Правила мудрого Гаврюши - Страница 2

Мама присела передо мной на корточки и позволила мне положить на себя лапы. Я подумал: «Так-так… Слёзы – верный признак человеческой слабости. А то, что позволила положить на себя лапы, – верный признак собачьей слабости. И даже не волнуется, что я порву её колготы. Ну, совсем раскисла».

Я стал слизывать её слёзы, градом катившиеся по холодным с мороза щекам. Я махал хвостом, но он не очень слушался, потому что я уже начал волноваться. Я чувствовал: что-то не так!

Мама осторожно, как хрупкую вазу, взяла меня на руки (помнит про мои больные коленки!) и стала медленно, жалобно говорить о том, что я всё-таки прелесть, что я самый хороший пёс на свете, что один лишь я, мудрый Гаврюша, могу по-настоящему её понять.

Жаль, что Риччи и Винни этого не слышали! Пусть бы эти задаваки наконец поняли, кто есть кто!

Я старался показать маме, что тоже очень её люблю и бесконечно ей предан, а сам в это время думал: «Кем же тебя заме-нить-то… в нашей человекостае?»

Папа, конечно же, главный, но он слишком часто уезжает в командировки, чтобы можно было полностью ему довериться. Аня с Димой пока не выучились. А это всё равно что сидеть на скамейке запасных – вроде есть, а вроде и нет.

Остаётся Риччи?

Нет, только не он! Этот сам однажды попал под машину, оставив там навечно свой рыжий хвост. С ним опасно выходить даже на прогулку, не то что на охоту. Пусть уж лучше остаётся на своём месте.

Винька хоть и смелый, но совсем ещё щенок. Что же получается? Столько важных и сильных надо мной по «лестнице» – и ни одного способного заменить маму!

И я понял: лестница рушится где-то на самом верху, и вся она валится на меня, старого и немощного. Я заскулил от жалости к себе, потому что знал: не смогу я нести мамину ношу ответственности за всех членов стаи – людей и собак.

Особенно пугала меня мысль о том, что я не смогу заботиться о Диме. Дети – это такая шумная и капризная порода людей, с которыми нужно иметь несобачье терпение! А ещё я не запомнил, как платить за свет и воду.

Что же мне делать? На старости лет бежать в лес? Нет, это не выход. Я же родился в городе и к дремучему лесу не приспособлен.

Так я думал, ковыляя за мамой по квартире, пока она медленно и грустно переходила из комнаты в комнату, то и дело сморкаясь в носовой платок. Она выглядела хуже, чем если бы у неё были перебиты руки и ноги!

От таких невыносимых мыслей я вдруг заскулил – сначала протяжно, а потом надрывно. Мама вздрогнула от неожиданности, взяла меня на руки, ласково прижала к себе: «Что ты, что ты?! Не плачь… Напугала я тебя своими слезами. Мой хороший, мой золотой старичок! Ну надо же – тоже заплакал… И завы-ы-ы-л! Всё хорошо, всё очень хорошо!»

Она подняла моё обвисшее податливое тело, повернула, рассматривая со всех сторон, убедилась, что я в порядке, и прижала к себе. Она как будто вспомнила, что у неё есть я. И ожила прямо на глазах!

Стала суетиться на кухне. В общем, сделалась обычной мамой, к которой я привык.

И я потихоньку успокоился. Она хлопотала по дому и делала всё одной рукой, потому что второй рукой весь вечер носила меня под мышкой.

Как будто мы с ней – одно целое.

А я тихо радовался тому, что дома больше никого нет. Будь в тот момент и Риччи, и Винни, мама не стала бы всех троих носить! Рук не хватит.

