Позови меня трижды - Страница 4

– Это же ты проказничаешь, гаденыш, со своим папкой-проходимцем! Терехи проклятые! Это ведь с ваших червей и мотылей така пакость в доме развелась! – кричала на всю Ивановскую мамка. – На балкон не могли свои ящики выставить? Воняют тут еще!

– Гады-ы! – подвывала ей Танька, которой вообще следовало помолчать, раз тарелки не помыла.

Терех сплюнул на орущих баб, которые ничего не понимали ни в червях, ни в мотыле, и пошел собираться к Макаровне. Мыша он спрятал в коробочку из-под витаминов, подстелив ему ватку. Интересно, а Катька орать будет?

Катька не заорала даже тогда, когда на них кинулась огромная кошка Макаровны, смахнув по пути любимую чашку Макаровны. Она только зажмурилась, когда мышонок жалобно заверещал где-то уже внутри кошки высоким резким голоском. Потом она открыла глаза, полные слез и впервые сказала одним предложением: «Сволось ты, Телех!»

А потом она все равно ничего не говорила, только молчала и думала. Даже тогда, когда вернувшаяся с телеграфа Макаровна, взяв ее за ухо, громко допытывалась, кто разбил ее любимую фарфоровую чашку.

Говорить Катя начала много позже, только перед самым садиком – в три года. Родители уже побаивались за нее, мама хотела вести ее по врачам, но Макаровна ей запретила. «Да не хочет дите с вами лалакать! Оставьте ее в покое! Жрать захочет, сама заговорит!» – строго выговарила она маме. И вообще она тогда так душевно успокоила маму, объяснив что Катька – вовсе не дура.

– «Папа-мама» – говорит, «дай» – говорит, «не хочу» – говорит. Все, что в природе человеческой заложено, говорит, – говорила она. – Даже на Тереха у виска пальцем крутит! А как колоду тасует – залюбуешься! Нет, раз не говорит, значит, недостойная вы для Катьки аудитория. Рылом не вышли! А врачи только пакостить умеют. Это все известно! При усатом осетине с ними ведь чуть-чуть не разобрались. Врачи, ети их мать!

А потом у родителей возникли свои проблемы, и, в суете, они забыли немножко про Катю. Поэтому, когда года через полтора Катя заговорила с ними по-взрослому рассудительно, то через неделю все и думать-то перестали, что когда-то Катька не умела говорить.

Но и заговорив, она предпочитала тихонько шептаться с плюшевым мишкой и марлевой подушкой, набитой ватой, устроившись под столом или в уголке за диваном.

У близнецов в яслях все время были карантины, всю зиму. Но с ними иногда было даже весело, когда они играли в те игры, в которые можно было брать девочек. Но, в основном, у них были свои собственные игры с танками и самолетами. Только при Терехе Саша и Ваня по-прежнему замыкались в себе и молча сикались в штаны. А Терех под столом уже откровенно скучал, он умел немножко читать, поэтому к весне он все реже спускался к ним подполье, предпочитая рассматривать подшивку журналов с картинками на широком подоконнике. Близнецы тоже принялись учиться читать по книжке про кукурузу и даже предприняли несколько попыток выйти в свет из-под стола, но Терех сразу же загонял их обратно.

Глянь-ка, сюда, глянь! Ну да, картинки здесь нет. Только, ежели, наберет кто десяточек вот этих черненьких пик, так в и в глазах черно покажется. Это, конечно, если из колоды одну карту скидывать.

В пасьянсе-то с ней по-разному бывает. С королем или дамой – марьяжный интерес, или наоборот несбыточное желание. С тузом пик, видишь, здесь одна пика-то, – неожиданное получение денег. Но во всех других раскладах – никакой радости, одна чернота, одна морока…

А как-то они пришли с мамой к Макаровне, а она чемоданы укладывает! Мама заголосила, что ей на работу надо, а Макаровна сказала, что всем чо-то надо, а вот ей надо срочно съездить к Ленке на недельку-другую, потому что на Ленку выпала десятка пик. А раз уж она ее подняла, Ленку-то, то, видно, и докармливать ей же до смерти придется. И реветь тут не об чем, Катька с Терехом может посидеть, потому как его опять очень кстати из садика выгнали. Мама сказала, что лучше она коньки на стенку повесит, чем оставит Катю с одним из Терехов. А Макаровна ей ответила, что ничего с ее прынцесой не случиться, да и саму ее не обнимет какой-то Кондратий, если Катька немного посидит с Терехом.

