Позывной: «Варяг». Спасти Севастополь! - Страница 4

Многого он вспомнить не мог по той причине, что не знал. Полковник Жилин летал на реактивных «МиГ-15» и «МиГ-21», не разбираясь в тонкостях конструкции.

Впрочем, переживал он зря: Архипу Люльке, Сергею Королеву и иже с ними достаточно было дать толчок, создать условия, поверить, настроить – и дело, как уже говорилось, пошло.

Иногда Ивану становилось не по себе – чудилось ему, что сорвется, не вытерпит смешения жизни былой и сущей ныне, запутается в памяти о прошлом и будущем. Но ничего, голова не болела, сознание не плыло, четко разделяя жизнь на прошлую, прожитую им сполна, и на ту, которую неведомые силы дали прожить во второй раз.

Наверное, здоровье душевное помогали сохранить перемены к лучшему и то, что он сам приложил руку к «смене вех».

Вон, взять ту же реактивную авиацию. Любому конструктору перед войной было ясно, что поршневые моторы полностью себя исчерпали. Чтобы самолет, толкаемый винтом, мог достичь скорости в тысячу километров, было необходимо увеличить мощность двигателя в шесть раз! А это было совершенно немыслимым предприятием.

И вот немцы распробовали турбореактивный привод. За ними потянулись англичане. И в СССР нашлись умные головы, вот только развернуться им не дали – Яковлев ревниво давил, осаживал таланты, не позволяя пробиться новому, даже вопреки жизненно важным стратегическим интересам государства.

А теперь осадили – и посадили! – самого Яковлева. И дело пошло!

Еще в 43-м испытали прототип реактивного «МиГ-9», весной 45-го взлетел первый «МиГ-15».

И теперь, подъезжая к аэродрому в Кратово, Жилин поневоле улыбался – рев и свист моторов звучали, как сладчайшая музыка.

Это подавала голос реактивная авиация Страны Советов.

«ЗИС» вывернул к двум новеньким ангарам, остановился, качнув передком.

– Подождешь меня, – сказал Иван водителю, ушастому сержанту.

– Так точно, товарищ маршал!

Иван покинул машину, поправляя фуражку, и осмотрелся. На стоянке в рядок выстроились новенькие «МиГ-9» – еще с прямыми крыльями, но уже с носовой стойкой шасси, и стабилизатор поднят высоко, подальше от сопла, а в носу зияет воздухозаборник. Классика!

Две пушечки Н-23, почти в дюйм калибром, и одна 37-миллиметровая Н-37. Гермокабина, катапультируемое кресло – все как полагается[4].

А главное – это скорость. 910 кэмэ в час!

Для летчиков-истребителей из «родного» 122-го ГИАП подобные цифры стали главной «заманухой». Ради того, чтобы ощутить разгон чуть ли не до тысячи километров, пилоты легко одолевали робость перед новой техникой.

Полковник Алхимов нарисовался тут же: вытянулся во фрунт, отдал честь – и оскалился в тридцать два зуба.

– Здравия желаю, товарищ маршал!

– И тебе не хворать. Осваиваете?

– Так точно!

– Подготовь мне самолет.

Комполка напрягся.

– Това-арищ маршал…

– Коля, – мягко сказал Жилин, – «МиГ-9» я знаю лучше любого из вас, можешь мне поверить.

Алхимов поверил.

Иван был не при параде, довольно было фуражку на шлем сменить. Он забрался в кабину «мигаря» и почувствовал холодок отрады.

– Товарищ маршал, – бубнил комполка, – вы на взлете нос плавно поднимайте, чтобы килем не удариться. И высоту набирайте аккуратно…

– …Избегая больших углов подъема, – подхватил Жилин, сохраняя терпение. – Знаю, заботливый ты наш. Я скоро.

Бензиновый движок «Ридель» прожужжал, запуская ТРД, и родился такой знакомый, полузабытый, сиплый свист турбины. Иван улыбнулся.

Вырулив на ВПП, он разогнал машину и поднял ее в воздух.

Гул наполнял истребитель, а тяга слабоватого мотора толкала «МиГ» все выше, и выше, и выше.

Ничего… Это лишь первая проба сил.

Даже такой несовершенный, с паршивенькой маневренностью, «МиГ-9» получился лучшим, чем заокеанский Ф-80 «Шутинг стар». А «МиГ-15» и вовсе вещь…

Повертевшись в небе, попортив нервы Алхимову «выкрутасами», Жилин посадил «мигарь» – аккуратно, на три колеса.

