Правила поедания устриц (СИ) - Страница 18

— А если бы я все же попросила вашего совета? Насчет своей семьи.

— Сфера эмоций — не мой конек. Но мне кажется довольно очевидным, что если что-то причиняет боль, от этого стоит избавиться.

Шей медленно кивает, но ничего не отвечает на это. Ее глаза в тени, и выражения он не видит; излучение же от нее — металлически-серое, тревожное, тоскливое.

Позже она рассказывает про китайские картины в жанре “цветы и птицы” — “хуаняо” — а он ей — про Кощея Бессмертного («Почему Марья Моревна держит Кощея в цепях в своем подвале? Тут явно вырезали какую-то интересную часть истории. Может, Ивану вообще не стоило в это влезать?» — хихикает Шей). Они ни словом не упоминают Дункана, когда идут пешком через шумный, полный ярких огней, баров и пьяной молодежи Монг Кок, — домой.

Брешь

Правило шестое: не любить тех, кого придется отпустить.

В следующий раз призрак Дункана начинает беспокоить Рактера после истории с “Аресом”.

Сам Дункан практически перестает проводить время на корабле, зато в эмоциях Шей напряжение, связанное с ним, присутствует постоянно. Как тяжелая, давящая духота перед дождём. Рактер ждет, когда же наконец разразится эта гроза.

Вечер на «Дырявой калоше» кажется совершенно обычным. Щелканье костяшек о стол, обычная болтовня, смех, запах пива и полупрозрачных крабовых чипсов, которые все поочередно таскают из большой миски на столе. Вчетвером они сидят в «конференц-зале», он же столовая: Шей, Рактер, Гоббет и Из0бель. Они играют в маджонг – привычка, которая досталась им от Добрейшей Чэн. Она, надо думать, затевала эти партии, чтобы провести побольше времени с Дунканом, на которого явно положила глаз, но тот, как назло, в последнее время сторонился и ее саму, и азартных игр – потому что уже огреб из-за них немало проблем.

В этот раз его тоже нет, и явно не только из-за нелюбви к маджонгу.

Из0бель выкладывает на стол превосходную комбинацию фишек, и все разочарованно стонут – даже без финального подсчета очков очевидно, что она выиграла.

— Меньшего от декера и не ожидалось, — говорит Рактер. — Мое уважение.

— Я просто практикуюсь чаще, — смутившись, говорит Из0бель.

— Ты любишь маджонг? – удивляется Шей. Сама она играет откровенно плохо – Рактер догадывается, что не маджонг ее интересует, а товарищи, которых она всегда внимательно изучает, когда они увлечены игрой: их эмоции и реакции, то, что они показывают открыто, и то, что прячут.

— Нет. То есть с вами играть люблю, но… Я имела в виду, что часто имею дело с большими массивами чисел. — Гномка смущается еще больше и говорит Рактеру: — Может, вы объясните?..

— Все дело в подсчете стоимости фишек, — говорит он. – Присваиваешь всем фишкам определенное числовое значение, плюс или минус, в зависимости от масти, и подсчитываешь общую сумму в наборе. Следя, какие фишки выбыли, можно подсчитать математически вероятность собрать ту или иную выигрышную руку. Но в маджонге количество фишек намного больше, чем, скажем, карт в покере, поэтому надо держать в голове куда больше цифр. Декерам тут равных нет.

— Везение… это просто комбинация множества переменных, — скромно подтверждает Из0бель.

— Но это же мошенничество! — возмущается Гоббет, которую мысль, что в игре можно использовать математику, видимо, сразила наповал.

— Там, где играют на деньги, это считается жульничеством, — подтверждает Рактер. – Но на самом деле мы в любой игре используем память и внимание, так что провести границу между обманом и честной игрой трудно.

– На самом деле… никакая игра не бывает ни честной, ни случайной. Всегда побеждает тот… кто считает лучше.

– Никогда больше не сяду ни во что играть с паршивцами с кибермозгами, — бормочет Гоббет. — Не в обиду вам, ребята.

Впрочем, она никогда не отличалась последовательностью: после еще одного стакана пива она заставляет их объяснить ей более подробно, как производить подсчет. Они начинают еще одну партию, Гоббет сосредоточенно шевелит губами, следя за каждой фишкой – прямо как в шатре гадалки, когда подсчитывала ветки тысячелистника.

