Право первой ночи (СИ) - Страница 6
Вздохнула, отошла от кровати, чтобы не поддаться искушению - залезть, разбудить, предложить продолжить. Нельзя! Нужно возвращаться.
Быстро натянув нижнюю рубашку, вышитую рубаху и сарафан, подхватила лапти с онучами, бросила последний взгляд на раскинувшегося на постели барина, а потом на цыпочках выскользнула из комнаты, а потом и из дома. Деревенская привычка не запирать двери оказалась свойственна и барам тоже, так что я легко покинула усадьбу и подошла к возку, на котором дремал староста.
И тут сообразила, что возвращаюсь домой без подарка. Наш-то барин сразу девок одаривал, а этот... Может, утром бы что подарил, а может, и не знал о таком обычае. Да и ладно, всё равно б отобрали и Лушке отдали, чтоб перед бабами похвастаться могла. И что теперь делать? Рассказать правду? Нет, не могу. Даже Варьке не скажу. Моя тайна, только моя!
Наклонилась, подобрала с земли камушек, зажала в кулаке. Потом начала тормошить старосту:
- Дядь Епифан, дядь Епифан, поехали домой.
- А? Что? Уже? Охтиньки, да сейчас же утро! Чего так долго-то?
- Уснула, - честно ответила я.
- Вона как?.. Ну да ладно, поехали, чего уж...
Когда мы проезжали по мосту над небольшой, но быстрой речушкой Мартынкой, я попросила старосту придержать кобылу. Потом подошла к краю моста, посмотрела в сложенную ковшиком ладошку с камушком, вздохнула и со словами: «Всё рано Лушка отберёт», зашвырнула камень далеко в реку. После чего прошагала к возку и, гордо задрав подбородок, села рядом с дядей Епифаном. Ругай, мол, транжиру.
К моему удивлению, ругать он не стал, хмыкнул и покачал головой.
- Ну и правильно сделала. Хватит того, что тебе из-за сестры вынести пришлось, так ещё и одаривать её? Молодец, Фроська, так и надо. А с батей твоим я ещё поговорю. Я его, как кума уважил, просьбу выполнил. Да только не дело это - одно дитё любить, а другое... Э-эх, жизня...
И он дёрнул за вожжи, заставляя кобылку прибавить шаг. На условленном месте Лушка нас, конечно, не ждала. Добравшись огородами до нашей баньки, я растолкала дрыхнувшую сестру, с удовольствием плеснув ей в лицо холодной воды, после чего отправила к ожидающему старосте, чтобы тот отвёз её в дом мужа, на глазах у всех, кто в такое время не спал и мог увидеть её возвращение. Сама быстро подмылась холодной водой, смыв с бёдер свою кровь и семя барина, схватила с тарелки недоеденный Лушкой кусок хлеба и, жуя его, отправилась в коровник - скотина ждать не будет, ей на мою сегодняшнюю ночь с барином плевать.
К своему удивлению, там я обнаружила Парашку, которая доила нашу Зорьку. Взглянув на меня с сочувствием, сестра сказала:
- Я сегодня сама скотину покормлю, иди спать.
И я пошла. Продрыхла до обеда, и никто мне даже слова не сказал. Я тоже молчала, встав, взялась за свои привычные дела, словно ничего и не случилось. К вечеру, когда встречала корову с пастбища, подошла Варюха и, оглянувшись, не подслушивает ли кто, спросила:
- Ну? Как?
- Да всё так, как ты и рассказывала, - равнодушно дёрнув плечом, ответила я. - Пожамкал, поелозил, да и сдулся. Ничего особенного.
- Вот и хорошо, - обрадовалась подруга. - Хотя я надеялась, что он и этого не сможет, отпустит тебя, батя говорит, болеет барин сильно в последнее время. Значит, всё же смог. Ну, хоть быстро закончилось всё, и то хлеб.
- Очень быстро, - покивала я, вспоминая своего барина, как долго он двигался во мне, дожидаясь, чтобы и я удовольствие получила. Но этого никто никогда не узнает. А он, наверное, и уехал уже. И забыл своё «маленькое чудо чудное», у такого красивого барина, наверное, баб-то не счесть.
