Право первого хода - Страница 3
Вадим был из давно обрусевших поволжских немцев, людей спокойных, рассудительных, порядочных и работящих. Когда-то их семью выселили в Казахстан, но они давно уже покинули негостеприимные степи и перебрались сюда, в Добрынинск. Теперь от всей их семьи остался только он. Ну где-то были, конечно, какие-то дальние родственники, но Вадим не знал их, а значит их как бы и не было. На всей этой земле он был совершенно один. И сейчас он был один. Макс был не в счет. Решать он все равно будет сам, и полагаться, как всегда, будет только на себя.
– Может, займешь на дозу? Я ж отдам, ты знаешь.
– Знаю, что не отдашь.
Диалог этот был совершенно не обязателен. Макс прекрасно знал, что Вадим денег не даст, немчура сучья. Последний раз ему удалось выпросить некую, сейчас уже забытую сумму где-то с полгода назад, и, конечно, он ее не отдал, как не отдавал никому и никогда. Но не попросить тоже было нельзя, это был как бы уже ритуал, да и потом вечно живая надежда все же теплилась: а вдруг все-таки даст?!
Сам Вадим наркотики не употреблял. Мало того, он не пил ничего крепче пива, а попав на зону даже бросил курить. С куревом там была вечная напряженка и чтобы не уподобляться многим, унижающимся ради чужого бычка, Вадим просто отказался от этой заразы и с тех пор уже больше не начинал. Никаких дружеских чувств к Максу и ему подобным Вадим не испытывал и не был ему ничем обязан. Он просто терпеливо и спокойно сносил его, как неизбежное зло, вернее как неотъемлемую часть того мира, к которому он, Вадим, теперь принадлежал. Да, теперь это был его мир, поскольку другой мир, в котором он жил с детства, в котором жили его родители, друзья, все кого он когда-то любил и уважал, тот мир отверг его, выплюнул, исторг из себя, не оставив надежды на возвращение.
– Значит, не дашь? – продолжал нудить Макс, неприкаянно болтаясь по комнате. – Агафон, сука, мне еще с прошлого месяца должен. Дождется, гад, я на него Митюху с кодланом натравлю. Денег нет, говорит. Тачку себе новую купил, денег у него нет! Крыса! Мои же бабки зажал, скрысятничал, падла, денег нет!.. У тебя тоже, что ли нет?
– Почему нет? Есть немного. Шамать не хочешь?
– Да пошел ты!.. Какой там, шамать!
Макс безнадежно махнул рукой, – Ну что ж, хозяин-барин. Захочешь когда пожрать, приходи. Накормлю. А на дурь не дам.
– Гнида ты немецкая. Гестапо сраное. Гитлер капут!! – вдруг заорал, разворачиваясь и замахиваясь мосластым кулаком Макс.
Вадим, чуть отстранившись и подставив локоть, отвел удар и, в свою очередь, тыльной стороной ладони несильно ткнул гостя в подбородок. Тот плюхнулся на диван, тут же сгорбился и замер, спрятав лицо в ладонях.
Вадим сел на стул напротив, глядя как Макс, тихо скуля, раскачивается из стороны в сторону. Такие типы безопасны, если только не поворачиваться к ним спиной. У того же Макса где-то в кармане прячется выкидной ножик и в момент приступа ярости он вполне может им воспользоваться. Пырнет от души. Потом, конечно, будет каяться, соплями изойдет, но сначала зарежет. Так что лучше всего держать его в поле зрения. Особенно, когда он на взводе, вот как сейчас.
Тихо текли минуты. В растворенную настежь балконную дверь доносилась какофония звуков большого города. Макс поднял голову и Вадим увидел на его лице некое подобие улыбки.
– Ладно, – сказал Макс. – тогда сегодня в курятник?
Вадим прекрасно понимал, что, собственно говоря, он за этим и пришел. Все остальное было неизбежной прелюдией. Просто у Макса свои понятия о правилах хорошего тона и он считает, что западло сразу обращаться с такого рода просьбой. Вначале надо доказать и себе и, главное, собеседнику, что все альтернативные варианты исчерпаны и, что ж поделаешь, ничего другого не остается…
И отвертеться не удастся. Это Вадим понимал тоже очень хорошо. Если еще и в этом мире он перестанет быть своим, то ему просто не выжить. А оставаться своим можно, только поступая по понятиям этого мира. И по этим понятиям отказаться он не мог.
