Позови меня в жизнь вечную - Страница 3

Валюша дождалась, пока закроется дверь, и лишь тогда подошла к окну. Стала сбоку, чтобы не заметили. Ее ребята…

— В тяжелый для нас день, — вещал внизу Максим, — вы, наша смена, приходите на помощь родине… вы закрываете ее своей грудью, становитесь на пути агрессора… мы знаем — враг не пройдет… — Смешной мальчик. Ему бы поучиться говорить. Человечней, искренней. А то слова вроде и правильные, а слушать тошно. «Родина смотрит на вас с надеждой», ну-ну… а я бы сказала — ваши матери. Думают о вас. И всегда будут думать. А еще — ваши младшие братья, что так отчаянно вам завидуют. Пусть завидуют. Значит, мы правильно их воспитали. Но пусть им не придется занять ваше место в строю.

— Дан приказ — ему на Землю, ей в другую сторону, — грянули веселые молодые голоса… уже? — Уходили доброво-ольцы на священную войну!

Валя плакала.

Они зашли в садик за Машуткой. Потом — в школу за Олей и Тошей. Над дверью школы еще висел плакат «запись добровольцев». Виктория Павловна, учитель из «продленки», смотрела потерянно. Спросила:

— Проводили?

Словно ответом, отозвался со взлетного поля гул стартовых двигателей.

— Здласте, Виктолия Паловна, — Машутка подбежала к глобусу, крутанула. — Я знаю, это Земля!

— Машенька, не отвлекай Викторию Павловну. Оля, а где Тоша?

— Да вон он, — Оля, старшая, махнула рукой в угол с полками. — Журнал какой-то ищет. Тошка, давай скорее!

— Это Афлика! — Машуткин палец ткнул куда-то в район Амазонки. — Плавда, это Афлика?

— Приходи еще, Машенька, — рассеянно ответила Виктория Павловна. — В школу приходи, учиться.

— До свидання, — Машутка дернула Ваню за рукав: — Деда, а ты со мной в шашки сыглаешь?

— Сыграю, сыграю. Пойдем… Тошка, готов?

Площадка за школой пустовала. Завтра сюда придет мелкота, подумал Иван… но сегодня — место еще занято. Привычное место ребят, которых мы проводили на войну. Как же пусто без них…

— У меня две пятерки, — похвалился Антон. — Маму встретим?

— Обязательно.

— Звездочки смотлеть! — запрыгала Машенька.

— Глупая, — Оля взяла сестренку за руку, посмотрела вдоль улицы — на далекий купол Большого Телескопа. — Военное положение, нас туда не пустят. Мамина работа теперь — объект.

— Что такое обь-етт?

Машуткин вопрос остался без ответа. Грохнуло, дрогнула земля под ногами, ударил в лицо внезапный тугой ветер. Валя охнула.

Давний, но так и не избытый страх…

Купол Второй Марсианской Обсерватории до странности медленно обрушился вниз… исчез за крышами городка… поднялось в прозрачный воздух облако красноватой, словно кровью подкрашенной пыли. Зазвенело в ушах от подступившей тишины.

— Мама, — закричала Оля. — Мамочка!!!

Из церкви возвращались пешком. Валя куталась в шаль, грустная шла, задумчивая. Столько записок поминальных… предки, потомки — все «за упокой». Никого у них с Ваней не осталось. Всех война проклятая унесла.

А Ивана грызла вина. Не приносили ему успокоения праздничные субботние службы, и батюшка местный, отец Адриан, не умел помочь смущенному помыслами чаду. Когда Валюша, смаргивая слезы, писала длинный список имен — от Митрофановны до маленького Витюшки, попавшего в том году со всем детским садом под налет глобалисток, — Ваня думал, что это горе безмерное принес любимой жене он. Эти бесконечные смерти, длинный, невероятно длинный список тех, кого должно помянуть… всё это принесла Валюше одна-единственная не принятая им смерть. Ее смерть.

А могли сгинуть без следа на той, давней, позабытой ныне войне. И не пришла бы в мир вслед за ними длинная цепочка людей — от Кольки до Витюшки, и не было бы для них смерти… но и жизни не было бы тоже. Зря ты, Ваня, изводишь себя этим бесконечным «как могло бы быть». Всё случилось так, как случилось — и на то, значит, воля Господа, а роптать — грех.

Вот только с жалостью ничего не поделать.

