Право первого хода - Страница 13

Ну, в общем, капитан милиции Аркадий Хватов должен был, конечно, вызвать наряд милиции и потом сам в качестве подозреваемого предстать перед следователем. Закон, мол, суров, но… и так далее. Со всеми остановками. По полной программе. И разумеется, капитан Хватов – защитник сирых и обиженных, слуга закона, – так бы и сделал. Но сейчас на его месте был Хват, старый, прожженный опер, по старости лет переведенный на бумажную следственную работу. И Хват валять такого дурака не собирался.

Еще тогда, когда он, имея намерение отпугнуть неожиданно взбесившегося вымогателя, сам того не желая прострелил ему его бедовую голову, еще тогда, запаленно дыша после короткой яростной схватки и слыша в ушах эхо собственных выстрелов, сидя на корточках перед горячим еще трупом Хват понял, что надо делать.

И сделал бы, если бы не эта…

Тоже мне, еще в милиции хочет работать. Вон, пусть в юрисконсульты идет. А тут, в ментуре, про нервы и брезгливость нужно забыть. Ишь как запричитала-закудахтала сразу, стоило Хвату объяснить ей, что он собирается делать: я, мол, не могу!.. Ах, что вы, мол, что вы!.. Женатых мужиков соблазнять – это она пожалуйста. Тут она не брезгливая… А посидеть в одной машине с трупом – этого она, понимаете ли, не может.

Так ворчал про себя Хват, опять, на сей раз уже совсем в темноте, подъезжая все к тому же железнодорожному мосту, за которым начинался лес.

Наташу он отвез домой и, высаживая ее у подъезда в который уже раз строгим тоном сказал:

– Ничего не было! Ничего. Я тебя подвез сначала в магазин – какой?

– "Уют", – повторила тоном послушной школьницы Наташа.

– Так. А что ты там смотрела?

– Торшер хотела купить.

– Купила?

– Нет, ничего не понравилось.

– Потом?

– Потом? Потом мы… э-э.. заехали в трикотажный на углу Белинского и Семеновской.

– Потом?

– Потом у вас колесо спустило.

– Отлично, – одобрил Хват. – Главное, потом не напутай. На противоречиях в показаниях чаще всего и ловятся. Хотя, – добавил он, – я думаю, никто ни меня, ни тебя никогда ни о чем не спросит.

И вот, чтобы это было действительно так, он и ехал теперь, заполночь, на место происшествия.

План был простой и логичный: найти труп, забрать его в машину, привязать к нему запаску и, выехав на мост километрах в трех отсюда, сбросить труп с моста в реку.

Избавиться от тела было необходимо. Иначе его найдут, найдут непременно и очень скоро – слишком близко оно от шоссе и от города. А найдут тело, значит найдут и гильзы. А стрелял-то он, Хват, из своего табельного. Так что оружие и его владельца вычислят в два счета. Гильзы-то он сейчас, конечно, не найдет, да и не надо. Не будет трупа – никто ничего и искать не будет. Там, правда, был еще кто-то второй, но опыт подсказывал Хвату, что с заявлением он никуда не пойдет. Такие не заявляют.

Самое сложное было найти то самое место. Наступившая ночь преобразила пейзаж. Стена леса слева, стена справа.

Тьма, тьма, тьма была вокруг. Свет фар, освещая дорогу впереди, мешал увидеть что-нибудь вокруг, свернув, скукожив весь мир до размеров ярко освещенного пятна.

Тьма… Вот же сволочной дуализм! Вот же проклятая двойственность вещей… Закон палки, которая о двух концах. Тьма эта нужна была Хвату, чтобы сделать задуманное, и она же мешала ему, не давая найти то самое место.

Он ехал медленно, медленнее, чем тогда. Может быть, если бы он ехал с той же скоростью, он бы по времени мог вспомнить, когда пора будет сворачивать в лес. Но, с другой стороны, если ехать быстрее, то, пожалуй и проскочишь, не заметив. Опять эта долбанная диалектика: с одной стороны, с другой стороны…

Ага!.. Вот, кажется… Если и не то, то что-то похожее. Канавка вдоль обочины здесь вроде как прерывается, съезд и дальше, похоже, колея. Хват затормозил и вылез из машины, держа в руке фонарик – свой скромный трофей, свидетельство его Пирровой победы.

