Правило пастырское, или О пастырском служении - Страница 6

Итак, всемерно должно стараться, чтобы на степени пастырей и пастыреначальников поставляемы были в образец жизни для пасомых и подчиненных только такие мужи, которые, умерши для всех плотских страстей, живут уже духом, которые отложили всякое попечение о мирских благах, которые не страшатся никаких бедствий, которые помышляют только о благах внутренних. Вполне соответствуя благочестивым намерениям и стремлениям таковых людей, им не противоречит уже ни тело их под предлогом немощи, ни дух их под предлогом оскорбления. Они не посягают на чужое добро; напротив, они охотно раздают свое собственное. Они всегда готовы от чистого сердца и сострадательной любви извинять и прощать ближнего, не снисходя, впрочем, преступлениям его до слабости, но соблюдая законы правосудия. Они ничего не позволяют себе противозаконного, а противозаконные действия других оплакивают, как свои собственные грехи. Они искренне соболезнуют чужому несчастью, благосостоянию же ближнего так радуются, как бы оно составляло их собственное благо. Во всем, что ни делают они, являют себя пред другими достойным подражания примером, внушая к себе во всех такое уважение, что никто не может упрекнуть их в жизни ничем, за что бы они должны пред ними краснеть. Они стараются жить так, чтобы и самые черствые и закостенелые души ближних могли размягчаться и умиляться исходящим из уст их благодатным учением, оправдываемым ими на самом деле. Они, как опытные в молитве, из прежних примеров жизни познали уже, чего могут просить и чего не должны просить, и потому могут получить от Господа все, чего бы они ни попросили; им-то, как бы в особенности, и слышится этот отрадный глас Божий: и еще глаголющу ти, реку: се, приидох (ср.: Ис. 58, 9; 65, 24). Таковы именно должны быть пастыри и пастыреначальники! Ибо когда и к нам кто приходит с просьбой походатайствовать за него пред тем или другим начальником, который на него разгневался и недоволен, но нам не знаком коротко, то мы тотчас отвечаем ему: «Нет, любезный, нельзя нам ходатайствовать за тебя пред этим господином, потому что мы и сами не пользуемся его особенным благоволением». Если же, таким образом, и человек пред человеком, на которого мало надеется, не отваживается быть ходатаем за кого бы то ни было, то как дерзнет брать на себя ходатайство пред Богом за грехи народа тот, кто не знает и не уверен, заслужил ли он жизнью своей благоволение Божие к себе самому? Или как он будет просить у Него прощения и помилования для других, если не надеется получить от Него прощения и помилования самому себе? Тут надобно опасаться, чтобы вместо предполагаемого умилостивления не подвигнуть Господа на больший гнев из-за своих грехов; ибо все мы хорошо знаем, что когда и пред людьми берется ходатайствовать такое лицо, которое им не нравится, то гнев их чрез то лишь больше усиливается. Итак, кто еще не отрешился совершенно от земных страстей, тот пусть остерегается принимать на себя звание посредника или ходатая в Церкви Божией; иначе он своим предстательством может больше и больше возбудить гнев и раздражить Верховного Судию на занимаемом им месте и вместо примирения с Божественным Правосудием может повергнуть паству свою в совершенное разорение.

