Правила поедания устриц (СИ) - Страница 3

Беда в том, что все, попавшее в Гонконг, обычно там и остается. Почти как в Вегасе. Быть может, все они навечно застрянут здесь, в Гонконге, на “Дырявой калоше”, всегда окутанной завесой дождя и тумана, и даже после смерти будут стучать костяшками призрачного маджонга на этой полутемной кухне.

Шей Сильвермун — чужачка в этом городе, на кантонском два слова не свяжет, и все же – создана для Гонконга, как рука для перчатки.

Как и Из0бель, как и Гоббет, как и сам Рактер.

Рактеру кажется, что он подобрался чуть ближе к тайне Шей, когда он узнает, что та выросла в буквальном смысле на помойке — в радиоактивной пустоши Редмонд в Сиэтле. Была мусорщицей и ею же остается сейчас, повзрослев. Гонконг больше похож на рынок, чем на свалку, но разница не так уж велика: здесь копошится, рождаясь, трахаясь и умирая, неисчислимое множество металюдей самых разных национальностей и культур, сюда валятся осколки древней магии и модных технологий, прошлого и будущего, Запада и Востока; осколки эти по большей части — не самой великой ценности, что опять же добавляет городу сходства с помойкой. Может, именно поэтому в Гонконге Шей чувствует себя как дома.

Шей рассказывает, что детстве она выживала, подбирая бесхозные вещи. Теперь она, похоже, коллекционирует кусочки других людей (вслух Рактер ей эту мысль, конечно, не озвучивает). Присваивает чужие привычки и манеры, мысли и увлечения, профессии и милые причуды.

Под руководством Из0бель Шей собирает свой первый дек — модификацию дешевого “Ренраку”. Свеженький датаджек почти незаметен среди густых черных завитков волос на ее затылке. Пока что Шей определенно не самый гениальный декер в мире, да и, похоже, не стремится им стать — вряд ли она когда-нибудь взломает какие-нибудь суперсекретные инфохранилища «Ренраку» или «Зайдер-Крупп» — но, по крайней мере, с помощью магии нулей и единиц она может вытрясти горстку нюйен с чужого кредстика.

Магия иного рода, как выясняется позже, ей тоже не чужда — у Гоббет Шей заимствует не только страсть к острому и вредному азиатскому стрит-фуду, но и умение видеть ауры, потоки ци, какие-то меридианы в теле, словом — как говорят на далекой родине Рактера — черта в ступе.

Интересно, захочет ли она взять что-то у него, Рактера.

В лидера их небольшой команды Шей превращают не магия и не декинг, а умение добывать информацию, редкий актерский талант, непредсказуемость и… что-то еще. Рактер не может найти этому названия. Какое-то необъяснимое, мистическое везение, наверное.

Она действительно особенная. И он надеется когда-нибудь разгадать эту загадку.

Они обсуждают планы, как он и хотел, и вместе выпивают после успешных забегов — ну, Шей выпивает, сам-то Рактер алкоголь не употребляет. И они разговаривают, часто и помногу, и все больше — наедине и о том, что вовсе не касается работы; странный водорослевый запах Шей становится привычной частью его мастерской.

Рактер всегда рассказывает ей о себе немного больше, чем требует простая вежливость. Не факт, что Шей действительно понимает то, что он говорит об имплантах, дронах, алгоритмах мышления и памяти, о природе человека, и еще более сомнительно, что она разделяет его взгляды. Но с помощью искренности он надеется создать ниточку доверия, которая ей, как он теперь знает, важна.

На вопросы Рактера о ее прошлом Шей отвечает вроде бы охотно и подробно, однако есть темы, которые она ловко обходит, ее ответы как вода, утекающая сквозь пальцы — оригинальные, смешные, умные, но практически ничего по существу. Кто она? Он никак не может понять. Шей Сильвермун часто выглядит беспечной и непоследовательной, но, оказывается, весьма осторожна. Точно так же она ведет себя в беседах с Гоббет и Из0бель, которые Рактер, подключенный к электронике корабля, волей-неволей слышит. Она очень харизматична и дружелюбна, и все же отделена от них всех, как глухим стеклом, своей тайной.

Он постепенно составляет вместе недоговорки и пробелы в ее рассказах.

