере в те времена могли себе многое позволить — были бы деньги. Впрочем, я никогда не ставила перед собой цель — узнать кто твой отец. Пустая трата времени — если бы захотел воспитывать своего ребенка, то и сам мог бы нас найти, в одном районе живем. Вот и твоя мама ни разу к нам не заглянула — может стыдно, а может — и это наиболее вероятный вариант, — укатала ее жизнь, придавила к земле тяжелым катком.

— Мама, да бог с ней, с этой Анютой и несостоявшимся отцом!

— Подожди, я же просила не перебивать меня. Почему я сейчас рассказываю тебе про Анюту? Есть у меня надежда, что сейчас Анюта не оставит тебя. Тебе еще расти, и расти, чтобы взрослой стать. И хорошо бы рядом, пусть не маму, но хотя бы подругу надежную иметь. Доченька, Анюта ведь мне тоже не чужая! Я, конечно, давно могла ее вытащить из деревни, но были две причины. Одна вполне житейская — у нее в деревне мать стала алкоголичкой и совсем беспомощным человеком. Кто-то должен Юлю присмотреть, она мне родная сестра. Ну, а вторая причина — это ты. Боялась я, что заберет тебя Анюта. А ты стала для меня смыслом жизни — моей семьей, надеждой и опорой. Вот я и чувствую себя виноватой перед Анютой — могла что-то изменить в ее жизни, и не изменила. Ты говоришь, что всегда стремилась быть похожей на меня? Меня это очень радует — будешь моим повторением в этой жизни. Только убедительно тебя прошу — не допускай моих явных ошибок.

— Что ты имеешь в виду, мама? Какие ошибки?

— Видишь ли, дочка, доброта это очень хорошее качество, но моя доброта иногда перерастала в глупость. Я говорю про наши отношения с Олегом. Давно нужно было развести наши жизненные дороги, но мне его всегда было жалко — такой наивный, беспомощный, он погибнет без моей помощи и опеки. И в итоге к чему моя доброта привела? Ты остаешься без жилья и без материальной поддержки — все отобрал этот негодяй. Я даже не смогла выселить Олега из квартиры, суд все переносят. И конца и края этому не видать — то он мириться хочет, то он сам болеет, то мать больную навещать уехал. А если бы квартира была свободной, то переехали бы сюда, к тебе, Анюта с Юлей. И ты бы снова жила в семье. Видимо, не суждено! Но тебя, ребенок, я попросить хочу — встанешь на свои ноги, помоги Анюте. Исправь мои ошибки, мне это очень важно. Обещаешь?

— Да, конечно. Я ее найду и обязательно помогу. Но жить с ней вместе — ты прости меня, этого никогда не будет! У меня есть мама — это ты, и тебя мне никто не заменит. Тем более Анюта. Что касается подруги, то, возможно, она у меня будет. Я в Горевске познакомилась с девчонкой. Правда, она комплексует по поводу своей внешности, и учебу запустила. Но девчонка отличная, мне очень нравится. Я пообещала ей помочь сдать экзамены в техникум. Позаниматься с ней у меня не получится, а вот шпаргалку или подсказку — вполне реально. Ты как считаешь — сильно аморальный поступок с моей стороны?

— Правильное решение, помогай! Лишь бы человек был хороший, а учеба — это дело наживное. Сегодня не знает, а завтра, глядишь, отличница. Когда ты уезжаешь в Горевск, сдавать экзамены?

— Через неделю. Когда меня не будет, к тебе временно переселится наша соседка, Татьяна Ивановна. Я ее попросила. Хотела ей заплатить, но она денег не взяла.

— Так ко мне же днем приходит медсестра.

— Вот и хорошо — днем медсестра, а ночью — соседка. Так мне будет спокойнее.

Зося сдала вступительные экзамены и привезла из Горевска извещение о том, что она зачислена на первый курс техникума с предоставлением общежития. Люда — прицепом за Зосей, тоже поступила. Как Люда сдала экзамены? Это отдельная история, о которой Зося хотела бы поскорее забыть. Зося старалась во всем быть правдивой, а здесь — катастрофа, сплошной обман преподавателей. Но, глядя на счастливую и гордую за свои успехи Люду, Зося постепенно успокоилась. Она не просто обманывала, а обманывала во благо другого человека. Люда ей ведь дала клятву, что если она поступит, то обязательно подтянет учебу.