– Живет же такая тварь… божья. И не сдохнет никак. – подумал Вадим, а вслух спросил: – Что, сильно прижало?
– У-у-у! – взвыл, скрипнув зубами, Макс. – Подыхаю. Подыхаю, понял?
И снова принялся раскачиваться, обхватив голову руками.
– Ладно, пойдем, хрен с тобой, только попозже. Сегодня будет дивная ночь. Ночь, просто созданная для любви. Так что, я думаю, поднимемся неплохо.
– А чего ждать? – не поднимая головы возразил Макс. – Чего ждать-то, уже и так вечер, пока доберемся – стемнеет. Сейчас уже рано темнеет, – слова его доходили до Вадима комком невнятных звуков, бормотаньем, ничего не значащим шумом.
– Ладно, через полчаса пойдем. Все ближе к ночи, да и попрохладней.
– Ага… Когда придет блудница ночь и сладострастно вздрогнут гробы…
– Что? – Вадиму показалось, что он ослышался. – Что ты сказал?
– Ничего, отвали.
– Гробы?.. – Вадим пристально взглянул на сидящую перед ним фигуру. – … Я к прелестям твоей особы подкрасться в сумраке не прочь.
Он замолчал. Затих и Макс. Надо же, кто бы мог подумать! Этот урод наизусть цитирует Бодлера. Откуда? Кто вы, мистер… Макс?
Через полчаса они вышли из дома. Уже и вправду начинало смеркаться.
– Время охоты, – подумал Вадим, – самое оно…
4
Застолье уже миновало ту первую, самую тягостную фазу, когда в большинстве своем посторонние друг другу, удручающе трезвые люди, исподтишка поглядывая по сторонам, с преувеличенной вежливостью угощают соседей по столу стоящими рядом с ними салатиками. Скованность, смущение, неловкие движения и еще большее смущение из-за этой своей неуклюжести, все это, слава богу, ушло в прошлое. Кануло в лету и забылось. Как забылись имена большинства гостей, с которыми Света, как хозяйка вечера знакомила Вику.
Да и на что ей их имена? Расстанемся и не вспомним друг друга. Завтра в толпе я не узнаю ни одного – думала Вика.
Странно, почему из всех однокурсников Светка пригласила только ее? А эти все кто? Откуда? Порой Вике казалось, что это все вовсе и не Светкины друзья-приятельницы, скорее уж ее этого Виктора, кто он там ей – жених? Так, бой-френд? Ей-то, Вике, в принципе какая разница?
Этот Виктор присутствовал здесь как бы виртуально. Место у него было, правда, почему-то не рядом с хозяйкой, а чуть ли не на другом конце длинного стола, и он иногда появлялся на этом месте, чего-то быстро проглатывал, выкрикивал какой-нибудь тост вроде: "Ну, будем толстенькими!" или "Ну, ладно, чтобы у всех и всегда!..", залпом выпивал, и убегал, на ходу зажевывая.
Сперва Вика подумала, что Виктор хозяин, или, по крайней мере директор этого кафе, но Света сказала, что нет, просто у него здесь друзья и вообще "все схвачено". Это обстоятельство объясняло выбор заведения, наверняка не лучшего в городе (хотя Вика и не могла считать себя в этом вопросе знатоком, но кое-где она все же успела побывать, особенно сейчас, с приездом Славика). Да и находилась эта "Ассоль" у черта на куличках, в двенадцатом микрорайоне, где Вика и не бывала-то никогда.
Вообще все это мероприятие свалилось на нее как снег на голову. Никогда они с этой Светкой Полонской особо не дружили. У каждой из них был свой кружок, и интересы их как-то не пересекались. Светка – высокая, шумная, резкая, любила экстравагантные наряды, первая украсила себя модной татуировкой и пирсингом. Вокруг нее всегда было много народу, – она любила быть в центре, и в основном народ был все приезжий, из разных мест области. Светка, видимо, представала перед ними эдаким воплощением столичного духа.
Но дурой она не была. Училась легко, хорошо, а по некоторым предметам так и вовсе блестяще. Это обстоятельство их сближало. Несколько раз они готовились вместе к рефератам. Сблизило их, как будущих историков и совместное увлечение допетровской эпохой, загадкой личности Самозванца, драматичностью судьбы Марины Мнишек. Но личные жизни их лежали совершенно в разных плоскостях.