Право палача (СИ) - Страница 10

— Он замечательно играет на флейте и фортепиано. А осанка! — отец поднял указательный палец, отмечая важность изгибов спины заморыша.

«Грязное животное!»

— А как чисто поёт тенором! Контролирует голос на самых высоких нотах.

«Наверное, пьян с самого рассвета или похмельный», — Клавдия свела дрожащие колени. В битве с разумом её тело стремительно проигрывало.

— Родители очень любят его, мальчик послушный и ласковый.

«Весь пропитанный конским потом и облепленный пылью, он смеет иногда на меня бесстыдно пялиться».

— Клавдия! Какой у тебя мечтательный вид! — хитро улыбнулась мать.

«Скотина! Мужик! Отребье!» — кричала под сводом черепа плоть. Без ненависти или отвращения, лишь приветствуя.

Ещё немного, и десертная ложка выпала бы из пальцев, предательски звякнув. Клавдия собралась с духом и, нацепив гримасу смиренности, спросила:

— Маменька, я уже закончила завтракать. Могу я проведать своего Гермеса, чтобы не опоздать в церковь?

— Беги, моя радость.

И она побежала со всех ног в конюшню, боясь упустить дикое настроение, захватившее её и раздувавшее горн безумной смелости. То, о чём много писали в запрещённых книгах, оказалось правдой: пуще всего свободой пахло насилие, не испорченное никакой моралью. Мораль же, полная боли, слёз и унижений, существовала для других.

***

— Я ничего не видел. В случае вопросов. Но мейстер может наказать за подобный тет-а-тет, — скрипнул голос подмастерья, появившегося у очага как призрак.

— Премного благодарен вам, мадам! Мсье Каспар, я принесу из погреба молока и яиц— проговорил Тиль и выскочил за дверь.

— Вроде бы образованный человек, а осёл невозможный, — потёр лоб Каспар.

Закинув на плечо полотенце, он вынул лук из корзины и принялся его чистить. Клавдия изумилась тому, как неуместно смотрится за стряпнёй этот мрачный маг.

— Так это вы готовите нам завтраки и ужины?

— Нет, их приносит под дверь святой Пётр.

— Почему еда у всех разная? Мне бы хотелось заслужить яйцо.

— Дело не в заслугах, — покосился Каспар, — Каждый должен питаться согласно возрасту, образу жизни и сезону. Если желаете яйцо, то оно у вас в кармане, так сказать. Я счёл, что состояние вашего желудка испорчено банкетами, но кажется, вы в отличной форме. Язвенник вчерашнего бега с препятствиями в виде трупов не выдержал бы. О Тиле такого не скажешь. Алкогольная бессонница в восемнадцать лет… м-да. Куда это вы так пристально смотрите?

— Второй день не могу вспомнить, что за монашеский орден носит такие кожаные пояса и ходит без подрясников.

— Понятия не имею, я ведь не монах. Эту старую рясу подарил мне аббат. Клянусь, ничего удобнее я в жизни не носил. Ради неё даже обет бы дал, но из трёх пунктов у меня нет проблем лишь с нестяжательством. А вы что, в этой маске спали?

— Да. Я к ней привыкла. И очень боюсь всяких болезней.

— Вам, верно, нелегко. Хотите сходить сегодня проверить один из домов? Беспокоиться не о чем, это не чума, иначе уже подняли бы панику. Мне нужен помощник. Больше десяти су дать не смогу, но вчера вы заработали два ливра и рекомендую этому порадоваться. Остальные сегодня без работы.

— Отчего бы и не сходить?

— В таком случае, дождёмся полудня. Мне нужно перебрать лекарства и привести в порядок инструментарий.

Погожий осенний день ознаменовался появлением на рынке преобразившейся Томасин. Этот боевой галеон, юбки-паруса которого раздувал ветер, величественно плыл сквозь толпу оборванцев, лишь иногда распихивая их локтями. У стены трактира, где пролегал его фарватер, дрогнуло алое перо шляпки. Путана брезгливо повела плечами, на которых рдели свежие ссадины:

— Ну и корова!

— Шлюха! — не теряя ни достоинства, ни безмятежной улыбки приветствовала Тома.

Впереди её ждала милая гавань рыбного прилавка.

Манёвр удался. Ошеломлённая успехом, она влетела в лекарню, где готовились к выходу Каспар и Клавдия. От её поступи закачались привязанные к балкам пучки трав, задрожали в углах паутинки. Живой ещё угорь мучительно подобрал хвост, когда его сжали в кулаке и победоносно потрясли им в воздухе.

