Православие и корейцы - Страница 25

«Владивостокский Епархиальный Совет сообщает Вашему Высокопреподобию, что на содержание Миссии и на хозяйственные надобности отпущено из казны на первое полугодие 1922 г. 1200 руб. золотом. О высылке этой суммы одновременно с сим заготовлена ассигновка во Владивостокское казначейство, но ввиду задержки казенных выдач вообще рассчитывать на получение отпущенной суммы в скором времени нельзя. О результате по получении денег Вам будет сообщено дополнительно»[147].

Из-за такого неопределенного ответа, вернее отписки казенной (чего и нужно было ожидать), иеромонах Феодосий принужден был обратиться еще раз в Токио к г. Миллеру с тою же всепокорнейшею просьбою, прося его отпустить незначительную сумму, хотя бы в размере 1200 иен. Просьба, благодаря любезному содействию нашего Поверенного в Делах Д. И. Абрикосова, была уважена и на этот раз, но с большими натяжками и оговорками, даже с требованием подписки от просителя, чтобы он, проситель, впредь не обращался с такого рода просьбами, так как у него, Миллера, не имеется-де на этот счет лишних сумм, коими бы он мог располагать по своему усмотрению[148].

После такого решительного предъявления ничего другого не оставалось делать, как изыскивать средства у себя дома на месте и тем существовать насколько возможно.

Чтобы осуществить эту мысль, начальник Миссии, не откладывая дела в долгий ящик, сдал все свободные помещения под квартиры частным лицам и часть центрального участка (огород) – в аренду китайцам. С этого времени Миссия почувствовала себя несколько устойчивее в смысле финансовом, хотя общие недостатки не сошли с ее пути, остались те же, что и в минувшие года.

В настоящее время квартируют в Миссии исключительно русские, временно проживающие в Сеуле, и среди них, бывший наш консул в Сейсине (Чончжин) А. С. Троицкий с семейством. Доход, получаемый от квартир, очень незначителен, он не превышает 170 – 180 иен в месяц, но все же на него можно кое-как тянуть время, если бы только он был прочен и постоянен. Но дело в том, что сегодня он есть, завтра нет, значит, снова то же бедствие.

Итак, за весь вышеозначенный восьмилетний период Миссия получила извне, со стороны посторонних лиц 11 900 иен и за квартиры от жильцов за последние два-три года 3000 иен с небольшим, а всего до 15 000 иен. На эти деньги, главный источник которых был, как видели, совершенно случайный, нужно было содержать членов Миссии, хор певчих, прислугу; тратить значительную часть на отопление, освещение, воду; поддерживать в чистоте и порядке здания; производить неотложные починки, ремонт и т. п. Если бы не вышеозначенные поступления, то, вне всякого сомнения, подобного рода расходы были бы непосильны Миссии, и она волей-неволей должна была бы закрыться[149].

Прочитав вышеозначенные строки о «пособиях», читатель невольно задаст себе вопрос: «А где же паства? Почему она не принимала и не принимает участия в поддержке учреждения? Неужели верующие не могли собрать в пользу своих духовных отцов некую толику и тем отстранить от них финансовый кризис? Ведь это, кажется, долг каждого христианина, искренне верующего и сыновне преданного церкви».

Бесспорно, в этих и подобных сему случаях верующие должны были бы прийти на помощь учреждению, прийти по нравственной обязанности добрых христиан и послужить делу Божию не по принуждению, а по своей доброй воле. Но, спрашивается, где они, эти верующие? Ведь их всего-то насчитывается от 500 до 600 человек, не более; причем эта маленькая горсточка людей находится кто в провинции, кто – в Японии, кто – в Приморье, и т. д., так что на Сеул падает самая незначительная кучка православных корейцев-бедняков, перебивающихся, как говорится, «с хлеба на воду», от которых ждать помощи – то же, что от нищего подаяния.

Вот поэтому-то иеромонах Феодосий и принужден был в минуты финансового кризиса просить поддержки у посторонних, часто не причастных к делу Миссии лиц и учреждений; по этой же причине и сдал помещения под квартиры жильцам, ибо другого выхода не было, и не предвиделось в будущем, по крайней мере в скором будущем.

