Позови меня трижды - Страница 12

Все дома вокруг во дворе были одинаковые, из красного кирпича. Среди них можно было бы потеряться, но как раз их дом можно было определить по цифрам. Сбоку на торце их дома белым силикатным кирпичом были выложены цифры: «1960». Это был год сдачи дома и год рождения Катьки. Она давно поняла, как это плохо быть такой соплей, даже меньше близнецов Саши и Вани, и очень старалась побыстрее вырасти. Для этого она каждый день съедала всю кашу, из-за того, что, когда она не могла без Тереха забраться на ставшую к весне высокой перекладину, Валерка смеялся над ней: «Мало каши ела!» И хотя каша в садике была с комками, на подгоревшем молоке, но, морщась от брезгливости, она съедала ее всю, поскольку каждый вечер боялась, что ребята ее все-таки прогонят и не возьмут с собой висеть вниз головой на турникете…

Неожиданно за все время только к той весне у Тереха все-таки получилось с мотылем! Мотыль весной пошел на рынке со свистом. Папа его ходил на рыбалку теперь редко, только когда тетя Дуся уезжала в деревню. И Катя радовалась про себя, что самому Тереху теперь тоже из-за мотыля ходить на рыбалку некогда. К рыбалке она почему-то относилась с настороженностью, а все равно бы пошла, потому что мама каждый день ей говорила, что если она только еще раз, хотя бы только разок пойдет с Терехом на рыбалку… Обиделась Катерина на мать, короче. Подумаешь, в ментовке день просидела, так сразу ремнем по заднице! А если бы мама знала, сколько раз Терех ее куда звал, а она не пошла, так у мамы бы сразу ресницы накладные отклеились!

Из-за мотыля Тереха все теперь уважали, даже Валерка. Потому что они теперь каждое воскресенье ходили на Тереховские деньги все вместе в кино. Правда, Катя половину в фильме обязательно не понимала, а потом бежала за всеми и всю дорогу спрашивала, что же там, в фильме было по-настоящему. Доставала всех, короче.

«Сыновья Большой Медведицы» ей понравились, но только там тоже было много непонятного. Например, почему дети у этих индейцев ходили по экрану голыми? Некоторые из них были значительно больше Катьки. Стыдно ведь как-то без трусов. Интересно, а этих вот индейцев Терех тоже хотел освобождать? Вначале всем трусы надо бы купить. А то ведь просто стыд сказать кому.

Мальчикам «Мальчиш-кибальчиш» понравился, там кто-то классно прыгал в колодец. Нет, вначале кто-то упал, а другой уже потом на веревке прыгал. Но сперва он, конечно, хотел туда нормально слезть, но потом все-таки пришлось прыгнуть. Мальчикам вообще весь фильм было очень смешно над глупыми буржуинами до тех самых пор, пока не загудели пароходы с паровозами: «Привет, мальчишу!». А Катя весь фильм переживала, что теперь Терех обязательно позовет ее прыгнуть в колодец возле частных домов в переулке Широком.

«Сказка о царе Салтане» вообще не понравилась. Катя знала ее наизусть еще до садика, а теперь воспитательница, расстроенная своими личными делами и марьяжным интересом к садиковскому плотнику, только ее почему-то и читала на занятиях. Ничего нового в этом фильме про Салтана не придумали, ни одного нового приключения. Хорошо бы в море у них в бочке дырочка оказалась, а? Весь фильм ей было откровенно скучно и вообще неловко, когда царица, перед тем, как залезть в бочку, почему-то бегала тушить деревья и спасать птичек. Тереху, видно, эта придумка тоже не в кайф пошла, но из педагогических соображений он, зевая, сказал вертевшейся на кресле Катьке: «Вот суки!»

