Правила секса - Страница 25

Еще до того, как все расселись, автобус выехал с обочины и ринулся на хайвей. Я попытался читать, но не смог. Пошел дождь, блестящий кассетник играл Talking Heads, девушки передавали диетическое пепси и начос взад-вперед и пытались со мной заигрывать, парни сзади беспрестанно что-то лаяли, курили гвоздичные сигареты, время от времени передавали косяк и говорили про то, как шлюху по имени Урсула трахнул паренек по имени Фил на заднем сиденье «тойоты-ниссан», принадлежавшей некоему Марку, и как Урсула соврала Филу и сказала, что ребенок был не от него, но он все равно заплатил за аборт, и все это так раздражало, что я вообще не мог ни на чем сосредоточиться. К тому времени, когда мы подъехали к Бостону, меня уже настолько бесила эта затея матери с приездом, что я просто пялился на Парнишу Шона, который, в свою очередь, таращился в окно, разглаживая складки своего билета замасленными руками, на которых громко тикали часы «Свотч».

Сегодня у меня в ящике очередная записка от Лорен Хайнд. В ней написано: «Мы встретимся вечером, когда зайдет солнце, – Ь-В-О-Б-Ю-Л не будет больше написано задом наперед…» Я не могу дождаться вечеринки, когда «зайдет солнце», так что пытаюсь поболтать с Лорен за ланчем. Она стоит в стороне от всех, курит сигареты с Джуди Холлеран (которую я чпокал в прошлом семестре и до сих пор пожариваю время от времени, она тоже реально ебанутая – всю жизнь в психологической консультации) возле десертов, и я медленно подхожу к ним сзади, и мне вдруг хочется прикоснуться к Лорен, и я уже собираюсь нежно дотронуться до ее шеи, но сосед Лягушатник, которого я уже давно не видел, извиняется и тянется за круасаном или вроде того и тормозит. Он замечает меня и говорит:

– Са va. Я отвечаю:

– Са va.

Лорен говорит ему «привет», краснеет и глядит на Джуди, а Джуди тоже улыбается. Он все смотрит на Лорен, а потом уходит. Лорен рассказывает Джуди, как посеяла свой пропуск.

– Что нового? – спрашиваю я Джуди, прихватывая тарелку с дыней.

– Привет, Шон, ничего.

Лорен рассматривает печенюшки, эдакая недотрога. Это настолько очевидно, что я в замешательстве.

– На вечеринку идете сегодня? – спрашиваю. – Когда зайдет солнце?

– Совсем крыша поехала, – говорит Джуди с редкостным сарказмом.

Лорен хохочет, будто соглашается. Да уж, думаю я.

Придурок из Эл-Эй хватает апельсин с подноса с фруктами, и Джуди смотрит вниз – куда? На его ноги? Ноги сильно загорелые, и я никогда не видел его без солнечных очков, так-то вот. Он приподнимает брови в знак приветствия. Я делаю то же самое. Оборачиваюсь к Лорен, и меня поражает, насколько сногсшибательно она выглядит. Стоит побыть рядом что-нибудь вроде миллисекунды, и меня переполняет восторг – такая потрясная девушка. Удивительно, как на меня действуют ее ноги, грудь без лифчика под футболкой с надписью «We Are the World» [13], бедра. Она поднимает на меня глаза, словно в замедленной съемке. Я не могу ответить на ее пристальный голубоглазый взгляд. Она чересчур шикарна. Ее идеальной полноты губы замерли в сексапильной безжалостной улыбке. Она великолепно сложена. Она улыбается, когда замечает, что я на нее уставился, и я отвечаю улыбкой. Мне хочется узнать эту девушку, думаю я.

– К тому же это вроде бы должна быть вечеринка в тогах, – говорю я.

– В тогах? Господи, – говорит она, – кем они тут себя воображают? Уильямс-колледжем?

– А где вечеринка? – спрашивает Джуди.

– В Були, – говорю.

Она даже посмотреть на меня не может.

– Мне казалось, у нас уже была такая, – говорит она, изучая печенюшку.

У нее длинные изящные пальцы. На ногтях бесцветный лак. Ее маленькая чистенькая ручка почесывает идеальный нос, в то время как другая проходит по белокурым коротким волосам, а затем назад к шее. Я стараюсь вдохнуть ее запах.

– Была, – говорю я.

– Вечеринка в тогах – говорит она. – Да ты шутишь. Кто там у нас в комитете по развлечениям?

– Я, – отвечаю, глядя прямо на нее.

Джуди сует овсяную печенюшку в карман и затягивается сигаретой Лорен.

