Правдивые небылицы - Страница 3

Пришел однажды Гоголь к Пушкину, и говорит ему: «Пушкин, хочу написать поэму, но я – наполовину хохол, наполовину поляк – недостаточно знаю поэтический русский слог». «Пустяки, – пошутил Пушкин, – ты пиши поэму в прозе». Гоголь его слова понял непосредственно, и назвал прозаическую повесть «Мертвые души» поэмой. Так получился еще один «поэтический» русский гений.

Пушкин любил Гоголя за малоросский говорок и нахальство, с которым тот лез напролом в русскую литературу. Кроме Гоголя, Пушкин любил писать стихи, играть в карты и стрелять в обожателей своей жены. Потому он так правдиво отобразил действительность в «Пиковой даме» и «Евгении Онегине». Гоголь боялся и проигрыша в карты, и опасался стрелять в прохожих. Поэтому он попросил Пушкина помочь ему написать хоть что-то гениальное без особого риска. Пушкин помог, объяснив, что стрелять в прохожих Гоголю без надобности, потому что он – самородный философ, и может неплохо описывать души. «Особенно, – пошутил Пушкин, – тебе удаются мертвые». И Гоголь не оплошал.

Схлестнулись раз Белинский и Гоголь по поводу прогресса, который должен принести нам всем благо, как утверждал Белинский. Гоголь только смеялся в ответ на эту глупость, заметив всё же, что правительство – «огромная шайка воров, о чем знает каждый русский», но вместе с тем «каждый русский думает, как бы себе запасти потеплей квартирку». Гении, как видите, особенно не подводят, в отличие от остальных болванов, за что те их не любят.

Как-то Достоевский решил стреляться с Белинским от обиды за его заявление: «… возбудил большие надежды – увы! – до сих пор не сбывающиеся». Когда он покупал дуэльные пистолеты, подошел плачущий Гоголь и стал выбирать кочергу побольше. «Вот, – сказал он Достоевскому, – 2-й том рукописи «Мертвых душ» надо сжечь!» Достоевский забыл про пистолеты и Белинского, и пошел помогать Гоголю жечь описание положительных персонажей, которых он тоже не видел в России воочию никогда.

Когда Федор Достоевский начал писать свое знаменитое раннее творение «Бедные люди», он призадумался: «Интересно всё же, отчего так велик разрыв в доходах между бедными и богатыми?» Пошел он с этим вопросом к великому Гоголю, так как еще более великий Пушкин уже был убит. Гоголь марксистом не был, и ответил правдиво: «Виноват рост населения: бедные так усиленно плодятся, что богатые за ними не успевают».

Салтыков с добавкой Щедрин был вице-губернатором, кажется, в Рязани, а потом в Твери. Уж как он ругал и клеймил российские порядки в своих романах! Правда, до сих пор непонятно, каким образом умудрялся он в ходе этого критического анализа сохранять свою должность?

Чудом уцелевший из всей плеяды поэтов 20-х годов Пастернак, очень скучал среди бездарей и проходимцев, и, бросив поэзию, написал роман о себе в молодости под названием «Доктор Живаго». Роман оказался неплохим. Присудили Пастернаку нобелевскую премию. Но, молодость всё же прошла, а грусть и все проходимцы вокруг – нет, и Пастернак, несмотря на нобелевку, скончался, доказав воочию, что не деньги и не слава в жизни самое главное.

Горький решил изучить хотя бы азы философии, но ничего не понял. Пришлось ему идти к Толстому. «Лев, – обратился он к нему, – ты у нас не только писатель-классик, но и великий религиозный философ, Обозначь, чтобы мне было понятно, разницу между возможностью и действительностью». Толстой слегка задумался, потом промолвил: «Самым понятным для тебя, бывшего босяка, будет вот что: возможность приятнее действительности, но – увы! – в ней невозможно задержаться».

Как-то Льва Толстого очередные посетители его дома в Ясной поляне попросили пояснить разницу между оптимистами и пессимистами. «Вопреки ходячему мнению, – ответил классик, – разница не столь уж невелика, как кажется многим. Если вдуматься в их сущность, то становится понятным, что оптимист склонен совершать глупости, особенно не задумываясь об этом, тогда как пессимист склоняется к глупостям только после тяжелых раздумий».

Наполеон I однажды разговорился с Александром I о том, что раз они оба первые, то должны быть и последние, за которыми Наполеон числил англичан. Александр тоже не любил англичан за их содействие убийству его отца, в которое они и его втравили. Позвал Александр для совета Аракчеева. Тот Александру и зашептал ласково: «Наполеон тебя не убьет – он человек! А англичане отца твоего убили, и тебя убьют, если откажешься с ними дела вести – с англичанами дружить надо, во избежание…», что и происходит до сих пор с некоторыми перерывами.

Фаддей Булгарин, известнейший автор первого в России плутовского романа, плотно сотрудничал, в отличие от Пушкина и Лермонтова, с тогдашней охранкой. Кто его теперь вспоминает!? Последующие русские литераторы учли этот печальный опыт, и по мере сил и обстоятельств старались хоть как-то обругивать власти.

Лермонтов любил – он был гусар, храбрец и удалец, хоть и бумагомарака, – хлебом не корми, драться на дуэлях, но, как человек гуманный, стрелял в воздух – и дострелялся, тем самым наглядно показав нам в корне ложную природу гуманизма.

Немецкий философ Ницше, придумавший сверхчеловека, как-то сказал Марксу: «Карл, какой, к черту, смысл в твоей идиотской диктатуре пролетариата, где наверняка коллектив задушит личность, и все станут болванами!». Маркс ответил так: «А твой сверхчеловек изничтожит всех остальных из одного презрения к этим недоделкам!». Придя домой, оба поняли, что каждый из них впал в крайность. От огорчения Ницше заболел и скончался, ничего больше не придумав. А Маркс бросил писать «Капитал» и тоже умер от огорчения своей недальновидностью. Всё было бы ничего, но у них оказались последователи, которые не скончались вовремя.

Пришли осенним утром к Льву Толстому крестьяне узнать наконец у мудреца: «Торжествует ли правда в мире или торжествует зло?»

Толстой действительно ответил им очень мудро, но несколько туманно: «Не сомневайтесь – правда то, что количество прилично живущих людей растет, хотя, конечно, и зло проявляется в том, что число неприлично живущих людей не уменьшается». С тем они и ушли, не открыв для себя искомую перспективу.

Достоевский на прогулке с Толстым спросил у него: «Лев, меня давно мучает вопрос – Господь настолько благостен, что не может творить зло, и предоставляет всем только благо! А зло, как ты видишь, прет из всех щелей!»

«Дорогой друг, – посмотрев в небо с уважением, ответил Толстой, – всё зависит от распределения. Господь, предоставляя всем только благо, распределяет его так, что благо для одних превращается в зло для других».

Как-то к Льву Толстому явилась целая делегация высокопоставленных чиновников с вопросом; «Какая ценность является основной в нашем обществе? Мы полагаем, – отметили при этом они, – что нет ничего выше власти, за которую борются все изо всех сил, и достигая ее, получают всё возможное в обществе!»

Толстой посмотрел на них с сожалением и произнес: «Если власть есть основная человеческая ценность, то тогда чем отличается обезьяний альфа-самец от любого власть имущего!?»

«Всегда ли благоразумие оправдано?» – Задали вопрос Льву Толстому.

«Отнюдь нет. – Ответил Толстой. – Благоразумие питает надежду на благоприятный исход даже тогда, когда он случится не может».

«Почему благие намерения, как правило, ведут к краху?» – спросили у Льва Толстого любознательные посетители его имения.