Пожарский 1 (СИ) - Страница 37

Ядрёна-Матрёна, ещё и фоны...

– Тогда прямо здесь! – рубанул Илюха.

Кузя взволнованно затоптался за плечом. Да не забыл я, не забыл!

– Ну, здесь – так здесь, – с усмешкой согласился я. – Только давай так: ты сперва с младшеньким моим схлестнёшься, – Кузя встал рядом со мной и вызывающе сплёл на груди руки. – Победишь его – тогда со мной.

– Тока ты дождись меня! Я быстро! – бросил Илья и побежал.

– Ладно, – ответил я его спине и оглядел растерянных одногруппников. – Ежли никто не желает принять участие в земельной тренировке, то попрошу выйти на улицу. Сейчас здесь станет очень грязно.

Зрители из павильона вышли, но расходиться по домам не торопились, прохаживаясь по тропинкам вокруг, болтая и сплетничая, а кое-кто – и поглядывая за нашими с Кузьмой упражнениями

Илюха бегал минут сорок. Все эти сорок минут я мешал землю с воздухом и гонял эти валы, насколько сил хватало. Осталось две лечилки – можно бы и домой собираться, где этот охламон шарится?

И тут он примчал.

– Он что, тяжёлый доспех вздел? – удивился Кузьма. – Сдурел, что ли?

Илья вошёл в павильон, окинул взглядом перерытую, сваленную буграми землю потом хмыкнул и, словно отбросив сомнения, легким пружинистым шагом пошёл к нам. Вот он лось, а! Сталь на нём по любому пуда два-три весит, а ещё щит, и булава. Не-е, здоров Илья, сын Ильин, здоров, этого не отнимешь. Хватит этого, чтоб Кузю в песке повалять? Посмотрим.

Кузя шёл навстречу одоспешенному Илье, нелепый в своём сером костюме-тройке, широко улыбаясь, по-моему, он даже успевал кланяться отдельным зрителям. Нет, зрительницам!

Сошлись в центре. Стоят, смотрят друг на друга.

– Тебя как звать? – сурово Илья.

– Да не всё ли тебе равно, с кем драться? – весело спросил Кузя.

Муромец широко улыбнулся:

– А и всё равно!

И без замаха сунул в лицо Кузьме булавой. Тот играючи отбил летящую дурищу ладонью. Но Илью это не удивило. Он обрушил на Кузю град ударов, всё больше и больше разгоняясь. Меч уклонялся, иногда отбивая ладонями особо опасные выпады. Звенело как в кузнице.

Кузя явно развлекался, чего ни Илья, ни зрители, облепившие защитные экраны, пока не понимали. Тут уж не двадцать человек было, куда больше! А вот и близняшки Момоко и Сатоми. А они почему-то только на меня смотрят, спорят о чем-то.

Меж тем бой Муромца и Кузьмы явно подходил к финалу. Удары Ильи стали экономнее и, как бы так сказать, концентрированнее, сильнее. Вот он подприсел, подпрыгнул – и со всей силы долбанул Кузю. В лоб. А тот даже защищаться не стал. Просто подставил голову под страшной силы удар.

Общий вскрик зрителей пробился даже сквозь щиты и гулкий звон. И тишина. Множество приникших к щитам лиц, раскрытые рты...

Илья с выпученными глазами смотрел на обломок булавы в своих руках. Причём раскололось не древко, а само навершие, от которого остался неровный кусок. Нет, этим обломком тоже можно было убить, но...

Кто ж во время боя стоит, ворон ловит?

Кузьма слегка склонил набок голову, не дождался атаки и толкнул Муромца в грудь. Ладонью, не кулаком. Но от души, чтоб на тяжёлый доспех хватило. Это вам, господа, даже не конь лягнул, это мать его, кит хвостом треснул. Илья, собирая пыль, укатился на противоположный край павильона, треснулся в защитный экран и затих.

– Ты не перестарался?

– Да нет, парень крепкий. Щас одыбает.

Секунд пять ничего не происходило. Потом пыльная куча зашевелилась, Илья поднялся на карачки... встал... и набыченно похромал в нашу сторону:

– Слышь, ты, мало́й! Ты чего сделал? Ты зачем мне булаву сломал?! Это ж фамильная вещь! Стоит, лыбится! Как чинить теперь?!

Кузя носком туфли пошевелил валяющийся под ногами обломыш:

– М-да... незадача вышла. Хрен её теперь склеишь. Что – прям древняя?