Зарулив на стоянку, он покинул самолет – пилоты уже сходились и сбегались. Иван еще сверху, из кабины, оглядел однополчан – знакомые все лица…

Вон солидный, основательный Бауков, жизнерадостный, всегда готовый схохмить Аганин, простодушный с виду хитрован Цагайко, серьезный, строгий даже Афонин, рассудительный и осторожный Маркелов, порывистый Голобородько… Все свои.

– Привет, бойцы! – ухмыльнулся Жилин.

– Здравия желаем! – заголосили пилоты.

Иван спустился на бетон аэродрома, содрал шлем и пригладил влажные волосы.

– Я не просто так заявился, поиграться, – сказал он. – Тут у нас война намечается…

– С американцами? – встрепенулся Алхимов.

– Пока с японцами, – усмехнулся Жилин.

Комполка был разочарован.

– Тю-ю… А что с ними биться-чикаться? Раз, раз – и в дамки!

Иван покачал головой:

– Кто в Китае воевал, тот знает – японцы умеют воевать. Мало того, среди них хватает фанатиков. Слыхали про камикадзе? Это пилоты-смертники. Набивают свои самолеты взрывчаткой и направляют на какой-нибудь английский крейсер или американский авианосец. Ба-бах! – и всего делов. Правда, воевать мы будем в Маньчжурии…

– Опять освобождать? – пробурчал Цагайко.

Аганин хлопнул комэска по плечу.

– Хохол! – сказал он, делано вздыхая. – Что тут еще скажешь? Коле дюже не понравилось, что мы Польшу себе не забрали!

– Правильно, – заворчал Цагайко, – а чего зря воевать? Да еще за эту сволочную шляхту!

– Хочу тебя успокоить, – улыбнулся Жилин, – Маньчжурию мы себе оставим.

– О, вот это дело! – сразу возбодрился ком-эск. – Это я понимаю!

– Единственно – молчок.

– Само собой!

– В общем, мужики, готовьтесь к перегону. Меня назначили командовать авиацией на 1-м Дальневосточном фронте – это в Приморье. С одной стороны – Японское море, с другой – Маньчжурия. По ней и ударим!

Еще с зимы на всем протяжении Транссибирского пути шли работы – магистраль чинили, готовили подвижной состав и паровозы, тысячи машинистов и паровозных слесарей перебрасывали с запада на восток. А с марта месяца начались перевозки.

Сроки товарищ Сталин поставил жесткие: к июлю на Дальнем Востоке должны быть развернуты три общевойсковые и одна танковая армии, несколько механизированных и артиллерийских соединений.

Трудностей было навалом – советское Приморье или Забайкалье славились нехожеными – и неезжеными! – просторами, где Транссиб, по сути, являлся единственной дорогой. Остальные «шоссе» больше напоминали направления, а приморские, те, после муссонных июньских ливней, были хоть и местами, но непроходимы.

А надо было и полевые фронтовые склады разместить, и армейские, и людей, и технику. Задачка!

А рядом, через границу, условия были куда как лучшими – в районах дислокации Квантунской армии хватало и дорог, и военных заводов. Четыреста аэродромов! А в тылу – более восьмисот складов и хорошо оборудованные военные городки на полтора миллиона человек. Есть где разгуляться!

Авиаторам ВВС РККА тоже приходилось туго. Тыловые части 8-й воздушной армии[5] прибыли на линию фронта первыми. Это были РАБы – районы авиационного базирования, каждый по пять батальонов. А еще батальоны аэродромного обслуживания, отдельные автобатальоны, отдельные инженерно-аэродромные батальоны, технические команды и прочий служивый люд. Они готовили летные поля вдоль границы, запасали топливо, боеприпасы, запчасти. В общем, та еще работенка.

Самолеты стали перегонять в начале июня. Участок полета от Москвы до Казани был самым простым, а вот дальше приходилось лететь, пользуясь «компасом Кагановича» – вдоль железнодорожных путей. Запасные аэродромы находились в дефиците, но части 8-й воздушной не потеряли ни одного самолета по дороге – Жилин изрядно, с толком и расстановкой погонял техников, механиков и самих пилотов, так что вся матчасть была исключительно в хорошем техсостоянии. Ну, а с теми, кто допускал, чтобы ТС было не совсем Х, маршал легко расставался – лодырей и жопоруких коекакеров он терпеть не мог.