Прапор и его группа - Страница 2
Побывав в райцентре и в очередной раз посетив военкомат, Сергей возвращался к себе в деревню. Он не спешил. Небо было затянуто тучами, мела легкая поземка; снежок, редкими хлопьями падавший с небес, сметался с лобового стекла лениво ползающими по нему дворниками. А на душе стояла еще более беспросветная хмарь. Проезжая село, в котором жил его друг Геннадий Дворянинов, Ефимов почти автоматически сбавил скорость и крутанул руль вправо – на сердце было пакостно, и требовалось поговорить, раскрыть душу, переложить хоть малую часть носимой в груди боли на дружеские плечи. Сомнений в том, что здесь его по-доброму встретят и поймут, у него не было.
Геннадия он увидел еще на подъезде – тот стоял во дворе и широкой лопатой пытался отгрести от гаражных дверей беспрестанно наметаемый туда снег. Но тщетно.
Плавно притормозив, Сергей помахал рукой, прокатил чуть дальше, развернулся в проулке и, выехав из него, остановился напротив калитки, ведущей во двор особняка Дворяниновых.
– Привет, Геннадий! – Выбравшись из машины, Сергей хлопнул дверцей и, даже не озаботившись закрыванием ее на ключ, двинулся в сторону довольно улыбающегося Гены.
– Привет, привет, – улыбка на лице Дворянинова стала еще шире, – пошли в дом.
Геннадий кивнул в направлении своего недавно построенного жилища.
– Нет, Ген, не пойду.
– Давай тогда хотя бы в гараж зайдем. От ветра спрячемся. Лясы пару минут поточим.
– Собственно, я для этого и заехал, – безропотно согласился Сергей, и они потопали в направлении гаража…
– Ген, – Ефимов решил, что не стоит тянуть кота за хвост, – я, наверное, в Чечню уеду.
– Так, – медленно протянул Геннадий. Судя по его лицу, он огорчился, но не слишком удивился решению своего друга. – Когда?
Сергей неопределенно пожал плечами.
– Ясно, ждешь…
Дворянинов умолк и, находясь в раздумьях, стал с отрешенным видом разглядывать лежавшие в большой коробочке сверла.
– И на фига тебе это надо? – Словно очнувшись, он оторвался от созерцания инструмента и пристально посмотрел в лицо Ефимова. – Серега, тебе что, Афгана мало? Давно «на погоду» блевать перестал? – спросил он, намекая на полученную Ефимовым «за речкой» контузию и сопутствующие ей «прелести», вылезавшие каждый раз при перемене погоды.
– Ген, я не могу просто так сидеть и смотреть, как гибнут восемнадцатилетние парни. – Слова звучали пафосно, но тем не менее Ефимов был уверен, что друг поймет его правильно.
– Ты думаешь, что сможешь решить исход этой войны?
– Ген, я ничего не думаю, просто я по-другому не могу, – и отвернувшись: – Мне стыдно.
– С тобой все ясно. – Геннадий сокрушенно качнул головой. – Значит, когда едешь, еще не знаешь?
Повторно заданный вопрос прозвучал без нажима. Друг – на то он и друг, чтобы не требовать сиюминутного ответа. Захочет – скажет, не захочет – не надо.
– Правда, не знаю. Жду. – Сергей хотел поделиться тем, как тяжело у него на душе, но промолчал.
– Может, зайдешь? – Дворянинов снова кивнул в направлении находившегося за гаражной стеной дома.
Ефимов отрицательно покачал головой.
– Ты тут моим помогай, если что. – Он хотел сказать «если что со мной случится», но в последнюю секунду осекся. Не стоило раньше времени настраивать друга на похоронный лад.
– В любое время. – Геннадий широко развел руками. – Сам знаешь.
– Ладно, Ген, я поехал, – виновато улыбнулся Ефимов, – дел полно. Надо многое успеть.
– Езжай, – с грустью в глазах согласился Дворянинов. – Уезжать будешь, не забудь заглянуть.
– Естественно, – ответил Ефимов и попытался улыбнуться еще раз. Не получилось.
– Слушай, – уже вдогонку прокричал Геннадий, – все-таки за каким хреном ты туда полезешь? Чеченцев не любишь?
– Да нет. – Сергей неопределенно пожал плечами. – Я же сказал, Ген… я действительно не могу быть здесь, когда там гибнут только что призванные в армию пацаны. Да и, – он уже взялся за ручку дверцы, – тянет меня туда. Знаешь, – слова признания давались ему с трудом, – возможно, война – единственное место, где я хоть иногда чувствовал себя человеком… – Он грустно улыбнулся и, больше не говоря ни слова, открыл дверцу, плюхнулся на сиденье и, заведя мотор, покатил прочь.