Густо-синее полуденное небо мигнуло вспышкой: ушел к Земле пассажирский с Дисейта. Вздохнула Валюша — вспомнила, верно, как Андрей улетал на Дисейт в экспедицию… в ту самую, из которой не вернулся никто.

— По пицце? — спросил Ваня.

— Давай, — улыбнулась Валюша. Той улыбкой, что так и не приелась Ивану за все эти бесконечные годы.

Пиццерия соседствовала с таможней. Поэтому любимый столик Валюши был на веранде — чтобы видеть очередь прибывших на Бету-Пересадочную. Поэтому же Иван предпочитал столик внутри, у экрана с видом на Землю. Очереди прибывших на Пересадку ему с головой хватало на работе.

Сегодня сели за Ванин: на улице хмарило, холодный зимний ветер нес по земле бурые скукоженные листья, а пиццерия, следуя веяниям моды, обходилась без силовых полей и прочей защиты. Нет, на самом-то деле… впрочем, посетителям об этом знать не надо.

На «земном» экране шелестела узкими листьями реликтовая роща эвкалиптов.

— Люблю этот запах, — Валя глубоко вздохнула, прикрыв глаза.

Иван запаха эвкалипта на дух не переносил: почему-то все время вспоминалось, как Света изводила вечно сопливого дошколенка Володьку эвкалиптовыми ингаляциями. Тогда эвкалипт еще не охранялся.

— Разрешите? — у их столика возник мужчина. Моложавый, одетый с претензией на элегантность, в модном стиле «экзотик-Бонд». Иван поморщился. Учитывая, что свободных столиков с десяток…

— А если не разрешу?

Незваный гость пожал плечами и сел.

— Видите ли…

— Вижу, — перебил Иван. — У вас на лбу написано. Проваливайте, молодой человек! Ваши предложения нам неинтересны.

— Вы, очевидно, приняли меня за комми, — мягко сказал «молодой человек». — Или за адепта. Между тем я представляю весьма серьезную организацию. Действительно серьезную, вы меня понимаете?

— Молодой человек, — столь же мягко ответила Валя, — неужели вы думаете, что мы мало перевидали таких вот представителей серьезных организаций? Или вы полагаете, что их предложения сильно отличались одно от другого? А мы люди мирные, нам в самом деле неинтересно.

— Вы граждане, — голос представителя «действительно серьезной организации» странным образом закаменел. — Вы обязаны сотрудничать с властями. Это ваш неотъемлемый гражданский долг.

— Это наше неотъемлемое право, — лекторским тоном поправила Валентина. — Право, а не обязанность. Обязанности — у власти. Например, власть должна защищать граждан от посягательств. При этом под посягательством можно понимать как налеты глобалисток, так и случаи вроде вашего, когда гражданам мешают отдыхать, хотя они недвусмысленно заявили о нежелании общаться.

— Ну, здесь вы ошибаетесь. И если подключить достаточно грамотного юриста…

— Достаточно грамотный юрист — это я, — проинформировала собеседника Валентина. — Доктор права, доктор сравнительной культурологии, почетный член Академии Наук Земли, председатель Ассоциации независимых юристов Беты. Странно для представителя серьезной организации — не знать, с кем имеешь дело. Прощайте, молодой человек.

— Что ж, прекрасно, — незваный гость поднялся, оперся ладонями о стол. — Вы отдаете себе отчет, каковы могут быть последствия?

— Ступай себе, — усмехнулся Иван. — Напугал ежа голой задницей. Все последствия давно пройдены, изучены, классифицированы и страшны, как рыбе дождик.

— Что ж, — хмыкнул гость, — прощайте. Удачи вам в вашей мирной жизни.

И ушел.

День был безнадежно испорчен.

Контакты с «весьма серьезными организациями» случались у Ивана и Валентины за их долгую жизнь раз двадцать. Или тридцать. Считать их, что ли? Достаточно того, что выводы из прошлых ошибок Ваня с Валей сделали — и теперь вряд ли у кого получится надавить на них всерьез. Даже у «весьма солидной организации». Найдется прием против любого лома.

Но в том ли дело? Из раза в раз выслушивать дурацкие «выгодные» предложения и совершенно одинаковые угрозы — приятного мало. Чем дольше живешь, тем меньше этому удивляешься… но и уважения к людям остается в тебе все меньше. А так нельзя.