Проходящий поезд на Барнаул, куда закинула судьба непутевую Ленку, шел поздно вечером, поэтому на день Макаровна оставила Катьку себе. Под вечер она, на худой конец, подарила Катьке потрепанную колоду карт, чтобы та иногда ее вспоминала в период отлучки. Катя молча кивнула Макаровне и положила карты в кармашек фартучка, куда тайком складывала за обедом вареную морковку, выловленную из супа.

Деваться маме было некуда, поэтому Катя вместе с близнецами на время переехала к Тереховым. Стола у них не было, а диван стоял, вплотную придвинутый к стене. Катя растеряно встала посреди огромной полупустой комнаты с обшарпанными стенами и не знала, где бы ей расположиться с марлевой подушкой и плюшевым мишкой. Терех, войдя в ее затруднительное положение, от широты душевной показал Танькину железную кровать в соседней комнатушке, под которую Катька тут же залезла почти на весь день.

После обеда, который им разогрела пришедшая из школы Танька, они общими усилиями уложили близнецов на диван, на котором все равно спал, в основном, пьяный папка. А Саша и Ваня перед сном уже задумчиво хмурили брови, как всегда перед тем, как усикаться. Терех спать дома не ложился, осенью ему надо было отправляться в школу, поэтому обычай спать днем он уже считал для себя оскорбительным. Танька пошла к своей подружке Зельке, а Терех великодушно разрешил Катьке тоже не ложиться. Вместо этого он выдернул из обсиканных байковых штанов близнецов резинку и при помощи папкиной бритвы достал из нее тоненькую желтую резиночку – модельку. Потом он натянул ее на никелированные шарики Танькиной кровати и показал Катьке, как надо на ней играть. Ничего подобного Катя еще не видела. Моделька издавала нежный мелодичный звук, она пела и пела до тех пор, пока не лопнула и не ударила Катю по пальчикам больно-пребольно. От боли Катя тут же накуксилась и приготовилась плакать.

– Кать, не вой, молчи, пожалуйста, – горячо уговаривал ее Терех, изо все сил дуя ей на маленькие пальчики. – У меня, когда ты ревешь, все внутри сжимается, просто готов с кого-нибудь шкурку снять, как с картофеля!

Катька испугалась за близнецов и тут же постаралась реветь тихонько, сглатывая слезы. Терех вывалил ей на кровать все свои игрушки, и Катя их перебирала, пока тут же возле них и не уснула. Терех заботливо вытащил у нее из-под беспомощно откинутой головенки деревянную раскрашенную птичку и, со вздохом, сложил все свои игрушки обратно в коробку. Он сел у изголовья кровати и стал смотреть на спящую Катьку. Она была так похожа на трофейную немецкую куклу, которую Таньке купила бабка на базаре! У нее даже ручки были такими же. Щечки у Катьки были розовые, а глазки припухли от слез. А еще Терех ни у кого не видел таких ярких малиновых губ, только на карамельках. Интересно, а как на таких пальчиках тетя Валя ей ноготки стрижет? И матроска, если честно, шла Катьке гораздо больше, чем ему. У нее, когда она смотрела на него, были такие голубые глазки, такие голубые… Разбудил его настойчивый стук в дверь. Протирая глаза, он открыл дверь тете Вале.

– Где Катюша? – спросила она с порога, врываясь в квартиру.

– Спит. Да пусть поспит, я ее вечером заведу, – неожиданно для самого себя сказал Терех.

– А чо это ты такой добрый? – подозрительно осведомилась тетя Валя.

– Да жалко, что ли? – как можно равнодушнее сказал Терех и стал смотреть даже не на кукольное личико Кати, а на стенку, где он еще в прошлом году нарисовал собаку, за которую его побила мамка.

– Ладно, пусть поспит пока. Но смотри у меня, урка! – сказала тетя Валя, поднеся к самому его носу мозолистый рабочий кулачок.

Катька осталась в Танькиной кровати, и Терех опять мог на нее смотреть. Потом она заворочалась, захныкала спросонья, и почему-то у него куда-то упало сердце. Катя открыла мутные спросонья глазенки, а через мгновение уже смотрела на него вполне осмысленно. И Терех стал показывать ей рыбок в трехлитровой банке. Рыбок ему подарила бабка на день рождения еще осенью, а на аквариум так сбиться и не смогла, колхоз ей тогда не дал машину для картошки. Так, блин, картошка и погнила в подполье, бабке столько картошки было не надо, вот и не купила она тогда Тереху аквариум. Половина рыб из-за этого передохла, но оставшиеся поражали своей живучестью и мотыля жрали целыми пригоршнями. Катька уткнулась носом в аквариум, поражаясь бурной жизни, которую вели крошечные рыбки в таком небольшом пространстве…