Правило пастырское, или О пастырском служении - Страница 12

Пастырь, правящий духовным стадом Христовым, в заботах о внешних делах паствы не должен забывать и внутренних нужд ее, ни среди заботливости о внутренних нуждах не должен пренебрегать и внешними делами: несоблюдение этих условий неизбежно поведет и в том, и и в другом случае к пагубным крайностям.

Так нередко и бывает, что иные пастыри, как бы забывая и упуская из виду, что они поставлены главным образом заботиться о вечном спасении душ, вверенных их попечению, всецело предаются мирским заботам, имеющим целью только временное благополучие. Когда есть у них такие занятия, то они в восторге; если же нет, то ни днем, ни ночью не дают себе покоя, думая и передумывая, как бы найти их. Что́ для других служит вожделенным отдохновением, то́ для них становится томительнее и мучительнее всякого труда. И в этих суетных заботах они находят величайшее наслаждение, так что́ они собственно тяготятся отсутствием этих забот, а не тем, когда они ежеминутно подавляют их. Что́ же выходит из этого? То́, что, увлекшись вихрем мирских забот, они не обращают уже никакого внимания на главную и существенную обязанность свою – быть духовным руководителем своих подчиненных. А оттого и подчиненные, без сомнения, охладевают в своей жизни ревностью о благочестии. Иной из них и готов бы преуспевать в жизни духовной, но в соблазнительном примере предстоятеля своего встречает как бы преткновение на пути к тому. Ибо когда ослабевает и опускается голова, то тщетны напряжения членов; и воины в преследовании врага напрасно усиливают свои переходы, если сам полководец сбился с надлежащей дороги и направляет их не в ту сторону, куда бы следовало. Не услышит паства ни утешения, которое бы облегчило и поддержало труждающихся, ни обличения, которое вразумило бы виновных: приставник и хранитель душ их превратился в мирского судию; стадо не имеет уже пастыря для охранения себя. Чада Церкви лишаются возможности просветиться светом истины, когда учители их всеми помыслами своими погружаются в житейские заботы, пристрастие к коим помрачает их глаза. Сии-то печальные последствия имел в виду предупредить и предотвратить Искупитель рода человеческого, когда, увещевая нас быть воздержными в пище и питии, остерегал и от печалей житейских напоминанием страшного Дня Судного в следующих словах: Внемлите же себе, да некогда отягчают сердца ваша объядением и пиянством и печальми житейскими, и найдет на вы внезапу день той: яко сеть бо приидет на вся живущыя на лицы всея земли (Лк. 21, 34–35); или когда говорит: Никтоже может двема господинома работати… Не можете Богу работами и мамоне (Мф. 6, 24). Подобным образом и апостол Павел, отклоняя благочестивых и богобоязненных людей от пристрастия к мирским заботам и положительно преследуя этот недуг, говорит: Никтоже (бо) воин бывая (Богови)[54] обязуется куплями житейскими, да воеводе угоден будет (коему обязался служить) (2 Тим. 2, 4). И потому пастырям и пастыреначальникам как правителям и учителям Церкви он, с одной стороны, заповедует не обременять себя таковыми заботами, а с другой – подает благие советы в указании на этот раз средств к удовлетворению и этим потребностям, говоря как бы в дополнение к тому: Житейская бо судища (тяжбы)[55] аще имате, уничиженых (низших членов Церкви)… сих посаждаете (1 Кор. 6, 4), то есть: житейскими делами пусть распоряжаются те, кои не наделены дарованиями духовными; или еще яснее: есть люди, которые не могут глубоко постигать духовных предметов, они-то пусть и занимаются необходимыми делами житейскими. Так и Моисея, собеседника Божия, не одобрял тесть его, иноплеменник Иофор, за то, что он без нужды и неблагоразумно утруждает (stulto labore) и себя и других разбирательством тяжб народных, выразившись пред ним так: не право ты твориши, и тут же присоветовал ему назначить для сего и подобных тому дел житейских вместо себя особых мужей, которые бы всякое слово легкое судили сами, а о всяком слове неудоборешительном доносили ему, самому же ему быть людем в тех яже к Богу, и доносить словеса их к Богу, и свидетельствовать им повеления Божия и закон Его, и поведать им пути Его, имиже пойдут, и дела, яже сотворят, и тогда он возможет настоятельствовати и еси людие приидут во свое место с миром (ср.: Исх. 18, 17, 26, 19–20, 23).