Все! Больше не было никаких сомнений. Место было то. Он узнал его! Вот тут стояла машина, вот за этим кустом, надежно спрятавшим их от недалекого шоссе. Вот здесь, сидя в машине, они целовались демонстрируя опытность старого ловеласа и прожженной шлюхи. Тут он свободной рукой ласкал ее юное тело, пока не ощутил под пальцами клейкую влагу и не понял, что она готова…

Так, ладно, отставить лирику! Тем более, что ничего и не было, да ничего больше и не будет. Пальцем он ее больше не тронет, да и она вряд ли захочет продолжить начатое здесь. Значит, так: машина стояла носом сюда. Вот тут еще примято, значит все правильно. Вот тут, справа, должно быть тело.

Луч фонарика шарил по траве, листьям, веткам и прочему мусору, высвечивая корни и стволы деревьев. Тени были черны и казались провалами. Тела нигде не было.

В детстве, помнилось Хвату, они пели такую дурацкую песенку: "На вокзале, в темном зале, нашли труп без головы. Пока голову искали – ноги встали и ушли…". Ноги встали и ушли. Забавно… Он еще раз, сидя на корточках, осветил фонариком место, где должен был лежать труп. Да нет, все правильно!.. Вот кровь. Если хорошенько поискать, то, наверное и гильзы найти можно. Только он не будет их искать. Зачем, когда трупа нет? А может, его и не было? Может быть?.. Да нет же, что он, Хват, мальчик, что ли? Что, он трупов не видел? Живое тело от мертвого отличить не сможет?

Нет, тут ошибки не было. Убил он этого хмыря. Наповал и сразу. Повезло человеку, не мучился. Ага, а потом полежал немного, встал и пошел себе…

Второй, второй!.. Единственный вариант, а кто еще? Нашел бы кто-то посторонний, тут бы куча народу толклась, уж он-то знает. Значит только второй. Вопрос – зачем? И – куда? К сожалению, он, Хват, не следопыт. Не Чингачгук, не Дерсу Узала, хотя и они, пожалуй, сейчас ничего не смогли бы сделать. Только днем. Но дня дожидаться Хват не мог. Днем уже будет поздно. Сейчас или никогда.

И причем, похоже, именно – никогда!

1

Хотите – верьте, хотите – нет, но в сонме ангелов небесных, любящих потусоваться на кончике иглы, имеется и подразделение ангелов-хранителей. Вряд ли попадают туда по блату, слишком уж нелегкая это работа – возиться с нами, грешными и неразумными, вытаскивая нас из передряг и приключений. Может быть даже, это что-то вроде ихнего дисциплинарного батальона, куда посылают проштрафившихся и согрешивших – исправления ради, воспитания и назидания прочим.

Ну и, естественно, как и во всяком дисбате, контингент там подбирается специфический. Разный там, мягко выражаясь, народ. Есть случайно оступившиеся честные трудяги, а есть и прожженные филоны, сачки и очковтиратели – это уж кому как повезет.

Викиной семье со своим ангелом-хранителем повезло. Ведь вот уже восемь лет прошло, а Лариса Андреевна и Анатолий Иванович все еще нет-нет, да вспомнят, как тогда чудом, ну просто чудом их Мариночка не выскочила за этого уголовника. Ну, тогда-то, конечно, переживали, и Лариса Андреевна вместе с дочерью плакала, когда всего за пять дней до регистрации и свадьбы – а ведь уже и гости были приглашены, и помещение заказано с официантами и музыкой, не говоря уж о свадебном платье и прочих мелочах, – так как же было не переживать, если буквально накануне столь торжественного события жениха сажают в кутузку! Да не за кражонку какую-нибудь, тьфу ты, Господи!.. Не за подтирку документов, каковые казусы порой случаются и в приличных семьях, а за самое настоящее убийство!

Ну, потом-то, конечно, разобрались. Особенно, когда с Александром Моисеевичем прояснилось. То есть поначалу тоже не сразу все было ясно, и ох, сколько, если вспомнить, Мариночке от папы с мамой пришлось всякого выслушать по поводу этого ее романа с женатым мужчиной, да еще настолько старшим ее по возрасту. Но ведь вот, воистину, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. И обернулась та, восьмилетней давности, потеря прекрасным крепким браком, своим домом в Цюрихе, двумя замечательными дочурками трех и пяти лет и, в ближайшей перспективе, переездом самих Ларисы Андреевны и Анатолия Ивановича туда, на тучные швейцарские хлеба, на постоянное место жительства.