Правила крови - Страница 21
Маловероятно, что королева Виктория ее читала. Но даже если читала и поняла прочитанное, если узнала, что средняя продолжительность жизни больного гемофилией составляет восемь лет, стала бы она назначать автора штатным лекарем ее страдающего гемофилией сына? В 70-х годах XIX века теория гемофилии и ее наследственный характер были хорошо известны и тщательно задокументированы в работах Эльзассера, Дэвиса, Коутса, Рейкена, Хьюджеса, Уошмута и многих других. Покойный принц Альберт очень увлекался наукой и – поскольку немецкий был его родным языком – мог быть знаком с некоторыми из этих ученых и, вне всякого сомнения, передать эти сведения королеве. Родители знали, что Леопольд болен гемофилией, но все дело в том, что королева Виктория не желала знать правду. Меньше всего ей хотелось верить, что именно она стала передаточным звеном для заболевания. Можно не сомневаться, что королева не читала ни эту книгу Генри, ни следующую, «Наследственная предрасположенность к кровотечениям», а также в том, что Генри не передавал ей мнение врачей, не рекомендовавших сестрам больных гемофилией выходить замуж. Вняв этому совету, следовало запретить династические браки – по крайней мере, трем сестрам принца Леопольда.
Вероятно, расположения Виктории Генри помог добиться талант царедворца. Судя по фотографиям, Генри был красив; кроме того, он обладал приятным голосом, «низким, густым и сладкозвучным», как пишет сестра Оливии Бато Констанция своей подруге Люси Райс. Генри был образован, умел обращаться с больными, и мы можем не сомневаться в его самоуверенности и убежденности, происходящих от успехов в деле, которое человек любит и которое у него получается. Говорил ли Генри королеве то, что подтверждает сегодняшняя наука, но во что сам он не верил, – что гемофилия может возникать случайно, по неизвестной причине? Если да, то в этом заключена горькая ирония. Только в конце XX века было доказано, что болезнь может обуславливаться случайной мутацией.
Независимо от того, что говорил или делал Генри, факт остается фактом: его назначили личным врачом принца, которому в то время исполнилось девятнадцать лет. Леопольд был самым непослушным из всех детей Виктории. Мальчики, больные гемофилией, нередко бывают сорванцами и играют в опасные для себя игры, вселяя страх в матерей. Обычные для всех детей мелкие травмы – разбитые коленки, небольшие порезы и царапины – вызывали у Леопольда длительное кровотечение. Еще большую опасность представляли внутренние кровотечения, кровоизлияния в суставы и кровоточивость десен.
По свидетельствам современников, Леопольд был самым красивым из четырех сыновей королевы, а также самым умным – он настаивал, чтобы его отпустили учиться в Оксфорд. Тот факт, что Генри иногда лечил его, подтверждают письма королевы к своей старшей дочери, кронпринцессе Фредерике. В 1881 году Леопольд стал герцогом Олбани и, наконец, решил жениться, несмотря на ужас матери и ее предупреждения. Возможно, Генри смог успокоить ее. Много лет спустя, во время отдыха со своей семьей в Озерном крае, он писал Барнабасу Коучу о больном гемофилией сыне принцессы Беатрис Баттенбергской:
Я очень хорошо помню, как расстроилась Ее Величество королева, когда Его Королевское Высочество герцог Олбани решил жениться. Она была твердо уверена, что Его Королевское Высочество слишком болен, чтобы думать о браке. По ее мнению, он должен был спокойно жить при дворе, уделяя время, если пожелает, своим научным изысканиям. Даже она, с ее пылким воображением, не могла представить, что больной гемофилией способен поранить себя принадлежностями для чтения и письма, хотя Его Королевское Высочество однажды вызвал сильное и длительное кровотечение, проткнув себе нёбо стальным пером! Затем, когда принц сделал предложение принцессе Хелене и оно было принято, это вызвало потрясение и скорбь, быстро сменившиеся со стороны Ее Величества заверениями, что именно она, и никто другой, устроила этот союз и что ничего более подходящего просто быть не может. Я очень не хотел лгать ей, но от одного вопроса всеми силами старался уклониться. К счастью, она его не задала. Я не мог сказать ей правду – дочери, которые могут родиться у Его Королевского Высочества, неизбежно будут носителями гемофилии.