В тот раз на войну он так и не уехал – через два дня из военкомата (вопреки его просьбе) принесли повестку. Жена и мать ревели одновременно. В тот раз он не смог перешагнуть через их слезы, не смог оставить маленьких ребятишек, не смог уйти в неопределенность, не смог, не смог, не смог… И целый год был сам не свой, все переживал, нервничал, не находя себе оправдания.
И вот теперь, спустя годы, когда огонь войны на Кавказе заполыхал вновь, он перешел свой Рубикон. Возврата назад не было. Контракт подписан, новая форма, комната в общежитии, и жизнь потекла по иному руслу.
– Товарищ майор… – Ефимов начал официально, но был остановлен небрежным жестом сидевшего за столом канцелярии майора Лаврентьева, командира пятой роты и своего временного начальника.
– Твоя рота, – комбриг был в хорошем расположении духа и готов был немного пообщаться со вновь приобретенным старшим прапорщиком, – находится в Чечне, так что временно будешь прикомандирован к остаткам батальона. Они собраны в одну роту. Командир роты майор Лаврентьев, кроме него еще два офицера-двухгодичника после военной кафедры, так что справитесь. Да, кстати, почему прибыл с опозданием?
– Товарищ полковник, я прибыл вовремя, но мне на КПП сказали приехать второго, так как строевая еще не переехала.
– Ладно, служи. – Похоже, ответ Ефимова комбрига вполне удовлетворил.
– Разрешите идти? – Старший прапорщик, хотя по-прежнему был одет в гражданскую одежду, определил для себя, что все, он уже на службе.
– Ступай, – добродушно улыбнулся полковник, и Ефимов, неловко развернувшись на каблуках гражданских ботинок, поспешил выйти.
…Сейчас, подписав контракт, получив на складе форму и переодевшись, он пытался как положено представиться своему временному командиру.
– Леонид. – Остановив официальное представление, майор привстал и, перегнувшись через стол, протянул руку.
– Сергей. – Ефимов сжал ладонь в крепком рукопожатии.
– Старшина? – с надеждой в голосе спросил Лаврентьев.
Прапорщик отрицательно помотал головой:
– Замкомгруппы в шестую…
– Понял. Ладно, ввожу в курс дела. Личного состава немного, офицеров трое: я и два «пиджака», – Сергей хотел сказать «знаю», но промолчал, – плюс ты. Занятий сейчас в связи с переездом нет. Сплошная стройка. Так что занимаемся хозяйственными работами и два раза в неделю ходим ответственными. После ответствования – полдня на отдых.
– Товарищ майор… – Ротный хоть и был на десяток лет младше прапорщика, но все же называть его по имени язык пока не поворачивался. Тот поморщился, но промолчал. – Как с выходными?
– Суббота или воскресенье, это как получится.
– А если после ответствования не отдыхать? – спрашивая, Ефремов почувствовал, как екнуло сердце. – А то у меня семья в деревне.
– Ладно, я думаю, решим.
– Спасибо.
– Ты, кстати, как: надолго или так – посмотреть, попробовать решил?
– Да я вообще-то на Чечню, потом посмотрим. – Ефимов и сам не знал ответа на заданный вопрос.
– Понятно. – Лаврентьев взглянул на часы. – Так, сегодня уже от тебя толку мало, занимайся своими делами, завтра с утра к восьми.
– Разрешите идти? – Сергей все еще не мог преодолеть стереотипа прежних армейских привычек.
– Да, – майор устало махнул рукой; похоже, у него последнее время в жизни что-то не ладилось.
Выйдя из канцелярии, Ефимов прошелся по расположению, невольно выхватывая столь милые взгляду зампотылов недостатки: там было плохо заправлено одеяло, здесь отсутствовал ножной коврик, из крайней тумбочки торчала большая спортивная сумка, прямо посередине прохода валялся черный резиновый тапочек. Отовсюду высовывалась своим неармейским рылом временная неразбериха и неустроенность. Хмыкнув, старший прапорщик развернулся и, выйдя из казармы, стал спускаться вниз по лестнице. На площадке третьего этажа раздался идущий снизу топот ног, и мимо Ефимова попытался прошмыгнуть светловолосый, скорее даже светло-рыжий крепыш с сержантскими лычками на погонах. Сергей почти машинально выбросил левую руку и ухватил бегущего за плечо. Тот, дернувшись, остановился и недоуменно уставился на державшего его прапорщика. На конопатом лице сержанта растерянность начала сменяться «праведным возмущением».