Практичное изобретение - Страница 45

— Да, — сказал доктор. — Разумеется.

— И опять смажете йодом?

— Если будет необходимо, смажу.

— Благодарю вас, сэр

Клаузнер снова кивнул, выпустил из рук топор и вдруг улыбнулся.

Доктор подошел к нему, осторожно взял под руку и сказал:

— Идемте, нам пора.

И оба молча зашагали по парку, торопясь домой.

В роскошно обставленной приемной табачный дым стоял столбом. Дым был такой густой, что, казалось, его можно жевать, и тщедушного человечка в нем почти не было видно. Он приходил сюда ежедневно уже целую неделю. «Дон Хосе не может вас сегодня принять», — неизменно говорили ему секретарши сеньора Карраско, импрессарио знаменитого матадора Эль-Наранхито. Они уже привыкли к «малышу», а он, сидя в приемной, видел, как перед ним с утра до вечера бесконечной вереницей проходят в кабинет дона Хосе пикадоры, киноактрисы, исполнительницы фламенко и просто искатели и искательницы приключений. Но этот тип, на визитной карточке которого рядом с именем стояло подозрительное звание «доктор физических наук», дона Хосе не интересовал: для него, мультимиллионера, любой ученый был чокнутым или бездельником. Наверно, думает выпросить тысяч десять на продолжение каких-нибудь исследований.

В этот день дон Хосе пришел к себе в контору в плохом настроении. Сказочный контракт для его подопечного, Эль-Наранхито, похоже ускользал из рук: латиноамериканские импрессарио осмелились сравнить знаменитого тореро с его заклятым врагом и соперником Эль-Лимонсито! Пока ни о чем договориться не удалось, и контракт повис в воздухе. Рядом с такой неудачей любая другая неприятность казалась сущим пустяком, и поэтому дон Хосе решил принять доктора Гонсалеса.

Отхлебнув виски из стакана, который сеньор Карраско, возлежавший на шведском диване, соизволил ему предложить, доктор Гонсалес закашлялся. Этот экзотический напиток он пробовал впервые в жизни.

— Выкладывайте, что там у вас, да побыстрее — у меня много работы, — сумрачно процедил сквозь зубы сеньор Карраско, разглядывая висевшую на стене бычью голову с рогами, которая, казалось, жадно втягивала сухими ноздрями кондиционированный воздух.

— Видите ли, дон Хосе, я работал в университете электрофизиологом… — заговорил доктор Гонсалес, покраснев, как девушка, признающаяся в полицейском участке, что она занимается проституцией.

— А что это такое? — грубо перебил его импрессарио.

— Сейчас расскажу. Мы втыкаем проволочки в мозг животным и пропускаем электрический ток…

— Друг любезный, вы ошиблись адресом. Мы втыкаем быкам шпаги и бандерильи, и не в мозг, а чаще в другие места.

— Пожалуйста, наберитесь терпения, дон Хосе. Я хотел вам сказать следующее: электрический ток может заставить любое животное делать только те движения, какие мы от него хотим. Главное — надо знать, куда вживлять эти самые проволочки, которые мы называем электродами…

— К делу, к делу, в лекциях по электро… как ее?.. я не нуждаюсь! И вообще, при чем тут я?

— Сейчас поймете. Я изобрел (вот посмотрите схему) аппарат, который позволит нам буквально вить из быков веревки.

Когда сеньор Карраско это услышал, сигара длиной в километр, дымившая, как вулкан, выпала из его пальцев. Казалось, от хохота у него вот-вот лопнет брюхо. Управлять быком, вить из него веревки? Такое может лишь Эль-Наранхито, но только для Эль-Наранхито изобретения этого голодного профессора ни к чему. Он представил себе, как этот мозгляк дразнит огромного быка батарейкой карманного фонарика.

— Еще минутку, дон Хосе. Все проще, чем вы думаете. Вам придется только подкупить кого-нибудь из служителей в стойлах, чтобы тот прикрепил к голове быка крохотный приемопередатчик ультракоротких волн. Это очень легко — у приемопередатчика есть присоски, он не принесет быку никакого вреда…

— А потом вы протянете километровый кабель, да? И будете управлять быком, как мои дети игрушечной машиной, которую я подарил им в сочельник? — с хохотом перебил его сеньор Карраско. Все это теперь ужасно забавляло его, и он уже не жалел, что принял доктора Гонсалеса — изобретателя четырех четвертей.