В голосе Ильи задрожала обида:

– Пра-пра-прадедова... И ещё пра и пра... Я ж её со стены над камином снял. Прадед ей, говорят, боевых бронированных мамутов останавливал... А ты?! Что я отцу скажу?

Вблизи, да освободившись от своего уродливого навершия, булава показалась мне странно знакомой.

– Погоди-ка, – перебил я. – Дай сюда, посмотрю.

Илья угрюмо протянул мне реликвию.

– Ух, ты какая тяжелая... – я внутренним взором осмотрел оружие. Мать твою! Да это же я делал! – Ёшки-матрёшки, а вы зачем клюкой дерётесь?

– Какой клюкой?

– Ну, хочешь – посохом назови. Это ж какой древности вещь!

– Триста лет! – с гордостью сказал Илья.

– Чего ты городишь! Восемьсот пятьдесят! – округлю, чтоб не придирались к точности. – Это первого Ильи Муромца энергоприёмник!

– Ты гонишь, что ли? – пробормотал Илья, обратно принимая артефакт.

Я покосился на Кузьму. Кого гоню?

«Ну, это типа сочиняешь или придуриваешься», – он неопределённо пошевелил пальцами. Ага.

– Слуш, Илюха, – я заговорил потише, – я древний архив нашёл. Первого Пожарского, смекаешь?

– Ну? – не вполне понял он.

– Этот приёмник он делал. Дата есть и рисунок, и узор я узнал.

– Ни хер-р-р-ас-с-се!

– Это ж мощнейший артефакт, только в пару ему ещё чоботы железные должны идти, типа ботинок, соображаешь? Ничего такого в семейном склепе не видал?

– Кажись, было чё-то...

– Поищи. Если найдёшь – считай, жар-птицу за хвост поймал. С парой бот и этим посохом ты сразу уровней на сорок поднимешься минимум. В момент! А будешь постоянно с ними ходить – ещё подрастать станешь.

– Одновременно усилин и ускоритель роста? – неожиданно бодро сообразил Илья.

– Вот именно! И запретить их использование тебе никто не сможет – это ж фамильный артефакт! А эту шлоету мы отколупаем, вернём приёмник к первоначальному виду. Ну-ка, Кузьма, давай!

Кузя принял булаву и довольно бодро ободрал с неё позднейшие наслоения.

– Ребята! – крикнули от входа. – Вы закончили? Можно нам зайти?

Я посмотрел на Илью:

– Ничья и мир?

– Мир! – согласился он. – Лишь бы меня батя не прибил.

– Найдёшь чоботы – он и не сможет. Да и поверит сразу.

– А верно! – Илья приободрился. – Ну чё, пошли отметим такое дело?

Я посмотрел на него, на Кузю:

– А, пошли!

И пошли мы на большую открытую веранду под названием «Ночи Вероны». И Кузя всех перепил, потому что никто не догадался предложить ему лечилок, а от вина он только весёлым сделался и анекдоты начал травить, так что все лежали. А потом всех по такси раскладывал и по домам отправлял.

Пахом переживал и даже паниковал, хотел мне нагоняй устроить, но я успешно прикинулся спящим и счастливо избежал разноса.

ЧТОБЫ БОРОТЬСЯ, НУЖНЫ ДВОЕ

Сёстры Дайго

– Вот тебе и ответ! Князь Пожарский не брезгует есть и общаться со своим телохранителем, потому что тот – его младший брат!

– Он не сказал «брат», – дотошно поправила Сатоми. – Он просто сказал «мой младший».

– Ну и что! Пусть не брат, другой младший родственник! Пусть, – Момоко слегка запнулась, – пусть даже бастард. Князь может ввести его в род. У них хорошие отношения.

– Да, это возможно... – вынужденно согласилась Сатоми. – Мы можем чего-то не знать. Каких-то... особых условий?

– И, тем не менее, на него стоит обратить внимание!

– Только как на способ приблизиться к самому князю, – Сатоми жёстко посмотрела на сестру. – И не делай такое лицо, как будто я подкладываю тебе в постель жабу. Он хорош.

Момоко покачала головой и вынужденно согласилась:

– Да, он хорош. Он... возбуждает. И... он такой высокий, – она хихикнула: – Я надеюсь, он пропорционально развит, – Момоко прошлась по комнате, покачивая бёдрами, и остановилась у окна. – Но вокруг столько интересных мужчин...

– Не накручивай себя, а то сорвёшься. И князь будет думать, что ты косё бэндзё*, и не захочет тебя. Будешь локти кусать.

*«общественная уборная» (яп.),в переносном смысле –«общедоступная девица».