Потом мы оба плюхнулись на диван, и она обзвонила всех своих подруг, чтобы сообщить им, какой я у неё «замечательный психолог»! Она говорила, что ей стало намного легче только потому, что я её выслушал – не перебивая, не поучая, не встревая в её дела, а лишь сочувственно виляя седым хвостом. Она, оказывается, сделала вывод, что я своим скулежом «оттянул весь негатив на себя». Кажется, она сказала: «э-нер-ге-ти-чес-ки». Или нет: «био-полем». Что-то память стала мне изменять…

Я лежал на спине, откинув голову и раскинув, как пальмовые ветви, все четыре лапы. Подставив маме своё пузо, я изображал состояние полного блаженства и расслабления. Чуть раньше я не стал бы напоминать ей этот простой способ забывать плохое – она бы не заметила, – а теперь она уже была готова внимать собачьей мудрости.

Лучше всего, если бы она поступила так же, как я, – легла и расслабилась. Это самый верный собачий приём, от которого волшебным образом проходят все болячки на свете. А людям он помогает особенно, потому что от этого у них затягиваются душевные раны.

Всю жизнь стараюсь донести это до мамы, ложусь прямо перед ней на пол и расслабляюсь, но она не понимает. Ну да ладно, пусть хотя бы гладит мой пузень – это тоже ей помогает. Пусть болтает что хочет и думает как хочет. Главное, что она уже пришла в себя, и завтра я могу спокойно отпустить её на работу.

Я дремал и размышлял: «Если бы мама знала настоящую причину моих переживаний! Если бы все люди знали главную причину переживаний своих собак! Ведь мы на них полностью полагаемся».

Долго я думал, как сформулировать самое главное собачье правило. И вот что придумал:

Риччи и Винни вернулись домой поздно. Когда в дверях появились две рыжие, припорошенные снегом гривы, я не сразу разглядел, что морды этих баловней светятся от счастья. Кстати, на расстоянии все собаки видят размытым даже лицо родного хозяина. Учтите это.

Они радостно подбежали ко мне. Мы обнюхали друг друга, и я сразу понял, что они хотели мне сказать: каждый из нас остаётся на своей ступеньке лестницы. Кроме того, они горели желанием поведать мне события прошедшего дня. Их распирало от новых впечатлений.

– Представляешь, Гаврюша, в стае этих Лепестковых весь пол устлан пелёнками для их непослушной шпицушки Лопки, – смеялся Винни.

– А я с разбегу налетел на одну пеленку, она как выскользнет из-под моих лап, я так и плюхнулся на бок! – тараторил Риччи. – Лопа старается покрыть весь пол своими лужами. Но хозяева хотят её опередить и стелют пелёнки.

– Чудная такая! Метит и приговаривает: «Я – главная, я – главная», – продолжал Вини. – Потом ставит запятую задними лапами, переходит на другую пелёнку и говорит: «Я боюсь, я боюсь». А хозяйка Лопки, девочка Маша, жаловалась на неё нашему Диме и даже сказала: «Это невыносимо!»

– Что происходит с Лопой? А, Гаврюша? – обратился ко мне Риччи. Он знает, что я разбираюсь во многих сложных вопросах.

– Она не пахнет болезнью почек? – поинтересовался я.

– Нет, вроде здорова, – ответил Риччи. – Но она слабее нас, конечно.

– Что ещё необычного вы заметили? – спросил я как настоящий следопыт. Люблю разгадывать сложные задачки! Хорошее занятие для стареньких собак.

– Все помеченные Лопкой места противно пахнут какой-то неживой, химической гадостью, – припомнил Риччи.

– Ну, это как раз понятно. Хозяева пытаются устранить запах собачьей мочи специальной жидкостью, чтобы отучить Лопу метить. Вот наивные! Всё равно ведь пахнет!

– А ещё наш Дима чаще гладил Лопу, чем меня и Риччи! – пожаловался Винни.

– Это к делу не относится. Хотя обидно, конечно… А чем вы ещё занимались? Вспоминайте!

– Ну, хозяева Лопы гладили нас, дали поиграть с Лопиными игрушками, угостили вкусной печёночкой, потом накрыли стол…