Просто невероятно, какой грубой может быть Ее Величество. Она без всякого смущения и какой-либо застенчивости заявила мне, что сомневается в способности принца стать отцом. Тут она, конечно, ошибалась, поскольку герцогиня Олбани родила дочь – несомненно, носительницу заболевания, – а затем и сына, после чего ее муж встретил преждевременную смерть. Когда Ее Величество обсуждала со мной будущее Леопольда, касаясь в основном различных методов (прикладывание льда, катетеризация, отдых), которые я предлагал для облегчения его неизлечимого состояния, – она, если хотите знать, верила, что сын «это перерастет», – королева вдруг заговорила обо мне, заметив, что мне самому пора подумать о браке. Должно быть, я уже приближаюсь к сорока, сказала она, чем весьма мне польстила, сбросив пять лет. Затем несказанно изумила меня, процитировав Шекспира! Она посмотрела мне в глаза и заявила, что я не должен «дожить до гроба, не снявши копий с этой красоты»[24]. Вы, мой дорогой Коуч, единственный человек (мужчина или женщина), которому я рассказал об этих экстраординарных событиях. Как вам известно, три года спустя я женился, хотя мое решение и выбор жены никак не были связаны с советом Ее Величества.
Это единственное упоминание о жене в письмах и блокнотах Генри, если не считать записей в дневнике, сделанных в соответствующее время: «Э. родила дочь», а позднее «Э. родила сына». Разумеется, это почти ни о чем не говорит. Генри был викторианцем и, подобно большинству мужчин из верхнего среднего класса викторианской эпохи, проводил четкую границу между работой и семейной жизнью, вплоть до того, что считал свои дневники хранилищем профессиональных обязательств, а письма – дружеской откровенностью мужчин. Но все это ни в коем случае не указывает, что Генри женился на Эдит Хендерсон не по своей воле; на самом деле он ее любил.
Тем не менее во время женитьбы принца Леопольда на Хелене Вальдек-Пирмонт Генри был влюблен в Оливию Флоренс Шарлотту Бато – или очень умело имитировал нежные чувства. Девушка также ни разу не упоминала его имени в дневниках и письмах, в отличие от ее отца и матери, причем они писали о его визитах в их лондонский особняк, а также в загородный дом Грассингем-Холл в Норфолке. По всей видимости, Генри встречался с ними и раньше, но первая запись об этом в его дневнике относится к марту 1882 года. Генри отмечает: «Ужинал с сэром Джоном Бато на Гросвенор-сквер». На странице дневника напротив этого дня есть кое-что еще: пентаграмма, свидетельствующая о послеобеденном визите к Джимми Эшворт.
Генри еще раз ужинает с Бато в апреле, а затем в мае, за два дня до двухнедельного пешего путешествия по Швейцарии, а через неделю после возвращения едет на верховую прогулку в Гайд-парк вместе с «леди Бато и ее дочерями». Нигде нет никаких сведений о том, как он познакомился с семьей Бато, не говоря уже об отношении к ним. Однако в начале октября того же года Генри «поехал в Норфолк на охоту», и хотя он не упоминает, где остановился, запись заканчивается словами о том, что «Грассингем-Холл очень красив». В сентябре будущий лорд Нантер устраивал званый ужин в своей квартире на Уимпол-стрит, вероятно, после возвращения с Чалкот-роуд, потому что на этой странице тоже присутствует пятиконечная звезда. Этот званый ужин первый, когда-либо упоминаемый в дневнике, и Генри перечисляет гостей, причем в строгом алфавитном порядке: мистер и миссис Аннерли, сэр Джон и леди Бато – вот оно, опять – «с дочерями», доктор Барнабас Коуч, доктор и миссис Виккерсли. Кто такие Аннерли и Виккерсли? Время от времени их имена появляются в дневнике, но без всяких указаний на то, кто они такие. Генри не отступил от принятых правил, пригласив равное число мужчин и женщин. Однако из дневника выясняется один важный факт – по викторианским меркам Генри часто виделся с Оливией.