Пра-пра - Страница 4
Зато никаких ограничений на конкурсы египетских мудрецов (победителю государственные премии, придворные должности).
Любой обладатель КОСМЭКа мог участвовать в конкурсе и молниеносно передавать свои ответы по радиотелефону - непосредственно в РЕКОСМЭК. (Призы: новая модель КОСМЭКа, координаты особо замечательных новых мест и ситуаций.)
Всем памятны конкурсные задачи критского, халдейского, троянского жрецов и некоторых египтян. Как древние - почти слово в слово, - отвечал лейтенант Кит (из Службы космоса).
ВопросВопрос. Что бы ты выбрал, злато или ум?
Большинство мудрецов (и лейтенант)Большинство мудрецов (и лейтенант). Злато: ведь каждый берет то, чего ему недостает.
ВопросВопрос. Как женить 100 юношей на 100 девушках, если 50 девушек прекрасны, а 50 - уродливы?
Мудрецы (и лейтенант)Мудрецы (и лейтенант). 50 молодых людей вносят выкуп за прекрасных, те отдают деньги уродливым. Уродливые обеспечены приданым и добывают деньгами еще 50 холостых юношей.
ВопросВопрос. Что делать, если тоска влечет человека в дальние края?
Лейтенант (а затем мудрецы)Лейтенант (а затем мудрецы). Сидеть дома, ибо невозможно посетить дальний край без того, чтоб он не стал ближним и потому непривлекательным.
Однако захватывающий диспут, во время которого в РЕКОСМЭК поступали миллионы ответов, прекращается разгневанным фараоном: на два вопроса подряд Сенусерт отвечает раньше мудрецов, что весьма сильно роняет их в царских очах.
ВопросВопрос. Что дальше от Египта - Крит или звезды?
ФараонФараон. Конечно, Крит: звезды хорошо видны, а кто разглядит Крит из Египта?
ВопросВопрос. Отчего обезьяна так похожа на человека?
ФараонФараон. Из свойственной ей любви к подражанию.
"Истина не в вас, а тут!" - воскликнул повелитель двух Египтов, поглаживая вместительную сандаловую шкатулку...
Опозоренные мудрецы изгнаны.
Впрочем, призеры - критский жрец и лейтенант Кит - свое получают.
Великий писатель
Его открыл Аглимс, любитель тирских кабаков, не упускавший случая нацелить туда свой КОСМЭК.
В первый вечер Каальбо - лысый, старый, коренастый, то ли финикиец, то ли сириец - рассмешил Аглимса необычайно затейливой перебранкой со злою купчихой Хабибой.
Хабиба (голосом, подобным скрежету канатов). Отродье моллюска, помесь козла и обезьяны, плевок Тифона!
- Гнилая раковина, помесь моллюска и ослицы, лысая верблюдица, быстрой и деловитой скороговоркой отвечает Каальбо. И его голос ласков.
Хабиба хрипит, ударяет кулаком по столу, задыхается и выкрикивает проклятья и ругательства одно за другим, но злоба и хрии душат ее, и между словами образуются интервалы, в которые Каальбо молниеносно вставляет ответ.
- Пьяный отброс, - хрипит Хабиба.
- Драгоценнейшая крапива из царского сада, - отвечает Каальбо.
- Хрюкающий пес!
- Благоухающая крокодилица Египта!
- Змеиная рвота.
- Прекраснейшее подобие дохлой кобылы.
- Дурак!
Каальбо запнулся. Простейшее ругательство требует какого-то особенного ответа, который куда-то запропастился. Еще мгновение, и Хабиба, вдохнув и выдохнув новое слово, победит. Калльбо напрягается, краснеет, рот раскрыт все за краткий миг. И вдруг только что проданный в рабство тощий ассириец, словно проснувшись, скрипуче выпаливает из угла:
- Сама дурак!
Харчевня облегченно хохочет, Каальбо подпрыгивает от восторга, тощий раб снова молчалив и безразличен, Хабиба же кидается на землю и катается с визгом и рычанием, ломая браслеты из раковин и не трогая браслетов металлических. Высунув голову из-за столба и перекрывая ржание целой харчевни, Каальбо добивает противницу бессмысленным хриплым воем, кукареканьем и шипеньем. Купчиха же мчится во мглу, кусая до крови собственные руки и выдирая клочья волос из собственной головы. Ибо в финикийском Тире женщины сердятся очень сильно.
