Правда о Бебе Донж - Страница 27

Но все исчезло: открытая дверь, кусок пустого зала, блюстители закона и адвокат в мантии. Была ли там Жанна?

В полутьме осталась только Бебе, в шляпке с таинственной полувуалью, закрывавшую только верхнюю часть лица.

— Ты был здесь? — спросила она.

И сейчас же добавила:

— Где Жак?

— Он дома… Я думал…

У него сдавило горло. Слова казались грубыми и шероховатыми.

Он потянулся к белым рукам жены, которые виднелись из-под темных рукавов костюма.

— Прости, Бебе… Я…

— Ты тоже здесь, Жанна?

Сестры упали Друг другу в объятия, точнее это рыдающая Жанна упала в объятия своей сестры.

— Не нужно плакать… Скажи Марте… Но она, конечно же придет ко мне завтра… Я узнавала… У меня есть еще неделя до того, как меня увезут в Гагенау…

Франсуа слышал. В его мозгу сразу возникла картина из какого-то фильма, который он смотрел вместе с… Ну, почему обязательно с Ольгой? Женщины в серой униформе, в сапогах, которые молча ходили строем, как фантомы, занимали места за столами в мастерских… У них были коротко остриженные волосы… Когда они поднимали головы, то надзирательницы…

Ну что ему было до присутствия мосье Бонифаса и двух жандармов?

— Я прошу простить меня… Думаю, что я понял… Я надеялся…

Он угадывал ее глаза под тонкой вуалью. Они были спокойны и серьезны. Она склонила голову. Это уже была не такая женщина, как остальные. Она казалась ему недоступной как Пресвятая Дева, которая должна явиться первым христианам.

— Это ни к чему, Франсуа! Слишком поздно, понимаешь? Все сломано… Я и сама не знала, до какой степени… Когда ты выпил кофе… я смотрела на тебя… я смотрела на тебя с любопытством, только с любопытством… Ты уже не существовал для меня. И, когда ты, прижав руку к груди, побежал к дому… у меня была только одна мысль: "Только бы все поскорее кончилось!.." Сломано…

Я не должна была говорить тебе этого, но так будет лучше… Я объяснила это мосье Бонифасу…

Я слишком долго ждала и слишком долго надеялась…

Всё, о чем я прошу тебя, так это оставить Марту с Жаком… Она знает, что нужно делать. Мэтр Бонифас, благодарю вас. Вы сделали все, что могли. Я знаю, что если бы следовала вашим советам с самого начала… Но я не хотела, чтобы меня оправдали. Что это?

Она вздрогнула. Сверкнула вспышка. Это фотографу удалось проскользнуть в комнату.

— Прощай, Жанна… Прощай, Франсуа…

Она была готова идти с жандармами к машине с решетками, которая ждала ее во дворе.

— Тебе лучше взять развод и начать жить заново… Ты ведь полон жизненной силы!

Это были последние слова, которые он услышал от Бебе.

— … полон жизненной силы!..

Она произнесла их с завистью, с сожалением.

Дверь… Шаги…

— Пойдем.

Это была Жанна, которая в отчаянии бросилась на грудь Франсуа.

— Это невозможно! Нет! Это невозможно! Бебе! Наша Бебе! Франсуа! Не позволяй ей уйти.

Франсуа машинально похлопывал своячницу по спине. Мосье Бонифас, покашливая, отошел в сторону.

— Франсуа! Бебе в Гагенау! Почему ты молчишь? Почему ты позволяешь это делать? Франсуа! Нет! Я не хочу…

Он силой повел ее к выходу, где они нашли встревоженного Феликса.

— Бедный Франсуа…

Нет! Ну, нет же! Нет бедного Франсуа! И не было бедного Франсуа!

А был просто…

Кто был? Невозможно объяснить ни Феликсу, ни Жанне.

Просто настал ее черед… Она высоко пролетала над залитым лунным светом плато… Он подавал ей знаки, звал ее…

— Слишком поздно, мой бедный Франсуа…

Она торопилась, она исчезала.

Ему оставалось только сидеть в одиночестве и ждать ее второго появления… Он станет прислушиваться к шумам, к шагам, к ударам аэролитов… И к шуму машин, которые..

— Тебе лучше сесть в машину и поехать…

Это был голос Жанны. Тротуар, дождь, витрина маленького кафе, где играли в русский бильярд.

А разве он сам не может вести машину? Но к чему их огорчать?

Ты не должен приводить Жака. А теперь…

— Я хочу ночевать в Шатенрэ! — заявил Франсуа.

— Уже восемь часов…

— Ну и что? Мы поедем с Жаком и Мартой. Я поведу машину осторожно.

Чтобы приручить своего сына. Потом…

— Это был уже не тот человек, с тех пор как Бебе…

Люди не знали. Они никогда не поймут. Если бы они поняли, то жизнь стала бы другой?

— Обращайтесь лучше к мосье Феликсу. Отныне это он, кто…

Мосье Бонифас, в грязной рубашке и с табаком в носу говорил:

— Пять лет? Подождите! Три месяца предварительного заключения уже равняются шести месяцам назначенного срока А, если учесть хорошее поведение и президентское помилование. То есть, это три года, может быть и меньше…

Франсуа считал дни. Она будет там.

Она вернется.

И пусть даже будет так, как она честно об этом заявила.

— Обращайтесь лучше к его брату Феликсу…

Вувант, 4 сентября 1940 года.