Дверь открывается. На пороге — Дункан.

Рактер знает про сделку с ВИНами, которую предложила Шей женщина из полиции — и догадывается, что выбрала Шей, учитывая, что в своей прежней законопослушной жизни она видела довольно мало радостей. Можно догадаться хотя бы потому, что она не взяла Дункана с собой на забег в «Арес» — чтобы не задолжать. Он сам на ее месте поступил бы так же.

И, наверное, они с братом уже поговорили, потому что Дункан выглядит смурным, но довольно спокойным. Согласился с ее решением?..

Дункан подходит и молча берет со стола одну бутылку пива.

— Мы тут партейку разложили, — приветливо говорит Гоббет. – Хочешь с нами? Для маджонга нужно четыре игрока, но меня, прям скажу, достало, что меня вечно разделывают под орех, так что ты можешь попробовать свои силы вместо меня.

— Я… — говорит Дункан. Он так старается не смотреть на Шей, словно сестра перечеркнута жирным крестом. И она, хоть и улыбается, смотрит в сторону. – Нет, я, пожалуй, пас.

— Чипсы закончились? – спрашивает Шей. Дункан от звука ее голоса вздрагивает, как от удара.

— Кажись, я съела последние штук пять, — признается Гоббет без капли стыда. Она роется по карманам и выуживает какой-то кулек.

— Но у меня смотри что есть!

В кульке оказываются жареные тараканы. Гоббет по-сестрински делится с Шей частью содержимого пакета. Рактер смотрит, как тараканы сыплются в сложенные чашкой ладони, но частью сознания в этот момент наблюдает и за Дунканом: у того в ЭМ-волнах проступают страх и отвращение, и это чрезвычайно интересно.

Шей бросает в рот несколько штук, тараканы хрустят на зубах, — потом она, смеясь, поворачивается к брату, протягивает к нему ладони — тот дергается и отступает назад, словно при виде… ну, собственно, тараканов.

— Как ты можешь есть эту дрянь? — выплевывает Дункан.

Улыбка на лице Шей меркнет.

— Как видишь, могу, — говорит она, убрав руки. — И ты раньше мог.

— Что за ерунда! Никогда я это не… — Дункан замолкает на полуслове, его лицо заливает румянец — скорее гнев, чем стыд.

— Нет? — с деланным удивлением говорит Шей. — Те дети, которые ловили и ели тараканов, и голубей, и крыс, и копались в мусорных кучах, и спали в подвалах — это разве были не мы с тобой?

Становится так тихо, что слышно дыхание каждого из них. В этой тишине Шей с оглушительным хрустом раскусывает очередного таракана, не спеша, словно смакуя.

Руки Дункана сжимаются в кулаки.

— Зачем? Зачем вспоминать про это? Ты что, этим гордишься? И главное, зачем об этом… при всех?

— О том, как я радовалась, когда нашла выброшенную кем-то юбку с вышитыми цветами и листьями, очень красивую, которую надо было лишь чуть-чуть подлатать, — мягко говорит Шей, — или как мне впервые в жизни заплатили пару нюйен за то, что я помыла чью-то посуду? Затем, что это мои друзья, и возможно, им это интересно.

— Может, ты хочешь рассказать и о том, как тряслась, когда впервые сперла кредстик у какого-то студента, — зло говорит Дункан, — и как ругалась, обнаружив там всего пару нюйен? Или как у тебя лицо распухло, как подушка, когда те распальцованные эльфы обнаружили пропажу амулетов и избили тебя до полусмерти?

— Зато амулеты я успела спрятать, и они оказались довольно ценными, — пытается улыбнуться Шей, хотя ее губы дрожат.

— Слушай, парень, никто из нас не родился с серебряной ложкой во рту. Все хлебнули дерьма, — говорит Гоббет, и ее орочье рычание звучит откровенно угрожающе.

— Но это не то, чем стоит гордиться! — Дункан почти кричит. — Разве не от этого мы всю жизнь мечтали сбежать, Шей? Стать нормальными, вот чего мы хотели! А теперь мы снова воруем и побираемся, врем и убиваем, и продаем себя, и снова едим этих сраных тараканов!.. Нам предложили вернуть ВИНы и вернуться к нормальной жизни, а ты выбрала и дальше бегать в тенях?! Копошиться в этой грязи?! Тебе что, мало было нескольких лет в тюрьме?!