- Истина там, - хлопнув по черепу тощего раба, заорал Каальбо, истина там, как говаривает царь царей Сенусерт, поглаживая свою сандаловую шкатулку, про которую, впрочем, ничего не известно.
Вслед за тем Каальбо нашел, что день прожит хорошо, и, достав мешок, швырнул туда белый камешек ("После смерти сосчитайте, каких больше: белые камни - хорошие дни, черные - плохие"). Тут Аглимс сделал гениальное предположение, что старичок не прост, и, проследив за ним, донес в Академию искусств, что открыл поэта, ибо тот весь вечер строчил что-то на папирусе, а написанное читал с завыванием, изредка вскрикивая: "О, как бы мне сказать еще не сказанное, но увы - ведь сказано все" *.
_____________________
* Несколько перефразированный фрагмент из литературы Среднего царства.
Аглимс получил от Академии обычную денежную премию "За обнаружение ценностей, одушевленных и вещественных". Пять литературоведов устанавливают пристальное наблюдение за чердаком полусгнившего дома на улице Рыбьей чешуи в городе Тире (старик проживает с бабушкой в возрасте, обычном для бабушки 50-летнего человека, и зарабатывает, продавая загадки изнывающим от скуки состоятельным юношам).
На второй день литературоведы объявляют: Каальбо - гениальный, абсолютно неизвестный поэт древности. Масса специалистов устремляется в священную лабораторию поэтического творчества, из-за плеча заглядывая в арамейские строчки. У Каальбо - почти готовая эпопея: роман в стихах или поэма - как угодно.
Содержание. Корабль выходит в океан: рифы, чудовища. Лишь потом выясняется, что герой, как две капли воды похожий на автора, давно слоняется по свету в поисках счастья.
Каальбо временами бормочет: "Начало. Начало: в начало напихать побольше, покрепче, пострашнее!" Быстро вписывает в пролог целые эпизоды.
Герой был богат, любим, служил - все надоело... Отца убили (яд в ухо - во сне), его призрак почему-то является сыну. Мать вышла за убийцу отца. Герой ссорится с матерью, земляками - его изгоняют из родного города, а он: "Вы меня приговариваете к изгнанию, я вас - к пребыванию на месте". Потом он пьет, развратничает, создает теорию равновесия пороков: "Излишек вина, расширяющего кровеносные пути, уравновешивается вдыханием благовоний, сжимающим жилы. Утомление волокитством снимается избытком сна. Скитания, драки согласуются с обильной едой".
В море героя снова пугают призраки, драконы. Он же спокойно объясняет, что верит в них и поэтому не боится: "Вот когда в вас не будут верить, а вы являться будете, вот тогда придет настоящий ужас" (все это, разумеется, прекрасными ритмическими стихами).
Через неделю Каальбо прославлен, не сходит с КОСМЭКов.
Начато сооружение его памятника и мемориальных музеев. Объявляется всепланетный конкурс: "А что он напишет дальше?" За семь дней Каальбо последовательно провозглашен: основоположником мировой трагедии, гамлетизма, донжуанизма, донкихотства. В воскресенье около полудня он основал сатиру: герой попадает в Египет - всюду люди, говорящие завершенными верноподданническими формулами. Фараон молится и приносит жертвы самому себе, ибо сам есть божество! Создав сатиру, Каальбо (к величайшему негодованию экспертов) пьянствует трое суток, а вернувшись, добавляет в пролог еще несколько авантюрных эпизодов.
Но, заметив, что папируса осталось мало, сжимая строки, пишет эпилог "гениальное предвосхищение изящных эпилогов Ренессанса и постренессанса" (из статьи признанного авторитета) . В эпилоге герой встречает старого друга они вспоминают, что близится день, в который много лет назад они вместе кончили школу. Оба радуются - клянутся найти старых товарищей и основать город друзей. Затем пускаются в путь к синей бухте, которую запомнили с детства, чтобы осмотреть место будущего города. С ними тощий, молчаливый раб-ассириец и юный сын друга...
Здесь как раз кончались поэма и папирус.
Три близкие по тональности статьи - о солнечном, эллинском оптимизме поэта, прорезающем мрачную безысходность Востока, - публикуются рекордно быстро.
В день появления статей Каальбо (после -завершения поэмы наблюдение за ним ослаблено) добывает у бабушки клочок почти чистого папируса (старуха записывала на нем свои годы, чтобы не забыть). Набрасывает окончание эпилога: друзья отправляются к голубой бухте... Из города, который они только что покинули, выбегает, захлебываясь ругательствами, жена друга и спутника героя.