Право на рок - Страница 3
Прожитые им тридцать шесть лет очень четко делятся на два равных периода: восемнадцать плюс восемнадцать. Совершенно очевидно, что с годами человек меняется, и эти изменения не всегда последовательны, закономерны и предсказуемы. Но то, как со временем изменился наш сын, даже вообразить было невозможно. Как будто до восемнадцати мы знали одного человека, а после восемнадцати встретили другого. В нем изменилось все: характер, интересы, увлечения, взгляды, занятия. И я, право, не знаю другого человека, с которым произошла бы такая метаморфоза.
Я часто в шутку говорила, что «Beatles» отняли у меня сына, и что рок-музыка - это наш рок. Увы, эти слова оказались пророческими. Действительно, Рок - это не только рок-музыка, но и образ жизни. И я к этому заключению пришла самостоятельно.
Что сказать о первой половине жизни нашего сына, о его детстве и юности, когда он еще не занимался музыкой и еще не был Майком?
Я долго и пристально всматриваюсь в его ранние фотографии (какое счастье, что мы его много фотографировали!), перечитываю старые письма, рассматриваю его детские рисунки и вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю…
Вот передо мной милый, ласковый, смешной малыш; вот смышленый симпатичный подросток, а вот уже приятный интеллигентный юноша. Как это все было давно и как недавно.
Миша родился весной, 18 апреля 1955 года. В семье это был второй ребенок, и появление мальчика обрадовало, особенно, конечно, отца. Только строгая семилетняя сестренка беспокоилась, чтобы братик не оказался рыжим («Мама, только не бери рыжего», - говорила она мне.) и не был плаксой.
Он рос в семье коренных ленинградцев и был по линии матери петербуржцем уже четвертого поколения, что встречается не так уж часто. Он этим очень гордился, часто называл Ленинград Петербургом или Питером еще задолго до переименования нашего города, когда об этом не было даже и речи. На конвертах, на месте обратного адреса он часто писал St. Петербург.
Мы, его родители - интеллигенция среднего уровня и среднего достатка. Отец - преподаватель технического ВУЗа, доцент; я - библиотечный работник. Главой семьи, главным воспитателем да и авторитетом была бабушка. Бабушка не имела высшего образования, но она родилась и выросла в Петербурге, окончила гимназию, знала несколько языков, в юности дружила с университетской молодежью, всегда много читала. Поэтому она была весьма культурным и образованным человеком. А главное - она любила детей, понимала их и всегда находила с ними общий язык. Бабушка, несомненно, сыграла большую роль в жизни Миши, они очень дружили и любили друг друга. Можно привести много примеров этой большой и нежной дружбы. Сейчас мне почему-то вспомнился вечер, когда они вдвоем слушали пластинку с записью рок-оперы «Иисус Христос - Суперзвезда». Миша принес эту пластинку специально для бабушки, торжественно усадил ее в кресло и по ходу действия тихонечко переводил ей текст. Бабушка слушала с необычайным вниманием и интересом, иногда задавала вопросы и что-то поясняла сама. Они были так увлечены оперой и друг другом, что не слышали, как я вошла и приблизилась к ним. Нужно было видеть их лица! Мне даже показалось, что мое появление было как-то некстати.
Бабушка умерла, когда ей было восемьдесят пять лет, а Мише - двадцать три года. Так что большую часть жизни его окружала неустанная забота и ласка. Миша вспоминал о бабушке всегда с неизменной любовью, нежностью и благодарностью, очень любил, когда она ему снилась, много рассказывал о ней своей жене Наташе.
Во времена моего детства и юности у нас было много родственников и родственные связи были крепки, надежны и играли большую роль в нашей жизни. В круг наиболее близких и дорогих для меня родственников входило примерно 25 человек. Это только те, с кем контакт был постоянным и осязаемым. Я хорошо помню, какую большую заботу и внимание проявляли ко мне мои тетки (мамины сестры) и их мужья, как близки были мне мои двоюродные сестры, как по-родственному заботливы, нежны и внимательны были мои крестные отец и мать, какими многочисленными и веселыми были семейные праздники. Я очень любила своих родных, очень им благодарна и признательна и даже представить не могу без них своего детства.