Итак, пастыри, а тем более пастыреначальники, должны дела меньшей важности поручать подчиненным своим, низшим себя, под своим наблюдением, а сами заниматься преимущественно делами важнейшими, чтобы, так сказать, око, которое должно управлять стопами, не омрачалось прахом земным. В самом деле, всякий начальник есть глава своих подчиненных; а чтобы ноги ступали прямо, голова должна смотреть, конечно, сверху на дорогу: иначе, когда голова преклонится долу, к земле, тогда ноги неизбежно уклонятся от надлежащего направления и собьются с пути. Да и как может пастырь духовный, учитель и руководитель душ, пользоваться уважением, подобающим его званию, если и сам он осуетится теми же житейскими заботами, против которых обязан вооружаться пред лицом своей паствы? Таковым пастырям Господь во гневе Своем грозит чрез пророка Осию праведным возмездием уравнивая их с пасомыми, говоря: И будет якоже людие, тако и жрец[56](Ос. 4, 9), ибо пастырь ничем не отличается от своих пасомых тогда, когда и он, по долгу звания своего долженствующий учить и руководить других в жизни духовной и словом, и примером, творит то же, что и другие, погружаясь в дела плотской жизни, которые сам же осуждает в подчиненных ему. То же самое и пророк Иеремия с великой скорбью оплакивает в своем плаче о разрушении храма, когда взывает в нем: како потемне злато, изменися сребро доброе! разсыпашася камыцы[57] святыни в начале всех исходов! [58] (Плач. 4, 1). И что означается здесь златом, этим превосходнейшим из всех металлов, как не превосходство святости? что – сребром добрым, как не любезная всем драгоценность благочестивой жизни? Что – камнями святыми, как не разные чины священнослужителей Божиих? Что – исходами[59], как не тот широкий путь мира сего, который, по словам Самой Истины, вводит в пагубу?(Мф. 7,13). Итак, злато темнеет и блеск свой теряет, когда святая и неукоризненная жизнь омрачается суетными мирскими заботами; сребро доброе изменяет свою белизну, и чистота его тускнеет, когда доброе о нас мнение, заслуживаемое добрыми делами, переменяется в худую молву с переменой нашего нравственного поведения; драгоценные камни святыни рассыпаются по распутиям, когда и те, которые должны бы всегда пребывать внутри святилища, как лучшее украшение Церкви, исходят на пути широкие мирской суеты. Ибо эти камни дорогие для того и хранились во святилище храма, чтобы могли служить украшением одежды первосвященника. Но когда служители алтаря своей жизнью не располагают народ к прославлению Искупителя своего, как могут они называться украшением святыни Сего Великого Архиерея? Эти камыцы святыни остаются в пренебрежении, как уличные камни, попираемые ногами проходящих, когда священнослужители Божии самолично предаются суетным делам мирским, ища в них корыстолюбивых прибытков и чувственных удовольствий для себя. И надобно заметить, что у пророка не просто о них сказано: во всех исходах разсыпашася, но: в начале всех исходов, так как они и среди суетных мирских занятий хотят казаться высокими начальниками, чтобы и на широких путях мирской суеты и удовольствий удерживать за собой первенство во имя святости звания своего. Впрочем, ничто не мешает разуметь здесь под камнями святыни и те самые камни, из которых построено святилище храма Соломонова. И в этом истолковании скорбь и жалость пророка о разбросанных и попираемых на площадях камнях не будет ли иметь того же самого значения скорби и жалости о том, что священные лица, на которых некогда опиралась слава дома Божия, находят удовольствие исходить на широкие пути, вводящие в пагубу, и предаваться суетным житейским заботам. Можно еще пастырю иногда терпеть их, можно по временам и обстоятельствам принимать даже участие в них из сострадания к немощной братии; но привязываться к ним до пристрастия и поставлять в них все удовольствие свое – это и недостойно пастыря, и гибельно для него: эти житейские попечения могут обременить душу до того, что сделают ее неспособной высвободиться из бездны их и подняться горе.