– Ну, Гетч и Тони собираются стырить простыни. Бочка пива есть. Не знаю, – говорю я, слегка посмеиваясь. – На самом деле это не то чтобы прям вечеринка в тогах.

– Похоже, что-то будет, – говорит она.

Внезапно она уходит, взяв печенюшку, по пути спрашивая Джуди:

– Я еду в город с Бобоголовым, присоединишься?

– Курсовая. Не могу, – отвечает Джуди.

Лорен уходит, не сказав мне ни слова. Очевидно, растерялась, разволновалась от моего присутствия. Вечером, думаю я. И возвращаюсь обратно к столу.

– Сегодня открылась качалка, – говорит Тони.

– Рок-н-ролл, – говорю я.

– Ты идиот, – говорит он.

Когда зайдет солнце, думаю я.

Я вышел из автобуса вместе с ребятней из колледжа, слепым и толстой теткой с белокурым мальчуганом и затерялся в дебрях большого терминала в Бостоне. Когда я вышел на улицу, был час пик, а небо было затянуто тучами, и я огляделся в поисках такси. Вдруг меня неожиданно хлопнули по плечу, и когда я обернулся, то столкнулся с Шоноподобным Парнишей.

– Да? – Я приспустил солнечные очки, чуть не трясясь от адреналинового прихода.

– Чувак, хотел спросить, не мог бы ты одолжить пять баксов.

У меня закружилась голова, и мне захотелось сказать «нет», но он так был похож на Шона, что я нащупал бумажник, не смог найти пятерку и все кончилось тем, что я дал ему десятку.

– Спасибо, чувак, – говорит он, перекидывая сумку через плечо, кивает сам себе, уходит.

Я тоже кивнул, непроизвольно, и у меня заболела голова.

– Я ее убью, – прошептал я сам себе и поймал наконец такси.

– Куда? – спросил водитель.

– Отель «Риц-Карлтон». Это на Арлингтон, – сказал я ему, в изнеможении откидываясь на сиденье.

Водитель повернул шею и взглянул на меня, не говоря ни слова.

– «Риц-Карлтон», – снова говорю я ему, испытывая неловкость.

Он все таращится.

– На… Арлингтон…

– Я слышу тебя, – пробормотал пожилой водила и, тряся головой, повернулся обратно.

«Так какого хуя тогда пялишься?» – хотелось заорать мне.

Я протер глаза. У меня ужасно воняли руки, и я открыл упаковку жевательных конфет «Чаклз», купленных на автовокзале в Кэмдене. Съел одну. Такси медленно плыло в автомобильном потоке. Пошел дождь. Водила не переставал смотреть на меня в заднее зеркало, тряс головой и что-то бормотал, но что – мне не было слышно.

Я перестал жевать конфету. Таксист, едва проехав квартал, свернул и остановился. Я запаниковал, подумав: «О господи, теперь-то что? Он выкинет меня за то, что я жевал эти гребаные “Чаклз”?» Я убрал конфеты.

– Почему мы остановились? – спросил я.

– Потому что приехали, – вздохнул водила.

– Приехали? – Я взглянул в окно. – Ох.

– Да, с вас доллар сорок, – пробормотал он.

Он был прав.

– Похоже, я забыл, что отель так, э-э, близко, – сказал я.

– Ну да, – отвечает водитель, – без разницы.

– У меня болит нога. Простите.

Я протолкнул две однодолларовые купюры и, выбравшись из такси, заковылял под дождем, и я просто уверен, что Шон оттрахает кого-нибудь сегодня на вечеринке, и вот я уже в вестибюле, промокший, и лучше бы этого не было.

////Он не знает об этом, но я видела Его летом. Прошлым летом. Я провела летние каникулы на Лонг-Айленде, в Гемптонах, со своим бедным пьяным отцом. Саутгемптон, Истгемптон, Гемптон-Бэйз – я блуждала по острову с кочевниками, одетыми в Гуччи. Я остановилась на ночь у брата и навестила недавно овдовевшую тетю на Шелтер-Айленд и жила в сотнях мотелей – в розовых, серых, зеленых, блестящих в гемптоновском свете. Я заходила в эти пристанища, потому что было уже невыносимо видеть новых подружек отца. Но это отдельная история.

В первый раз я увидела его в кафе «Коуст-гриль» на Южном побережье, а затем в этакой моднецкой барбекюшнице, чье очаровательное название сейчас мне на ум не приходит. Он ел недожаренную курицу и сдерживался, чтобы не чихнуть. Он был с женщиной (определенно, шлюшкой), которая выглядела как анорексичка. Вокруг них стояли скучающие пидороватые бармены, а я заказала коктейль «Медленная удобная отвертка», чтобы их побеспокоить и подразнить.