Правдивые истории о чудесах и надежде - Страница 7

Однажды морозным днем мы вышли за забор приюта быстрым шагом, пересекли главную дорогу и спустились по холму к реке. Хотя Фокси была сильной собакой, прогулки с ней доставляли мне огромное удовольствие. Она никогда не дергала поводок и не тянула за собой. Мы шли рядом в хорошем темпе; слева от нас раскинулись поля, и Фокси была заворожена окружавшими ее запахами и видами. Обычно на полях паслись коровы, в канавах прятались кролики и прочая интересная мелкая живность.

Фокси, как всегда, вынюхивала что-то на тропе, когда вдруг по-охотничьи взяла след, натянула поводок и попыталась подлезть под колючую проволоку, за которой лежала низина, а дальше – поле. Сначала я сопротивлялась, подумав, что она учуяла дохлого кролика или еще что-нибудь, что мне не очень-то хотелось видеть. Но Фокси не унималась, и я краем глаза взглянула в ту сторону, куда она меня тянула. То, что я увидела, заставило меня вздрогнуть. В канаве, рядом с ограждением из колючей проволоки, лежала собака – кожа да кости.

Сначала я решила, что собака мертва – такая она была тощая. Но потом ее голова шевельнулась. Состояние ее было ужасным, она насквозь промерзла, и жизнь в ней едва теплилась.

Фокси посмотрела на меня, словно спрашивая: что происходит? Я полезла было в карман за телефоном, чтобы позвонить в «Баттерсийский дом» и попросить кого-нибудь приехать и помочь, но потом вспомнила, что оставила его заряжаться в комнате для персонала. Как назло! Вообще-то нам предписывалось всегда носить телефоны с собой на случай, если возникнет экстренная ситуация, но в то самое утро, когда он мне понадобился, в начале дежурства как раз села батарейка.

Я понимала, что помощь необходимо оказать немедленно, но боялась, что, если пойду за подмогой, собака убежит. Однако выбора у меня не было, и мы с Фокси побежали в приют на всех парах и буквально ворвались в приемную. Запыхавшись, я кое-как сумела объяснить, что мы обнаружили, а в глубине души надеялась и молилась, чтобы у собаки не хватило сил убежать – потому что в таком случае она наверняка бы умерла.

Ситуация была хуже некуда, но на раздумья времени не оставалось. Я отвела Фокси в вольер, и мы с двумя другими сотрудниками приюта, прихватив одеяла, пошли к тому месту, где я увидела собаку.

На этот раз, без помощи Фокси и ее острого нюха, обнаружить животное оказалось труднее, но в конце концов я отыскала ту самую канаву и осторожно перелезла через ограждение из колючей проволоки.

Собака все еще лежала там, свернувшись калачиком. Хотя я бежала и на мне было много теплой одежды в несколько слоев, мои щеки и пальцы заледенели, и я могла лишь предполагать, как сильно замерзло это бедное животное, на котором не было ни грамма жира.

Двое сотрудников приюта аккуратно завернули собаку в одеяло и подняли ее. Она взвизгнула от страха.

Мы вернулись в «Баттерсийский дом» и сразу отнесли животное в клинику, где уже ждали ветеринар и медсестра. Тщательно осмотрев собаку, мы все пришли в ужас. Наш ветеринар Пол сказал, что впервые видит животное в таком жутком состоянии.

Даже я ужаснулась, увидев подобную степень истощения у животного, хотя много лет прожила в Греции, где подобные находки не считались чем-то из ряда вон выходящим. По всей видимости, перед нами был немецкий дог, а собаки этой породы должны весить около 40 килограммов. Но весы показали, что в ней всего 15 килограммов весу.

– Как она вообще выжила? – потрясенно воскликнула я.

– Задаю себе тот же вопрос, – отвечал Пол.

К ней было страшно даже прикасаться – она походила на скелет, и мы боялись навредить ей. Мы дали ей собачьи бисквиты, и она проглотила их, не жуя. Потом мы поставили ее на ноги и провели осмотр. Не нашли ни ран, ни порезов.