Ко времени приезда иеромонаха Феодосия в Сеул, т. е. к концу 1917 г., в состав Миссии входили, кроме заведующего: священник, диакон, два псаломщика (один из них исполняющий обязанности) и 7 катехизаторов, а всего, включая заведующего, 12 человек.

Из них: заведующий и один из псаломщиков – русские, остальные – корейцы.

Местопребыванием для заведующего, диакона и русского псаломщика был Сеул, для других – станы в провинции.

Содержание в 1917 г. получали все более или менее нормальное, но с 1918 г., с наступлением финансового кризиса, оно было сокращено на 30 % и, наконец, с 1 мая того же года было окончательно прекращено, за исключением трех лиц: заведующего, диакона и исполняющего обязанности псаломщика, кои оставались при Миссии для несения очередной службы при самом, так сказать, минимальном вознаграждении. Всем же прочим служащим предложено было или оставить службу, или, если хотят, оставаться при ней без всякого вознаграждения, при одной бесплатной квартире. Желающих работать при таких условиях, конечно, не нашлось; причем это вынужденное обстоятельствами времени распоряжение вызвало неудовольствие и породило большую неприязнь со стороны обездоленных лиц к оставшимся членам Миссии. Так, например, священник о. Иоанн Кан по получении расчета, не задумываясь долго, явился к заведующему и безапелляционно заявил ему, что он снимает с себя рясу…

– Что Вас заставляет идти на такой рискованный шаг? – спросил заведующий.

– Одиночество! – ответил вопрошаемый.

– Как одиночество?

– Жена умерла… Никого нет… Я один…

– Ну, так что же из того, что жена умерла… Ведь не первый же день Вы живете без жены? Пора, кажется, привыкнуть к вдовству…

– Кто как, а мне не привыкнуть… Мне тяжело без жены… без близкой подручницы в жизни…

– Верю… Но насколько я помню, вы и раньше, когда не были еще одиноким, точно так же заявляли предшественникам моим о желании снять с себя сан, да и мне уже успели при первой же встрече напомнить о сем через посторонних лиц, совершенно не причастных к вашей жизни…

– Прежде я хотел снимать из-за неприятностей с консульским драгоманом Сенько-Буланым… Побили меня напрасно… ни за что…

– Так, но теперь?

– Теперь жить трудно… Не могу один… Нужно все делать самому… Самому прибирать, убирать… да и скучно одному… То ли дело жена…

– Полноте, ведь вы не двадцатилетний юноша, чтоб так легко рассуждать… Вы взрослый человек… Вам 40 лет… Прежде чем решиться на такой шаг, нужно хорошенько подумать, на что идете, чего лишаетесь… Вспомните, как принимали священство… Что Вам говорили при посвящении… Как должны блюсти врученное Вам богатство благодати… И вдруг нате, не хочу священства… Разве это шутка? Мало ли что взбредет в голову, неужели все нужно осуществлять на деле… Ведь такие шаги, как снятие сана, должны быть результатом известной душевной борьбы, рассуждения… Вы знали, на что шли…

– Нет, не знал…

– Как не знали?!

– Мне перед посвящением ничего не сказали… велели посвятиться, я и посвятился.

– Ну, так что же из того, что ничего не знали?.. Чего вам сказать?

– Не сказали, что во второй раз нельзя жениться… Если бы сказали, то я… конечно… не…

– Ах, что там «не»! И посвятились и покинули бы свой сан также легко, как и теперь…

– Пусть будет так, по Вашему… Но держать меня насильно никто не может, я решил…

– Да никто Вас и не держит… Можете хоть сейчас снимать и идти куда угодно… «Вольному воля, спасенному рай»… Вы не дитя, чтоб держать вас и усовещевать… сами знаете, что хорошо, что плохо… Только об одном прошу, подайте мне прошение, если можно, теперь же… Слова – словами, а дело – делом…