Право на убийство - Страница 8

Почему-то у капитана Атикова ни на минуту не возникли сомнения, что «наиболее подготовленные бойцы», достойные представлять дальневосточную морскую пехоту в частях особого назначения, – это как раз мы, наказанные и разжалованные.

Как следует проинструктировав насчет «оказанного высокого доверия», меня и Трофимова самолетом отправили почему-то не на берег самого синего Черного моря, а в казахстанский город Балхаш, расположенный на берегу одноименного озера, в учебный центр по подготовке профессиональных диверсантов.

Именно тогда я начал понимать, что некая развилка промелькнула, и теперь моя судьба дала впечатляющий крен…

…Когда я был в камере один, то просто погружался в воспоминания, неподвижно сидя на нарах и вглядываясь в одну точку. Часто перед глазами возникала Наталья, еще чаще – дочь Кристина. Вот мы все вместе возвращаемся из ЦПКО. Теплый сентябрьский день, кружащиеся желтые листья, мощным воздушным потоком втягиваемые в арку.

И – выстрелы. Один, второй, третий…

Все попали в цель. Кристине в голову, мне в грудь, Наталье – в плечо. Последний не смертельным оказался, но… У жены было слабое сердце, – наверняка ослабло за годы супружества из-за необъяснимых странностей моей работы; оно-то и не выдержало.

Дочь умерла на месте, а я, я, ради которого все это затевалось, остался жив!

Старый доктор в больнице по улице Чапыгина, куда меня привезли, сказал: «Вы родились в рубашке, молодой человек!» Нет, милейший Ян Павлович! О какой-такой рубашке можно вести речь, если я самый несчастный человек на свете! Ради кого мне теперь жить? Ради чего?

Только для того, чтобы отомстить? В сорок лет поздно все начинать с нуля…

Вот ко мне подселили вроде бы законченного бандита, но и у него в душе есть что-то человеческое, и он хочет понять, ради чего живет на белом свете, зачем рискует здоровьем и жизнью. Из-за денег? Не слишком ли мелко?

– …Убедившись, что легальные сферы предпринимательства уже освоены, Степаныч стал зондировать возможности проникновения в наркобизнес, контроль над проституцией. Я был при нем вроде как начальник контрразведки…

– У Марио Пьюзо это называется «капореджиме».

– Да, читал. У нас специального слова не было. Но заниматься приходилось практически тем же. По долгу службы старался проанализировать все наши проколы… Чаще всего возвращался к мыслям о том, как же все же произошло покушение на Кумарина. Кто в него стрелял? Впервые в моей практике ни братве, ни правоохранителям не удалось установить даже пол покушавшегося. Одни свидетели говорили, что это была женщина, другие утверждали, что мужчина в парике… Мы даже не знали, кому мстить! Для того, чтобы хоть как-то загладить свою неспособность выйти на организаторов покушения, стали распускать слухи, что киллер уже покоится на дне озера с гирей на ноге. Но Кум, мой корешок, замечательный парень, не был отмщен…

Нет, не столько бандитская злость, сколько человеческая тоска была в глазах Барона. «Не отомстил» – видимо, не самое главное для него.

Мисютин помолчал и продолжил:

– Тридцатого июня 1995 года не стало и Степаныча, Коли Гавриленкова. Мы втроем: я, Степаныч и его родной брат Витька, ждали на Московском человека, который был должен подвезти бабки. Имя его не упоминаю, ибо парень не при чем. О нашей встрече он не траванул никому – я потом и допросил его так, что чуть наизнанку не вывернул, и проверял, – и убедился в этом. Да, ждали… Вдруг вылетают двое на мотоцикле без номера, и давай лупить из автоматов. Целились только в Николая. Мне и его братану – хоть бы хны. Ни единой царапины. А Степаныча положили замертво…

– Разве вы были безоружны?

– Обижаешь…

– Почему же не открыли ответный огонь?

– Открыли. Я даже попал в кого-то.

– Ну и?

– А ни шиша! Ни мы, ни милиция не раскопали. Хоть я лично проверил все больницы города и многих практикующих врачей. Ни в тот день, ни в следующий никто с огнестрельным ранением к докторам не обращался!

