Поющие пески - Страница 3

— Что это, дядя Прохор? — тревожно воскликнул девичий голос. Галя высунула голову из палатки.

Прежде чем Прохор Иванович успел ответить, шум прекратился; последняя нота прозвучала тонко и протяжно, точно ее сыграли на флейте.

На миг воцарилась тишина. Но затем раздался такой шум, как будто где–то очень далеко шли тракторы или автомашины.

— Колонна идет! — догадался дядя Прохор.

Галя выбралась из палатки и стояла рядом, сжимая руку Прохора Ивановича.

Невидимые тракторы или автомашины зачем–то полезли на бархан, и теперь их приглушенный шум раздавался с его вершины. Они перевалили гребень и стали спускаться вниз прямо на палатку. Шум нарастал, но ничего не было видно, фары у машин были потушены.

Металлический скрежет усилился.

— Ай! — воскликнула Галя и зажмурила глаза.

Да и Прохору Ивановичу показалось, что вот сейчас из темноты выйдет машина и ударит его радиатором.

Но вместо машины из темноты показался Павлик, неуклюже шагавший по песку.

— Свалился там и проехался на спине! — крикнул он. — А шуму–то, слыхали, сколько?

— Что это такое? — спросила Галя, вздрагивая и оглядываясь по сторонам.

Невидимый барабанщик ударил последний раз по барабану, вздохнула флейта — и все затихло.

— Поющие пески! — сказал Павлик.

— Какие пески? — переспросил Прохор Иванович.

— Поющие.

Павлик на этот раз был совершенно спокоен. Под влиянием его уверенного тона перестала волноваться и Галя. Прохор Иванович почувствовал, как разжалась ее рука, вцепившаяся в его рукав.

— Что же это за пески такие? — спросил Прохор Иванович.

Все трое уселись на землю под открытым небом, и Павлик рассказал все, что он знал по этому поводу.

— Поющие пески, — начал Павлик, — оригинальное явление природы, встречается очень редко, преимущественно в пустынях и по берегам морей. У нас в СССР, — сказал он, — известны дюны на Терском берегу Кольского полуострова; при ходьбе по ним дюны издают звуки, похожие на ворчание собаки, когда же топнешь по песку нотой, он взвизгивает. А если приходят в движение большие массы песка, раздается свист и скрежет, напоминающий звук металла. Но вообще поющих песков на земном шаре открыто немного и явление это мало изучено. Так что мы сделали ценное открытие, — заключил Павлик. — Уже второе за сутки. Дела наши идут неплохо!

Это он добавлял уже хвастливым тоном.

— Почему же они поют? — спросил с удивлением дядя Прохор.

— На этот счет нет определенного мнения, — пожал плечами студент.

Павлик сообщил, что за последнюю четверть века проделано много исследований над поющими песками в разных странах, но они так и не дали ясного ответа на вопрос, поставленный дядей Прохором. Одни ученые считают, что звук вызывается трением песчинок, покрытых тонким налетом минеральной пыли. Сравнивали даже это с движением натертого канифолью смычка по струнам скрипки. Другие, наоборот, утверждают, что только чистые песчинки способны издавать громкие звуки.

— Объяснений много и разных, есть очень сложные и — ни одного удовлетворительного, — заключил будущий географ. — Вот почему так важно наше открытие. Может быть, оно поможет чем–нибудь пролить свет на загадку поющих песков.

Все прислушались, не запоют ля пески. Но было тихо.

Галя вздрогнула, на этот раз от холода.

— Ну, мы замерзнем тут, — забеспокоился дядя Прохор. — Марш в палатку!

Все забрались снова в палатку, но сразу заснуть не могли.

— Вот почему Галя не слыхала тогда самолета, — произнес, помолчав, дядя Прохор. — Это тоже были пески. Тут их, небось, не один бугор. — Он повернулся на бок. — Но почему они вдруг зашумели ночью? — подумал он вслух.

— А чего же тут хитрого! — отозвалась Галя. — Днем, когда жарко, зверьки отсиживаются в своих норах, а к вечеру выходят на добычу. Пробежал по бархану тушканчик или просто ящерица — и заиграл бархан!