Самый хороший фильм был про Африку. Хотя там тоже бродили дяденьки, одетые как попало, но Катя надеялась, что под такими цветными тряпочками у них все равно надеты трусы. И вообще в тот день Кате впервые стало жалко этих негров. Прямо по экрану они бегали от носорогов, львов, пантер. Пантеры врывались к ним в деревни, в эти их гадкие жалкие дома. А сами пантеры были такие страшные, что, пожалуй, побежишь, от такой, даже без трусов. И еще по Африке ходило множество слонов. Причем ходили они, как хотели, иногда прямо по этим неграм. По дороге домой Катя думала, как же все-таки освободить этих негров с наименьшими затратами для Тереха? Единственный выход для негров она видела в устройстве большого загона с дощатым забором, как у них в садике, и тогда все негры могли бы там спрятаться. А сверху можно будет колючую проволоку натянуть, чтобы пантера через верх не пролезла. Природа там, конечно, хорошая. Так можно дырочку в заборе провернуть, как у них в садике, и любоваться той природой из безопасного места. Но надо бы, конечно, всех негров в рубашки одеть, а тетенькам ихним хотя бы лифчики купить на первое время. Сказать кому…

В конце весны от Ленки приехала Макаровна. Но она стала совсем другой. Это Катька почуяла сразу. Она старалась попасться старухе на глаза, нарочно караулила во дворе. Но Макаровна проходила рядом, глядя сквозь нее, и даже не отвечая на ее «Здрасте!» Катя даже, набравшись храбрости пошла к ней домой, долго стучалась, но ей никто не открыл. От этого росло внутри предчувствие грядущих потерь и земля качалась под ногами…

А вот в начале лета, когда Катя уже успокоилась и решила, что все теперь будет хорошо, солнечным воскресным утром все проснулись от дикого крика тети Гали Кондратьевой. От сердца, прямо даже не проснувшись, умер во сне папа Валерки и Саши с Ваней. Он спал, спал, а потом захрипел и скатился с кровати к столу. Знакомая фельдшерица из соседнего дома прибежала сразу же, потом скорая приехала, но только так ихнего папу и не оживили. А тетенька фельдшерица, которая всегда давала тете Гале марлю, вату и бинтов, сколько хочешь, сказала, что тете Гале надо теперь очень следить за пацанами. Ведь непременно у кого-нибудь из них тоже порок сердца может оказаться. Это может запросто передаваться по наследству. Ей про это военврач знакомый еще в военном госпитале рассказывал. Вот и дяденька Кондратьев прошел все войну, не охнул, а в раз вдруг захрипел, посинел и – каюк! А, оказывается, у него было сердце, так-то! Сроду ведь не подумаешь на такого здоровяка!

Хоронили дяденьку Кондратьева всем домом. Печальный Валерка вел тетю Галю под руку, и от его вида у Кати чуть у самой не порвалось сердечко. Близнецы цеплялись за материну юбку и растеряно озирались по сторонам. Катька и Терех встали вместе с ними, и они тут же успокоились. Все дяденьки надели медали и ордена, только у Катиного папы орденов не было, он был самым молодым папой в ихнем доме и, как утверждал дяденька Терехов, всю войну прессовал поближе к харчам и бабам, хотя Катя этому не верила. Она знала, как у папы болели ноги, простуженные на работе в войну. Но все равно ей было обидно, потому что больше всех орденов почему-то оказалось у папаши Терехова, он понуро нес дешевый гроб, обитый красным сатином, до бортовой машины, которую Валентина Петровна и Дуся Терехова украсили еловыми лапами. И среди мужчин с медалями, скорбно провожавших папу Валеры до кладбища, Катя все высматривала и не могла определить тех, кто раньше отовсюду вызывал старшего Тереха настойчивым свистом.

Король червей всегда неожиданно из колоды вываливается. Совсем другого ждешь, а он – раз, и уже под сердце подложен. Змеею туда шасть! У него потому и название такое – король червей. Какая разница! Червь – это маленький змееныш! Потому как он все время женатый, все время! Охнуть не успеешь, а он… Вот хоть бы еще один червяк выполз, так это уже был бы успех, а с бубной – деньги. А-а! Небольшие деньги, плевые. Какие тебе деньги от червей? Сама котелком вари. А с пиками и трефами – одни неприятности от этих червей.

После смерти отца Валерка стал вдруг совсем большим. Но он все равно к ним спускался во двор после их истошных воплей: «Валет! Выходи!»… Катя следовала за ним повсюду, она первая смеялась его шуткам и бросалась выполнять любой его приказ. Правда, большие парни из других подъездов подшучивали над ним, когда она, выждав нарочно на верхушке деревянной горки Валерку, скатывалась с ледышки сзади на него, обхватывая его за шею, и прижимаясь к нему холодным личиком. И время шло, пролетало их время, словно безудержный веселый полет с ледяной горки.