Ко времени рождения Миши родня наша заметно поубавилась и родственные связи были уже не столь тесны. Однако еще живы были наши родители, т.е. Мишины бабушки и дедушки, мои дяди и тети, мои двоюродные сестры, появилась новая поросль, но главным связующим звеном была, конечно, наша бабушка. Она чтила и уважала родственников, навещала их и принимала у нас. Постоянным ее спутником в походах к родне был, конечно, общий любимец маленький Мишутка. Все родственные связи поддерживались главным образом старым и малым.
В последние годы эти связи как-то ослабли, а во многих случаях и оборвались. Став взрослым, Миша уже не ходил в гости к родственникам и не поддерживал контакты с ними. Но детские воспоминания о родных людях, о том, как все его любили, как дарили ему подарки, как хорошо бывало в гостях и как было славно, когда гости приходили к нам, были в нем очень живы. Он любил вспоминать свои детские годы и всех тех, кто его в те годы окружал, кому он был близок и дорог. И я всегда очень радовалась, с какой теплотой и благодарностью вспоминал он уже большую часть ушедших от нас родных людей.
В детстве Миша очень любил отца, который уделял ему много внимания, интересовался его развитием, серьезно занимался его воспитанием. Миша долго и искренне верил, что его папа обладает чудесным даром доставать по-волшебному разные вещи: конфеты, яблоки, карандаши, игрушки и т.п., а также видеть на расстоянии и знать, как он себя ведет. «Папа, сделай мне по-волшебному яблок» - просил Миша. И яблоко появлялось. «Мой папа - настоящий волшебник, - говорил он, - потому что, если я хочу сладкое яблоко, то он достает мне сладкое, если кислое, то - кислое». Желаемое было большею частью в пределах достижимого, поэтому фокусы удавались. Для успеха волшебных дел создавался некоторый специальный тайный запас. Сохранилось первое Мишино письмо - послание отцу, написанное им в пятилетнем возрасте печатными буквами. Воспроизвожу его дословно и точно: «Дорогой спасательный папочка хорошо что ты спасайешь меня потому что хорошо мне. Миша».
По-моему, это настоящее объяснение в любви пятилетнего ребенка.
Когда Мише было 6-7 лет, отец полтора года находился в командировке во Вьетнаме, и Мишка очень скучал по своему доброму спасателю и волшебнику. Он собственноручно повесил фотографию папы над своим столиком, а однажды, услышав, как мы с бабушкой говорили о том, что нужно вычистить, проветрить и убрать пальто, Миша заявил: «Только не проветривайте и не убирайте папины пальто. Я их нюхаю». Мы очень удивились и спросили, зачем он это делает. Он ответил: «Когда мне скучно или плохо, я встаю под вешалку, забираюсь в папины пальто и нюхаю их. Пальто пахнут папой, и мне становится хорошо».
Одно время он был ужасным чистюлей. В воспитательных целях отец рассказал ему о микробах и даже показал их под микроскопом. Микробы произвели на него такое впечатление, что он стал мыть руки, лицо и даже ноги по двадцать раз в день, когда надо и не надо. Он был еще маленький, абсолютно самостоятельно этого делать не мог, и приходилось каждый раз ему в чем-то помогать. Сначала мы радовались этой повышенной аккуратности, но потом бесконечные омовения, особенно когда они бывали некстати, даже раздражали и сердили. Однако Мишка не сдавался и в своей борьбе с микробами проявлял редкостное рвение и настойчивость. Отец в этой борьбе с микробами и с нами, женщинами, был, конечно, на стороне сына.
В общем, папа и маленький сынишка жили душа в душу, были очень привязаны друг к другу и много времени проводили вместе. Папа был самым-самым: самым умным, самым знающим, самым сильным. И мы очень смеялись над тем, как он был удивлен, когда я, прочитав по просьбе Василия Григорьевича его диссертацию, говорила ему о каких-то стилистических и орфографических погрешностях. Миша прислушался к нашему разговору, а потом спросил: «Мама, разве ты умнее папы и знаешь больше, чем он?» «Да нет, сынок», - ответила я. «Так почему же ты говоришь папе, что надо так, что здесь неправильно», - снова спросил он. Для него было величайшим откровением, что и на солнце бывают пятна.