Позови меня трижды - Страница 21

Идти с саквояжем можно было только к Тереховым. Только бы Таньки не было дома! Пусть ее не будет дома! Она ведь не много просит, тем более, что все в жизни идет не так, как надо, поэтому пусть сейчас не будет дома этой Таньки. Ей открыл Терех.

– Таньки дома нет?

– Нет, к подружкам умелась. Зато папаша вот лежит, пьяный в дупель.

– Слушай, мне надо вещи куда-то спрятать, а перед этим надо посмотреть, что я нашла. Там, наверно, альбомы фотографические. Едва приволокла! Картону раньше на это дело не жалели!

– Кать, я спрячу, никто не найдет, даже ты. Но давай бросать это дело, не смотри ты туда, а? Это ты ведь от Макаровны приволокла? Кать, ты ненормальной с этим всем станешь! И я – с тобой в придачу! Мне уже снился сон, что все вокруг – враги, одни мы с тобой самые умные. Первая стадия шизы, между прочим. У меня папка сколько раз в белой горячке в заводской больничке лежал, у него всегда с этого самого и начиналось. Чо в эти карточки смотреть, если наперед знаешь, что после их всех самое малое – раскулачат раза два, а то и расход пустят!

– Да мне сейчас и самой не хочется лезть в этот чемодан, мы с тобой потом вместе все посмотрим, ладно?

– По мне бы, сразу все это в колодец переулка Широкого кинуть!

– Ты чо? А вдруг людей потравим? А ты блюдце склеить можешь?

– Ладно, попробую, давай! Ты в воскресенье в кино пойдешь?

– Ой, Терех! Какое кино! Совсем забыла тебе сказать, что моим родителям за эти авралы квартиру новую дали. Они мне записку оставили, что мы же переезжаем в воскресенье! Прямо, как снег на голову! У самого завода жить будем, чтоб на авралы ходить недалеко было. А там такой дом, что даже двора нет, одна улица и магазины. Зато трамвай рядом.

– Ты вправду говоришь? Не врешь? Ну, и дела! Все, значит, конец нашему двору.

– Терех, ты к нам на помощь приходи, у нас после переезда там новоселье будет. Отец сказал, что там телефон уже стоит, я тебе номер на бумажку запишу. А другие воскресенья так ведь воскресеньями и останутся!

– Да, Кать, только вечеров не будет! Смешно, но в этом сне так и говорилось, что вместе нам побыть не дадут. Какую-то бабу во сне видал, и, главное, плясала всю ночь, представляешь? Ну, счастливо тебе!

– И тебе тоже, Терех!

Ночью в комнате снова кружилась Марго. Катя засыпала, потом просыпалась, а она все танцевала, танцевала… Она стала возникать в зыбкой дорожке лунного света каждую ночь. Облокотившись головой на согнутую руку, Катя смотрела на нее и не понимала, как эта воздушная женщина помещалась раньше в старой пьющей Макаровне.

– Остановись, Марго! Мы уезжаем завтра отсюда! Навсегда!

– Потом, все потом, – смеялась Марго и снова уплывала от нее дивной вальсирующей походкой.

Днем Катя несколько раз пыталась повторить эти движения, ей даже снилось, что она танцует так же, как Маргарита, но то, что с такой легкостью давалось во сне, никак не получалось днем. Почему же их учили не танцам, а дурацким прыжкам ножницами через палку? Помрешь вдруг, и будешь до девятого дня ножницами скакать с барабаном! Катя перед сном часто смотрела на старое Маргаритино фото, она давно уже не встречала таких красивых особенных лиц. Такие лица могли быть только у женщин, которые никогда в жизни не маршировали с барабаном…

В воскресенье утром папа ушел за машиной, его не было очень долго. Мама и Катя заканчивали связку тюков, им помогали Танька и тетя Галя, потому что тетя Дуся со старшим Терехом поехала в деревню за продуктами. А на двух табуретах уже сидели новые жильцы, которые ждали от них ключи, чтобы самим не врезать новые замки. Они следили, чтобы Савины не вывернули дверные ручки и оставили после снятых люстр патроны «папа-мама». С праздным любопытством они рассматривали чужой, вывернутый из шкафов и комодов, упаковываемый скарб. Терех тоже заглянул к ним в квартиру, увидев въезжающих вместо Катьки крохоборов, досадливо сплюнул. Наконец, подъехала машина, все стали ее загружать, наверху вещи принимали Кузька и Терех. Бобку поставили следить за новоселами, уже стянувшими двух фарфоровых слонов. Первым делом, чтобы не забыть, мама выдернула из-под них табуреты.