Рассмотри же беспристрастно каждый, приступающий к пастырскому служению, а тем более принимающий на себя начальственное в оном управление, нет ли в тебе каких-либо предосудительных недостатков и даже пороков, изобличающих твою нечистоту и греховность; ибо, повторяю, тому нельзя даже помышлять о ходатайстве за грехи других, кто не очистился от своих собственных. Посему-то и Моисею дано было свыше такое повеление: рцы ко Аарону, глаголя: человек от рода твоего в родех ваших, аще коему будет на нем порок, да не приступит приносити даров Божиих и ко олтарю да не приближится, яко порок имать; и вслед за тем подробно исчисляет самые недостатки или пороки, которые не допускались лично в жрецах, именно: человек слеп или хром, или корпосый… или человек, ему же есть сокрушение руки или сокрушение ноги, или горбат, или гноеточив очима, или бельмоочен, или человек, на немже суть красты дивия[22], или лишай, или единоятрный ^[23] (Лев. 21, 17, 23, 18–20). Слеп же в духовном смысле есть тот, кому не знаком свет высшего созерцания, кто, подавляемый мраком настоящей жизни, хотя и видит озаряющий его свет, но, не любя его, не знает, куда направить свою деятельность. Поэтому Анна, мать Самуила, посвящая первенца своего Господу, в пророческом духе воскликнула: «Стопы праведников Своих оправдает Он, а нечестивые умолкнут во мраке и неведении» (см.: 1 Цар. 2,9). Хром тот, кто хотя и знает, куда должно стремиться, но по нетвердости ума и воли не может всегда держаться прямого пути, который видит; потому что доколе переменчивость нравов и обычаев не возвысится до того, чтобы утвердиться в постоянстве к добродетели, дотоле стопы наши не могут постоянно следовать за добрым желанием. Имея это в виду, и апостол Павел говорит: ослабленный руки и ослабленная колена исправите и стези правы сотворите ногами вашими, да не хромое совратится, но паче да изцелеет(Евр. 12, 12–13). Корносым можно назвать того, кто не способен и не умеет хорошо различать добро от зла, так как и телесным органом обоняния мы различаем благовоние от зловония тогда только, когда этот орган не поврежден у нас. Посему-то в «Песни песней» в похвалу невесты – Церкви Христовой – говорится: нос твой яко столп Ливанский (Песн. 7, 4); потому что она издали видит грядущие на нее искушения и наперед знает, как бы чутьем, от каких именно обстоятельств грозит ей опасность. Сюда же можно отнести и тех, которые, не желая казаться тупоумными, по своей гордости нередко вдаются в излишние и ненужные исследования, силы их превышающие, и от того самого впадают в погрешности. Таковая неумеренная, так сказать, щепетильность (subtilitas immoderata) в распознавании истины от лжи и добра от зла чем более усиливается, тем более удаляет от истинного и прямого пути и приводит в замешательство всю деятельность. Под именем человека, имеющего сокрушение в руках или ногах, конечно, разумеется тот, кто вовсе не в состоянии шествовать по пути Божию и совершенно не способен к добрым делам; даже и так не может держаться, как держится хромой, который, хотя нетвердо и с уклонениями, все-таки движется и стремится вперед, а этот чужд всякого преуспеяния в усовершении себя. Именем горбатого назовем того, кто согнулся под тяжестью земных забот до такой степени, что уже не может возвести взора своего в горнее, а постоянно устремляет его на те только предметы, которые попираются его же ногами. Такой человек хотя иногда и слышит что-нибудь благое о небесном отечестве, но, подавляемый бременем превратных навыков, не возносится сердцем своим к небу, потому что не в силах изменить образа своих мыслей, которым житейская суета дала жалкое направление. В уста таковых псалмопевец влагает постоянное какое-то сетование: Пострадах и слякохся, – говорит он от лица их, – весь день сетуя хождах[24] (Пс. 37, 7; ср.:41,10); а Сама Истина произносит над ними суд в следующих словах: а еже в тернии падшее (семя), сии суть слышавший (слово), и от печали и богатства и сластьми житейскими ходяще подавляются, и не совершают плода (Лк. 8, 14). Под имеющим гнойные глаза разумеется тот, у кого ум хотя и порывается к познанию истины, но скоро помрачается плотскими делами. Известно, что у гноеточивых очами зрачки глазные бывают здоровы, но от часто истекающей мокроты ослабевают и притупляются, и самые веки (ресницы) отяжелевают и слипаются. Нечто подобное бывает и в духовном отношении с теми людьми, у которых добрые чувства духовные погибают от плотской нечистоты, которые могли бы постигать умом своим всякую правду, но нечистыми делами доводят себя до совершенного омрачения.