Назавтра заявилась Лушка, требовать свою награду. Свою, ага! Я посоветовала ей поискать на дне Мартынки, может, повезёт. Лушка развизжалась, попыталась привычно вцепиться мне в волосы, но, к моему удивлению, была остановлена батей. Причём за ухо. Я думала, что маманька вступится за свою любимицу, но она лишь сухо сказала:
- Иди в дом мужа, Лукерья, сестра тебе ничего не должна.
Прямо даже и не знала, что и подумать на такое. Может, дядя Епифан всё же поговорил с батей, а может, родителям всё же стало стыдно из-за того, что они сделали? Я решила ничего не спрашивать, а просто жить дальше.
Без Лушки в доме стало легче, я даже не осознавала, как часто она задирала меня, подставляя под наказание. Я продолжала выполнять свои привычные обязанности, и жизнь потекла дальше, по накатанной. Дни были заняты заботами о скотине и огороде, вечера - посиделками на завалинке или прогулками за околицу, где молодёжь разбивалась на парочки, а я привычно держалась в сторонке. Если удавалось - встречалась с Варюхой, мы болтали о том, о сём, дружно готовя приданное будущему малышу.
Изредка забегала Лушка, поплакаться на свекруху. Которая её и корову-то доить заставляет, и свиней кормить, и навоз за ними чистить, а ещё огород полоть, щи варить, полы мыть... Словом всё то, что дома у нас делала я, да теперь ещё Парашка стала мне помогать. А Лушка всегда что попроще выбирала - кур покормить, яйца собрать, прясть да вышивать, в общем, особо не надрывалась. Но маманька не сильно-то ей сочувствовала, а батя сказал как-то:
- Сама постель постелила - сама в ней и спи.
В общем, жилось мне теперь лучше прежнего. Наверное, я была бы счастлива, и вскоре забыла бы всё, что произошло со мной в усадьбе, если бы не сны. А снился мне молодой барин. Как ласкает меня, как делает своей, даря сладкое удовольствие без всякой боли. И во сне я видела его лицо, а он называл меня Ефросиньюшкой. И после снов тех и сладко было, и горько от того, что лишь сны это, и никогда они явью не станут.
Недели две спустя, вечером, мы как раз ужинать сели, прибежала Варька и зачастила.
- Ой, а вы не знаете ещё? Барин-то наш помер!
- Как - помер, - ахнула маманька.
- Так вот - помер и всё. Батя сегодня в усадьбу ездил, к управляющему, а там тако-ое! Вчерась барин преставился, а до того больше недели, почитай, пластом лежал - кондрашка вдарила.
- Ох ты ж, батюшки, - маманька схватилась за щёки. - Что деется-то! Это ж он как раз после того, как Фро... Лушку к нему возили, слёг? Ох, что ж теперь будет? Скажут - сгубила его дочка-то моя!
Я сидела, кусая губу, чтобы не проболтаться, поскольку знала, что моей-то вины тут точно нет, наш барин и не видел меня тогда. Но даже сейчас не могла в этом признаться.
- Тёть Глафир, да знаю я про Фроську. И да, на другой день и слёг. Но никто её винить не станет, говорю ж, давно барин болел, видно, время его пришло.
- А кто ж теперь у нас барином-то будет? - батю занимали более практичные вещи. - У нашего-то ни детей, ни братьёв-племянников не было. Ох, если наследника не будет, отойдут деревни наши короне, и отдадут нас кому, а что за человек - неясно. И чего ждать - непонятно, только боюсь, ничего хорошего.
- Да есть, есть наследник! - поспешила успокоить его Варька. - Племянник дальний. У барина ж, оказывается, тётка была, по молодости с ахвицером сбежала, ну, баринов батя её и проклял, и вспоминать даже имя её не велел. А это её то ли правнук, то ли ещё кто. Тоже ахвицер. Наш-то барин его до-олго искал, недавно только нашёл. Ему всё и завещал. Тит Спиридоныч бате сказал - хороший молодой барин, вежливый, умный. Говорит, дела все принял, во всё вникал, многим барам плевать, откуда и как деньги берутся, лишь бы брались, а этот всё понять хочет. Говорят, после похорон по деревням поедет, с народом знакомиться.
- А звать-то его как, не знаешь? - рискнула влезть я. Пусть думают, что просто любопытно. Только я-то того молодого барина видела, и в снах именно он мне снился, только так и оставался безымянным.