Право на ошибку (СИ) - Страница 18
- Евгений, - ректор начал резко, но увидев холодный немигающий взгляд, сник. – Идиотом я был. Ирка красивая была, а меня зависть брала, как же так, я-то лучше. Отбил. Только счастья все равно не было. Любила она всегда только Сережку, сначала даже в постели его именем называла. Тошно, а развестись нельзя. Отец видный ученый, я в гору пошел и по партийной линии и по научной, потом ты родился. Вот и хотелось доказать если не себе, то окружающим, что все у нас замечательно. Только сынок с изъяном оказался, - Альберт Филиппович опустил голову на руки и закрыл глаза.
- Ну да, - вылез я, - испортили жизнь сыну… На бляди женили.
- Чего ты понимаешь, щенок! Я ему карьеру сделал, он мне ноги целовать должен! Благодаря ей, между прочим, у нас с вузом все в порядке! Родственничек ее в министерстве благодарен без меры, что она сидит в Городе и не отсвечивает в Москве, дискредитируя доброе имя, сам знаешь кого. Чего не хватает? Женя! Какого хрена надо с мужиками путаться? Завел бы себе любовницу, никто бы слова не сказал, а ты… Я думал, ты после того случая одумался.
- Вот вроде образованный человек ты, Алик, а дундук дундуком, - печально сказал отец. – Неужели ты думаешь, что ориентацию можно выбрать или сменить? Это же на генетическом уровне.
- Ну да, скажи мне, что ты доволен сыном пи… - он оборвал себя на полуслове и все же смягчил выражение, - голубым.
- Доволен, не доволен, но это мой сын, понимаешь? Я его люблю просто потому что он мой. Не надо мне про внуков, - поднял он руку, упреждая возражение, - ты тоже постарался, чтобы их не было, подсунув сыну слабую на предок девицу, которая в результате подцепила ВИЧ. И если кому и надо возражать против неподходящей пары для сына, так это мне.
- Подождите, какой ВИЧ, про что речь? – опешил ректор.
- Снежанна залетела от кого-то и решила сделать аборт по-тихому. Только анализы все равно берут, и тут всех ждал сюрприз, - саркастически произнес Женя.
- Почему мне не сказал? Я бы…
- Папа, я уже большой мальчик, и решения, которые касаются моей жизни в прямом смысле этого слова, хотел бы принимать сам.
- О боже, - Альберт Филиппович дрожащей рукой налил себе коньяка и залпом выпил.
- Так я могу надеяться, что ты оставишь нас в покое? Мне пофиг, если Снежанна будет числиться моей женой, при условии, что я с ней не пересекаюсь, это раз, второе, мы не идиоты и не собираемся афишировать отношения, можешь не бояться. Только опять же, если ты не будешь пытаться разлучить нас. – Женя посмотрел на меня, я одобрительно кивнул: все правильно, молодец.
- Какой смелый стал, смотри, не ошибись, - произнес ректор.
- Мне есть за что бороться, - твердо ответил Евгений и посмотрел в глаза отцу. – И у меня нет права на ошибку.
Эпилог
- Георгий Сергеевич! – глаза моего персонального блондина подозрительно блестели. - Такое событие грех не отметить!
Я подозрительно посмотрел на него, понимая, что все это как-то неспроста и осторожно поинтересовался что же именно имеется ввиду.
- Даже два события, - продолжал интриговать Женька.
- Хоть три, хоть пять: надо будет – отметим, - мой решительный тон вызвал улыбку на его от природы бледных губах.
- Вот и хорошо, вот и ладненько, - почти промурлыкал он, выставляя на кухонный стол пару бутылок из темного пакета, который до сего момента прятал за спиной.
Я хмыкнул, узнав подарки. Картонная коробка с Хенесси, который в нашем университете считается особым шиком, коробка конфет и бутылка Русского Стандарта без упаковки. Интересно, это было в одном пакете изначально или Женек выгреб свои закрома и сам сложил их вместе?
Наблюдая за игрой мышц, которые призывно перекатывались под гладкой кожей, непроизвольно облизнулся. Пусть и доступны моему взору лишь руки по плечо, но воображение охотно дорисовывало остальное, виденное, ощупанное и даже вылизанное не раз. Серые домашние штаны из плотного трикотажа и белая майка совершенно не портили его, скорее наоборот, подчеркивали достоинства. Невольно залюбовавшись, выпал из действительности, а ведь он продолжал что-то оживленно говорить, выставляя на стол вслед за спиртным порезанный и засыпанный сахаром лимон в баночке, шпроты, конфеты, колбасу, хлеб…
- Жень, ты извращенец, - сообщил я ему, наблюдая как он аккуратно, чтобы не облиться маслом, открывает и ставит на стол пресловутые рыбные консервы.
- А что я могу поделать? – виновато произнес он, - у меня условный рефлекс, знаешь ли, выработался, - за тирадой последовал вздох. – Как у собаки Павлова. Только та на лампочку реагировала, вырабатывая желудочный сок, а тут образовалась устойчивая связка коньяк-шпроты…
Печальную историю написания моим милым диссертаций я знал. В науке вообще мало непьющих людей, а самые талантливые как раз и закладывают за воротник больше остальных. Его научный руководитель, талантливейший в своей области ученый, автор десятков книг, бессчётного количества статей, академик Федор Викторович был как раз таким. Несмотря на то, что его бывший аспирант давно защитил уже и докторскую, тот все равно время от времени звонил и приглашал «остаграммиться». Причем цивилизованные места товарищ не признавал. Первое время я хихикал, наблюдая, как друг, стеная, надевает на себя горнолыжный комбинезон и валенки, собираясь на пьянку.
- Ты думаешь, что в гараже сильно тепло? – окрысился на меня тогда Женя.
Я честно высказал свое мнение, что хватит уже идти на поводу у старого алкоголика, но получил гневную отповедь.
- Не надо так о нем говорить! Он умнейший, талантливейший и добрейший человек! Выпить он может с любым, но зовет меня, потому что мы работаем в близких темах и вообще он прекрасно ко мне относится, мы дружим. Он столько для меня сделал, помогал, направлял исследования, а я теперь даже выпить с ним откажусь?
Хорошо, что такие мероприятия не были частыми, а то бы бедный молодой профессор просто-напросто склеил бы ласты. В отличие от своего бывшего руководителя, Женечка организм имел нежный и поутру сильно страдал с перепою и следующие сутки отлеживался и отпивался минералкой, маясь непроходящей головной болью. По моему скромному разумению, если бы товарищи ученые пили не дешевый коньяк, называющийся так по какому-то недоразумению, а хотя бы качественную водку, то страданий можно было бы избежать. А закусь в виде шпротов и хлеба вообще была вне зоны понимания. Может, академик пытался отбить у «коньяка» гадкий запах? Или просто питал тайную страсть к этим рыбным консервам.
- Так ты согласен? – вырвал меня из дум голос Жени.
- С чем? – уточнил я, выдавая себя с головой.
- С тем, что надо отметить.
- Надо – отметим, - снова повторил я, глядя как он разливает по бокалам Хенесси и пододвигает ко мне один. - Так за что пьем?
Обхватив ладонями тонкое стекло, залюбовался янтарной жидкостью, плавно колыхнувшейся внутри и оставившей маслянистый след на вогнутой поверхности. Сейчас бокал нагреется от тепла рук и аромат настоящего коньяка раскроется глубже.