К новому дому, кроме Савиных, в машине отправились Терех, Кузька и Бобка. С собой захватили кошку покойницы Макаровны, которая теперь проживала бездомно у них в подъезде, отираясь на коврике у бывшей квартиры Савиных. В новую квартиру запустили впереди всех кошку, которая сразу же устроилась у кухонной батареи.

После того, как они разгрузились и отпустили машину, мама поставила чай, а папа сбегал в соседний гастроном за бисквитным тортом. Ребята сидели грустные, что-то безвозвратно уходило с переездом мелкой Катьки в эту современную, шумную часть города. Терех переживал больше за саму Катьку, он видел, что в рядах этих белых одинаковых пятиэтажных домов, у которых на торцах номера были написаны ровно и мелко, Катьке совершенно не за что зацепиться душой, что она здесь все время будет путаться и теряться. Она показала глазами ему на дверь, парни тут же засобирались домой. Катя пошла их провожать.

– Ты не переживай, Катька, я все как надо спрятал, в любой момент придешь и получишь свой чемодан. А если Макаровна ночью явится, так тоже – пусть пляшет, я аквариумы отодвину к стене – и на здоровье!

– Я знаю, я о другом… Письма к тете Гале приходят иногда, она раньше мне читала, а сейчас туда к вам не доедешь так просто. Ты приезжай сам, а то я тут совсем заскучаю. И, если тетя Галя разрешит, то привози иногда какое-нибудь Валеркино письмо почитать, а?

– Да без проблем, старуха!

– Ты, Терех, самый клевый чувак!

Дама эта солидного возраста. У той цыганки, о которой я тебе рассказывала, эта карта наоборот ребенка означала незаконного. Да кто тогда законных-то рожал? Время такое тогда началось беззаконное. Без суда и следствия называется. Но вот при мирной жизни это вполне нормальная дама без особых вывихов. Некоторые, конечно, в пасьянсе в головах и сбоку по две карты кладут, но это неправильно. Надо в первом круге всегда по три карты класть. Иначе кворума не будет. Даже коммунисты ведь без кворума собраний не проводют. А тут такое надо установить… Так чо нам эта карта скажет? Вот ведь как она легла? Ага! Она точно приятельница дамы пик, трефы всегда приятельскую склонность в себе несут, и в тебе я эту склонность вижу, поэтому во взрослом пасьянсе ты, милая, точно трефой будешь. Вот-вот, с девяткой треф она означает, что к тебе эта дама со всем своим расположением будет. Не бойся ее. Но вообще-то – это карта предвестница дурных перемен в жизни. По-хорошему тебя предупреждают, заметь! Только когда ты добрых советов-то слушала, а?

До революции в их сравнительно небольшом городке было одиннадцать храмов, не считая многочисленных мелких церквушек и часовен. В тридцатые годы их крушили, взрывали, иконы вывозили в лес, сваливали в большие живописные нагромождения, обливали керосином и сжигали. Некоторые церкви все-таки сохранили и приспособили в мирских целях. В одних, снеся колокольню, устраивали кинотеатры, в других – дома предварительного заключения. Колокольня там была очень кстати – готовая сторожевая вышка. Поминальную кладбищенскую часовню уже при Катьке превратили в пожарный пост, хотя дореволюционная пожарная вышка была тоже еще хоть куда. Но с началом комсомольского строительства в городе стало намного больше пьяных пожаров.

А ту церквушку – «Крестик», которую имела в виду Анастасия, переоборудовали в домовую кухню с торговлей спиртным на разлив. У круглых высоких столов там теперь все время стояли небритые дядьки и ждали одиннадцати часов, когда к пирожку с рисом можно было прикупить сто грамм водки. Часов у них не было, поэтому они внимательно прислушивались к орущему из подсобки радио. Когда пикало одиннадцать, они рвались к прилавку без очереди, расталкивая старух, с криками, что они тут давно занимали. Репутация из-за всего этого у заведения была еще та. Поэтому кухню и звали просто «Крестиком» или «У попа».