Увидев, что она в состоянии держаться на ногах, мы попытались заставить ее пройти несколько шагов до вольера в блоке для больных собак, примыкающем к клинике. Но она прошла лишь три шага и рухнула на пол. От слабости она не могла даже поднять лапы и забраться на лежак, который мы приготовили для нее в вольере – а его бортик был высотой всего каких-то семь сантиметров. Мы убрали лежак и застелили вольер мягкими теплыми одеялами.

Собака была грязная, но мы не могли ее помыть – слишком она была слаба. Стоило ей лечь на одеяла, как она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Точно поняла, что наконец в безопасности.

Пока собака привыкала к новому месту, мы с сотрудницами приюта ввели ее описание в базу данных и стали подбирать имя. В Рождество найденышей обычно называли рождественскими и новогодними именами, но я сказала:

– Может, попробуем придумать что-то менее слащавое?

Мы пораздумали, и одна из девушек предложила:

– Назовем ее Фейт[1].

Имя подходило идеально – ведь ее шансы на выживание были так малы, что лишь вера могла ее спасти.

В тот вечер я вернулась домой совершенно без сил. Я не смогла прождать неделю до следующего дежурства во вторник и вернулась в «Баттерсийский дом» через два дня. И тут же пошла к Фейт. Ее вымыли, она начала потихоньку подниматься; светло-коричневый подшерсток и ребра все еще проглядывали, но, к моему облегчению, худшее было позади.

Я поговорила с Полом, и тот сказал, что Фейт предстоит длительное восстановление. Когда собака находится на такой стадии истощения, внезапное возвращение к нормальному рациону может стать слишком большой нагрузкой для организма. Поначалу ее следовало кормить часто и понемногу. Хотя Фейт очень изголодалась и уничтожала все съедобное, что попадалось на ее пути, в течение дня ей давали только очень маленькие порции специально приготовленной пищи. В клинике для нее составили специальный план кормления, чтобы здоровье ее восстановилось без излишних потрясений для организма. Кроме того, мы выяснили, что Фейт было около одиннадцати или двенадцати месяцев от роду.

Недели сменяли друг друга, и Фейт шла на поправку. В глазах ее появился блеск, и несмотря на все тяготы, выпавшие на ее долю, у нее оказался милый и благодушный характер. Я поражалась тому, как быстро она восстанавливается от эмоциональной травмы: она полностью доверяла окружающим ее людям из «Баттерсийского дома». А в приюте все ее обожали.

Ее история тронула сердца многих, и я совсем не удивилась, когда одна из кинологов, помогающих приюту, у которой был большой опыт работы с догами, решила взять ее себе.

Но наступил декабрь, и с передачей возникла отсрочка. Новой хозяйке Фейт – ее звали Энни – пришлось лечь в больницу на срочную операцию. А Фейт нуждалась в особом уходе – несмотря на уверенный набор веса, она все еще не вполне оправилась. Вот я и предложила поухаживать за ней, пока не выздоровеет Энни.

По правилам приюта, два координатора из «Баттерсийского дома» привели Фейт ко мне, чтобы посмотреть, как сложится ее взаимодействие с нашими собаками. У нас их было две: Нелли, которую мы взяли с улицы в Греции, и пятимесячный щенок золотистого ретривера по имени Генри. Фейт сразу же начала рычать и бросаться на них, и мы уж забеспокоились, что наш дом ей не подходит. Но потом я понаблюдала за ее движениями и поняла, что Фейт вовсе не проявляет агрессию: она просто не привыкла находиться рядом с другими животными.

Я изложила координаторам свой план, и они согласились оставить Фейт со мной. В свое время я приютила немало собак, и у меня был большой опыт в передержке.

Я установила детские воротца на дверь, чтобы отделить Фейт от Нелли и Генри. Они не могли достать друг друга, но прекрасно друг друга видели. На следующий день Фейт успокоилась, и я разрешила ей пообщаться со своими питомцами под присмотром. Она понятия не имела, как играть с другими собаками и игрушками – например, с теннисным мячом, и интересовалась лишь едой.

Но Генри, как и положено щенку, был полон решимости вовлечь в игру свою новую знакомую. Он подбегал к Фейт, а в последний момент уворачивался и тихонько тявкал на нее, словно хотел сказать: «Ну давай же!» И в конце концов она начала с ним играть.