— Купила! Пьер на меня так посмотрел! И сделал скидку! И ещё сказал, что у меня на лице какая-то грязь!

— Не оценил мою мушку? Дворняга, — скривилась Клавдия.

— Томасин! Оказывается, у тебя золотые волосы! — удивился Кас. — Я влюблён!

Он закатил глаза, прижав к груди пучок полыни. Работница смущенно потупилась.

Мейстер, высунувшийся на шум из своего угла, строго посмотрел на Тому:

— Помнишь, мы были с тобой на сложных родах?

— Угу.

— Женщина промучилась шесть часов, после чего мне пришлось рассечь её чрево, чтобы спасти ребёнка. Она не выжила.

— Угу.

— Такое вот бывает от всяких неразумных связей, Тома. Поняла меня?

— Это я на всю жизнь запомнила, мсье. Крови было… Аж с кровати на пол стекала.

— Надеюсь, урок усвоен. Все ваши шашни — риск.

Сквозь высокие облака сочилось солнце, поблёскивало в окнах, где ещё были стёкла. По улице разливались запахи жареного лука — настало время обеда. Каспар, энергичный и сосредоточенный, шёл быстро, оглядывался на прохожих, с некоторыми здоровался кивком. Жизнь продолжалась, хоть и подёрнулась страхом, притихла за стенами. Клавдия еле поспевала за ним, она смотрела под ноги, боясь споткнуться о старую гать, обломки бочек и колёс, загромождавших и без того узкие проходы между домами. В разломах фундаментов росли репейники, норовили уцепиться за одежду. Гулкие подворотни обнимали прохладой. «Странно, но здесь почти уютно, — думала она. — Какой же старый квартал! Если не сказать, древний. Наверное, эти постройки помнят ещё более страшные времена. Но ведь Аломьон не вымер тогда. Люди не покидали его с самого заселения».

Старики, к которым позвали подмогу, жили на втором этаже крепкого ещё дома, под самой крышей. Они болели простудой. Каспар предусмотрел это и, послав Клавдию на двор за чистой водой, заварил им несколько унций ивовой коры от лихорадки. Он предупредил сидевшую с ними невестку, что жар неизбежен, но если болезнь будет протекать тяжело, то мейстер готов оказать посильную помощь бесплатно. Все трое проводили визитёров взглядом благодарным и испуганным. Люди боялись медиков, но обойтись без них не могли.

— Это что ещё такое? — раздражённо воскликнул Каспар, выловив на лестнице ребёнка.

Мальчишка был тощим, весь в грязи и укусах насекомых, которые расчёсывал до крови. На шум выглянула девушка с росчерком сажи на лбу.

— Вот же маленький дьявол! Простите, мсье!

— Ребёнок твой?

— Нет, это мой брат.

— Вы не пробовали хотя бы кормить его? А ну-ка, впусти. Я ведь могу и страже доложить о таком обращении.

Девушка обреталась в каморке без окон. Совсем ржавый и прогоревший камелёк опасно соседствовал с пожитками. Не удивительно, что ребёнок стремился убежать из этакой норы.

— Врёшь, конечно, твой это щенок, — спокойно проговорил Каспар, осматривая полку со снедью. — Суёшь ему жёваный хлеб в тряпке, чтобы не орал? — мерзкий тёмный комочек, найденный в лепном блюдце, улетел в огонь. — Лучше сразу убить, чем так делать. Вот у тебя и молоко есть. И крупа, даже без червей. Я так понимаю, совместить одно и другое у тебя не хватает ума. Что ж, если через неделю эти маленькие щёки не станут толще, велю забрать ребёнка в монастырь.

— Была б моя воля — я бы пожёг все эти клоповники. Каждый раз, когда мы ликвидируем очередной притон, становится легче дышать! — подмастерье нервно качал головой, выговаривая по дороге назад в лекарню свою досаду. — Мыться и соблюдать дома чистоту — ну просто невыполнимая задача!

— Вы всё время помешивали кашу, чтобы она не пригорела. И остудили её перед тем, как дать ребёнку. Проследили, чтобы он поел. Но ведь вы не бонна, — решила Клавдия разбавить его гнев.

— И? Заканчивайте мысль.

— Вы хороший человек, Каспар.

— Нет, — без раздумий сказал подмастерье.

— Излишняя скромность.