– Не понял. Что из этого следует?

– А то, что этот парень наверняка отлеживался в какой-то ведомственной клинике!..

(Соображаешь, Барон, соображаешь!)

– …Иначе бы кто-то непременно сдал его – вознаграждение мы пообещали немалое! Кстати, Степаныч чуял близкую смерть и заранее договорился с отцом Романом о своем погребении в Печорских пещерах…

По ходу своего повествования, Мисютин все меньше оперировал блатными терминами, «феня» постепенно сменялась живым, понятным языком, а его обладатель из безмозглого уголовника превращался в толкового, только уставшего сорокалетнего мужчину. У меня на глазах Барон становился просто Сергеем.

– Значит, ты считаешь, что серия заказных убийств в середине девяностых – дело рук не братвы? – спросил я, глядя прямо в глаза товарища по несчастью.

– Я в этом не сомневаюсь! – уверенно пробасил Сергей Мисютин. – Ведь даже Собчак говорил: «Каждый преступник, поднявший оружие, должен знать, что будет убит на месте». Посуди сам…

(Он так часто употреблял эту фразу, что мысленно получил от меня кличку – Посудисам.)

– …Как только в городе поднялся Коля Каратэ – его убрали. Возвысились мы – сразу получили по зубам. Теперь очередь малышевских… И что интересно: власти словно поощряют новых лидеров. Чтобы столкнуть их со старыми. Того же Малышева, когда его бригада только на подъеме была, в 1995 году освободили прямо из зала суда, одиннадцать его сообщников вообще отсеялись из числа обвиняемых во время следствия!

– Но получается вроде как по-вашему: больше братвы осталось на свободе?..

– И что? Это же все ребята из разных группировок, которые никогда не примирятся. Сами жить не будут и друг другу не дадут. Нет, по большому счету братве не выгодна ситуация, когда в городе постоянно меняются лидеры. Нам хотелось бы иметь одного крепкого, авторитетного пахана, чтобы пресечь усиление всяких чеченов и казанцев, чтобы меньше было беспредела. Работы хватит всем. Как говорят те же чечены, нет такого пирога, который бы нельзя было поделить… Но кто-то решил иначе. Кто-то тщательно отслеживает все процессы, происходящие в нашей среде, и время от времени вносит коррективы, открывая стрельбу…

Я знал – кто. Только ничего не ответил Барону.

Балхаш. Озеро-легенда не только благодаря своим уникальным природным свойствам, но и нашему прославленному подразделению.

Обратимся сначала к природным особенностям. Находится Балхаш как раз посередине между Карагандой и Алма-Атой, и тянется с запада на восток километров этак с шестьсот, достигая на отдельных участках в ширину до восьмидесяти километров. Несмотря на то что водная гладь распростерта на такие огромные расстояния, вряд ли в ней отыщется впадина глубиной более двух десятков метров. В западной части озера – вода пресная, в восточной – солоноватая.

Вокруг озера – скучная степь, солончаки и такыры, огромные поля выжженной, спеченной до каменной твердости и растрескавшейся глины; и над всем этим – сильный, устойчивый, постоянный запах, свойственный только этим местам, запах, который трудно описать и к которому трудно привыкнуть.

Город Балхаш – райцентр Джезказганской области, расположен в самой средине северного берега и знаменит в основном своим горно-обогатительным комбинатом, отнюдь не самым благодатным способом воздействующим на состояние озерных вод. Неподалеку от города расположился секретный центр, в котором мне предстоит провести полгода, а дальше, в степь, на бог весть сколько километров – полигоны, усеянные осколками и обломками всякого милитаристского хлама.

Тогда мы, собранные со всего Союза безусые юнцы, еще не подозревали, что, вернее – кого, попытаются вылепить из нас матерые инструкторы ГРУ. Но это и неважно. Важно, что мы полюбили свою нелегкую работу, осознали ее значимость и вкладывали душу в ежедневные тренировки на суше, на воде и под водой. Во всех этих средах обитания мы должны были ловко драться врукопашную, метко стрелять и досконально владеть холодным оружием.