К примеру, Шей очень мало рассказывает о своем детстве и юности, о тех годах, когда ее и Дункана еще не приютил Рэймонд Блэк.

(Рактер мысленно исправляет формулировку проблемы: Шей отделена своей тайной от всех, кроме Дункана. Тому известно о Шей то, чего Рактер не знает, причина, почему она такая особенная, — и Рактера это, по правде сказать, злит).

Гоббет с Из0бель убеждены, что Рактер и Шей трахаются, чуть ли не с момента их знакомства. Гоббет продолжает сочинять совершенно омерзительные фантазии про секс с риггерами. Шей, слушая все это, лишь хмыкает, никак это не комментируя.

Если бы Гоббет знала, как далека от истины!

Вообще-то говоря, Шей действительно проводит с Рактером все больше времени, — намного больше, чем с Из0бель или с Дунканом, и даже больше, чем с Гоббет, с которой крепко сдружилась (не то чтобы Рактер сравнивал специально, но аппаратура все видит, все фиксирует); он видит, с каким вниманием Шей всегда его слушает, как поводит носом, принюхиваясь к запаху его сигарет — определенно не с отвращением; словом, Рактер даже без умения считывать излучение мозга догадался бы, что нравится ей. Но учитывая ее мудреные правила насчет ресторанов и устриц, он вовсе не уверен, что “нравится” — это в смысле, ну, нравится.

Так ли это важно? Да. От этого зависит, как себя с ней вести. Какой код подбирать к этому сейфу.

Шей сторонится прикосновений. Это важно.

Рактер сразу узнает отвращение к плоти, когда видит его. Сам он тоже не любитель прикосновений — у него на то свои чоканутые риггерские причины. Поэтому он почти сразу обратил внимание, как от Шей плещет черным колючим испугом, даже когда ее брат Дункан неожиданно хлопает ее по плечу или когда пылкая Гоббет беспечно виснет на шее подруги.

Поэтому Рактер — при всей доверительности их бесед — старается не дотрагиваться до Шей даже случайно.

Страх прикосновений, проверка на озабоченных уродов, лакуны в рассказах про юность…

Картинка понемногу складывается.

Сейчас она сидит на краю верстака в мастерской Рактера и болтает голой загорелой ногой в грязном резиновом сапоге — что, вообще говоря, просто возмутительно, потому что обычно Рактер старается поддерживать в помещении едва ли не идеальную стерильность; Кощей угрюмо сверкает на гостью из темного угла красными огнями и раздраженно постукивает металлическими конечностями по полу. И они говорят о магии — скажи кто-нибудь Рактеру еще месяц назад, что так будет, он бы просто рассмеялся.

— Мир будто опутывает сеть тайных знаков, — сообщает Шей, сияя. (Почему она вообще говорит об этом Рактеру, а не Гоббет?)

— Вы же знаете, я их не увижу при всем желании, но верю на слово.

— Жаль, что не увидите. Это правда очень красиво…

Рактер прикидывает, что ему на данный момент важнее: вытурить гостью и продолжить работу — или воспользоваться возможностью узнать о Шей Сильвермун что-то новое, раз уж у нее случилось настроение поговорить о себе. Он выбирает второе.

— Признаться, я удивлен, что вы только сейчас открыли для себя эту сторону мира. Раньше вы не владели магией? — спрашивает он. — Это ведь естественное свойство вашей расы, насколько я понимаю.

Этот на первый взгляд простой вопрос повергает Шей в вихрящийся бурый омут замешательства.

— Нет. Не все эльфы — маги. А насчет меня… Вы будете смеяться, но я… никогда точно не знала, — признается она. — Рэймонд… мой приемный отец… однажды раскошелился на курсы для нас. Для меня и Дункана. Мы немного походили на них, но у нас не получалось ничего из того, чему там учили, и я решила, что магия не для меня.

Мнение о Дункане Рактер уже составил, и довольно нелестное. Парень небось и среднюю школу-то закончил только с сестриной помощью, какая уж тут магия. Сама Шей — куда более интересный случай.

— …И я продолжала так думать. Все эти годы. Пока Гоббет вдруг не взяла и объяснила так, что я все поняла. Теперь-то я определенно маг, хоть и не бог весть какой. Но в то же время я еще с детства… — тут Шей задумчиво замолкает, не закончив фразу.