— А потом уж Павлик ногами да спиной поработал! А мне было, — Прохор Иванович тепло рассмеялся, — тракторная колонна вообразилась. Знаете, когда идут они вечером с поля, — работу закончили, на другой участок их перебрасывают, — особенно как–то фырчат, весело и дружно. Точь–в–точь…

— Громко уж очень раздавалось, — сказала Галя.

— Ночью все громко слышится, — заметил Прохор Иванович. — Днем–то эти пески, небось, и не напугали бы!

Усевшись в тени палатки, Павлик писал донесение. Хмуря белесые брови, юноша обдумывал, как получше рассказать про обнаруженную воду и про поющие пески.

Он ни минуты не сомневался в том, что самолет прибудет. Хотя прошло меньше суток, как они отстали от экспедиции, но их, конечно, уже давно ищут.

Но вот донесение составлено.

Теперь оставалось самое главное: выпросить у Прохора Ивановича метров десять веревки. Произведя учет имущества, дядя Прохор отныне строго следил за его сохранностью. При этом веревки, которым раньше никто не придавал значения, приобрели в его глазах особую ценность: с их помощью доставали воду.

Однако, выслушав Павлика, Прохор Иванович, к удивлению студента, сразу согласился.

— Когда на дело, никто возражать не будет, — сказал он. — Запускали удочку в глубь земли, закинем и в небо.

Павлик взял один из мешочков, заготовленных для геологических коллекций, вложил туда письмо и для веса всыпал немного песка. В другой мешочек он упаковал только песок. За этим песком Павлик сам поднимался на гребень бархана и набрал там «самого скрипучего».

Оба мешочка он привязал к концам веревки. Отойдя на полкилометра от лагеря, Павлик разложил снасть на ровном месте. Белые мешочки хорошо выделялись на желтоватом фоне пустыни. Веревка между ними была вытянута в прямую линию. Студент сидел поодаль, посматривая изредка в небо, как рыболов, расставивший жерлицы, смотрит на воду.

Прошло, однако, часа два, прежде чем в воздухе послышалось жужжание, а затем на горизонте показался самолет. Но он прошел стороной и исчез из виду. Минут через двадцать самолет появился снова. На этот раз он шел обратным курсом — параллельно своему прежнему направлению и ближе к лагерю. Сомнений не было: самолет «прочесывал» пустыню или же производил аэрофотосъемку.

На третьем заходе пилот обнаружил лагерь по дыму от костра, который соорудили Прохор Иванович с Галей. Павлик встал во весь рост и стал махать носовым платком.

Самолет снизился: различалась голова пилота в летном шлеме и даже как он приветственно махнул рукой. Позади пилота сидел, тоже в шлеме, наблюдатель. Но сигналов Павлика они или не видели, или не понимали, потому что самолет продолжал кружить на одном месте. Павлик бегал по песку, отчаянно жестикулируя, но пилот продолжал описывать круги. Он сделал так уже кругов десять…

— Указания по радио запрашивает, — сообразил, наконец, Прохор Иванович.

По–видимому, дядя Прохор оказался прав. Самолет сделал еще один круг, совсем низко прошел над лагерем и сбросил вымпел. Металлическая трубка с развевающейся узкой лентой упала как раз посредине между Павликом и Галей с Прохором Ивановичем.

Все бросились к месту ее падения, и маленький отряд сошелся вместе.

Прохор Иванович, очутившийся первым у вымпела, нагнулся, поднял трубку и вынул листок бумаги. Размашистым почерком там было наскоро написано всего несколько фраз:

«Ждите помощи. Оставайтесь в этом районе. Ищите выходы грунтовых вод на поверхность — должны быть в ваших местах. Послезавтра прибудет Поляков (это был руководитель практики). Требуется ли срочная помощь? Как состояние людей? В чем нуждаетесь?» Приказание исходило от начальника экспедиции: «Сибирцев» — кратко, как в телеграмме, заканчивалось письмо. Очевидно, наблюдатель на борту самолета успел сообщить, что все трое живы и не пострадали. Но начальник экспедиции хотел знать подробности.

Павлик схватил карандаш и на обороте листка торопливо написал: «Все здоровы. Нашли грунтовую воду: в семи километрах к юго–востоку от лагеря. Подробности в донесении. Сбросьте рацию».