— Вы не даете мне объяснить, дон Хосе. Слышали о телеуправляемых ракетах? Так вот, здесь кабель тоже не нужен.

Теперь сеньор Карраско расхохотался еще громче: он представил себе быка, летящего со скоростью двадцать тысяч километров в час по направлению к Марсу.

— Посмотрите на этот аппарат, — и физик вытащил из футляра предмет, похожий на обыкновенный транзистор. — С его помощью я могу посылать сигналы приемопередатчику, укрепленному на голове у быка, а тот в свою очередь посылает ультракороткие волны нервным центрам. Я работал над этим изобретением больше десяти лет.

Каким же дураком надо быть, чтобы потратить десять лет па такую глупость, когда есть занятия, которые позволяют месяцев за шесть обзавестись великолепной квартирой и автомобилем новейшей марки! Но доктор Гонсалес невозмутимо продолжал:

— Короче говоря: если вы или ваш человек пришлепнете эти аппаратики на головы быкам, с которыми будет драться Эль-Лимонсито, я все устрою так, что Эль-Лимонсито провалится, и тогда ваш подопечный станет первым на Национальной Фиесте.

Дон Хосе утратил дар речи — последняя фраза попала в самую точку. На что бы он ни пошел, только бы ненавистный Лимонсито потерпел крах! Обратился бы даже за помощью к колдуньям — если бы те еще жили в Испании. Возможно, даже вероятней всего, что предложение этого жалкого маньяка — чистое надувательство, но в такой ситуации, как сейчас, схватишься и за соломинку. Будучи, однако, деловым человеком, сеньор Карраско знал, что в любом деле, прежде чем решать, важно выяснить, сколько это будет стоить. Поэтому он спросил:

— А сколько вы хотите за это изобретение?

— Миллион песет, — ответил с неожиданной твердостью человечек.

Черт возьми! Откуда этот книжный червь знает, что такие суммы вообще существуют? Дон Хосе опрокинул в глотку стакан виски и задумался. Но что толку думать о химерических затеях? Ведь это все равно, как если бы человеку предложили северное полушарие Луны.

— Хорошо. Но деньги вы получите, только когда станут известны результаты. Как раз в воскресенье в корриде выступает этот сукин сын Лимонсито и мой тореро. Приходите завтра, и мы все обсудим.

На другое утро, и на следующее, до самой субботы, доктора Гонсалеса принимали первым. Разношерстная публика, ожидавшая в приемной, иронизировала и обменивалась злыми шутками. Бульварные листки заговорили про «малыша-физика», прочили его в бандерильеро при Эль-Нарапхито, а какой-то сотрудник телевидения попытался даже взять у доктора интервью.

И вот наконец наступило воскресенье. Вся Испания уже целый месяц только и говорила о предстоящей корриде. Люди шли на все, чтобы раздобыть билет, и после корриды немало перекупщиков приобрели на «заработанное» новые машины. К четырем часам на скамьях яблоку негде было упасть, и еще десять миллионов испанцев смотрели на арену, сидя перед экранами своих телевизоров.

По арене продефилировали квадрильи, и опять, в несчетный раз, повторились традиционные ритуалы испанской тавромахии. Ритм пасодобле зажигал в душах огонь. Пропела труба, и на середину арены, словно брошенный из пращи камень, вылетел громадный бык. Здесь он остановился как вкопанный, Эль-Лимонсито стал прямо перед ним, но бык не двинулся с места. Он не двинулся бы, даже если бы в него вонзали горящие бандерильи: его двигательные центры парализовал четырехвольтовый ток. Матадор подступал к быку вплотную, осыпал его бранью (к счастью, не услышанной микрофонами телевидения), но все было напрасно.

Публика начала терять терпение, послышались свистки, но тут бык сорвался с места, и застигнутого врасплох Эль-Лимонсито спас только отчаянный прыжок в сторону. В быка словно вселился дьявол: он бодал воздух то направо, то налево, но не обращал ровным счетом никакого внимания ни на матадора, ни на членов его квадрильи, когда те пытались продемонстрировать блестящую работу плащом.