Поющие пески - Страница 2

— Гм… — произнес вдруг Прохор Иванович и потянул воздух ноздрями.

— Ты что?

— Водой пахнет, — сказал его спутник уверенным голосом.

Павлик посмотрел на Прохора Ивановича почти как на одержимого.

— Меня, брат, не обманешь. Я ее за полверсты чую… — говорил тот между тем радостно и возбужденно.

— Какая тут вода, — начал было убеждать его студент, — весной, когда вода скапливается, тогда, правда, такыр на озеро подходит, а сейчас… От жары только может показаться! Хотя… — он вдруг замолчал и изменился в лице.

Он вспомнил, что в районе, куда направлялась экспедиция, ожидалось присутствие грунтовых вод близко от поверхности. Неужели такое совпадение: вода оказалась как раз под такыром?

Запустив брезентовое ведро в щель, Прохор Иванович осторожно начал вытаскивать сантиметр за сантиметром веревку, к которой оно было привязано. Скоро показалось ведро, сплюснутое от путешествия под землей, мокрое и с припухлостью на дне.

Двумя руками Прохор Иванович подхватил его и держал навесу, чтобы оно не сложилось.

В ведре была вода! Солоноватая, правда, но — они отведали ее по очереди — безусловно пригодная для питья.

Наполнив фляги, они засекли местоположение природного колодца по компасу и заспешили в лагерь.

Павлик, возбужденный удачей, всю дорогу говорил.

— Надо будет сообщение составить, — сказал студент, когда они уже подходили к лагерю. — Здесь грунтовые воды, так думают гидрологи, должны где–то выбиваться на поверхность. Так показывает изучение стока. Хоть и не на поверхности, а все–таки мы воду нашли. Не зря эта впадина сразу меня заинтересовала…

Правда, вода под такыром очутилась, невидимому, совершенно случайно, но студенту казалось теперь, что это именно благодаря его проницательности грунтовая вода, которой так интересовались гидрологи, найдена им с Прохором Ивановичем.

Прохор Иванович тоже был доволен. Все–таки они не бездействуют, ожидая, пока их выручат, а приносят пользу.

— Вода — это все, — сказал он вслух, — что там говорить! Далековато вот только, — добавил он хозяйским гоном. — Бочонок надо будет прихватить в следующий раз. Вдвоем–то, я думаю, дотащим?

— Э–э, — мотнул головой Павлик. — Для нас с тобой вода не проблема. Ну, прислали бы в крайнем случае.

— Кто же ее прислал бы?

— Дядя Прохор, ведь это хоть и пустыня, но не Сахара какая–нибудь, а советская пустыня. Есть кому позаботиться тут о людях.

— На самолет, выходит, надеешься?

— Ну, конечно.

— Значит, прямо с неба все, что тебе надо, — держи руки шире! — так и свалится? Так вас учили? А знаешь поговорку?

— На самолет надейся, а сам не плошай?

— Вот именно!

Дядя Прохор даже поднял назидательно палец.

Но в это время как раз оттуда, куда указывал палец Прохора Ивановича, прямо с неба, как показалось путникам, послышался слабый шум, напоминающий отдаленный рокот мотора.

Оба остановились как вкопанные.

— Ну, что я говорил! — воскликнул Павлик.

Но звук затих так же неожиданно, как и возник. В безоблачном вечернем небе не было ни пятнышка.

— Стороной, видать, прошел, — сказал Прохор Иванович.

Через пять минут показалась палатка недалеко от бархана.

Галя сидела у костра, сложенного из сучьев саксаула.

— Наконец–то! — воскликнула она. По тону, каким она это произнесла, Прохор Иванович сразу почувствовал, как девушке было боязно одной среди песков и как беспокоилась она за судьбу своих пропадавших целых полдня товарищей.

Павлик торопливо рассказал о событиях дня. Затем с победоносным видом развалился на песке, вытянув ноги.

Его самолюбие исследователя, сделавшего первое в своей жизни самостоятельное открытие, было удовлетворено. В мечтах он видел себя начальником отряда, пересекающего пустыню и делающего открытие за открытием.

Галя доложила о своих делах. Она сделала разные наблюдения, очень интересные для нее, как будущего биолога, впервые очутившегося в пустыне. Здесь, на рубеже полузаросших и сыпучих песков, разнообразие природных условий делало разнообразной и жизнь животных и растений.

Вблизи корявых, скрюченных кустов саксаула, росших в отдалении от лагеря, она нашла в укрытой от ветра ложбине много следов на песке.

Одни из них, оставленные легким прикосновением двух маленьких ног, свидетельствовали вместе с многочисленными ямками, приколками и остатками погрызенных растений о присутствии здесь тушканчиков, причем, по–видимому, не одного, а разных видов. Галя надеялась встретить среди них и знаменитого гребнепалого, известного пока только в Кара–Кумах и Кызыл–Кумах, большого любителя лакомиться молодыми побегами саксаула. Этот прыгающий, как маленький кенгуру, зверек, забравшись на саксаул, отгрызает верхние веточки и сбрасывает их на землю, а потом, спустившись с куста, спокойно их поедает. Еще больше оказалось следов другого опасного вредителя растений пустыни — песчанки, грызуна, похожего на крупную мышь или крысу песчаного цвета. С этими зверьками человеку придется вести здесь, в пустыне, беспощадную борьбу: это серьезный его враг, препятствующий закреплению песков с помощью растений. Поэтому так важно знать повадки этих зверьков, все особенности их образа жизни.

Галя начала уже первые наблюдения.

Однако на вопрос Павлика, какие же она сделала открытия, девушка ответила, что ничего выдающегося не обнаружила.

— Эх, ты! — снисходительно произнес студент. Лежа на песке, он перелистывал Галин дневник. — Смотри, пожалуйста, полтетради исписала! «В 17.05 в западной стороне пролетела птица — по–видимому, рябок, или, как его еще иногда называют, бульдурук. Возможно, в этом районе где–то вода». Вот как! А мы и не знали… А шум самолета слыхала?

Но оказалось, что Галя никакого шума не слышала. Это было тем более удивительно, что девушка, по ее словам, сидела тихо и все время прислушивалась, не идут ли ее спутники по отряду.

— Проворонила, значит, — презрительно заметил Павлик.

Все так наволновались за день и устали, что после ужина залезли в спальные мешки и тотчас же заснули крепким сном.

Первым пробудился Прохор Иванович.

Была глубокая ночь. За тонкими стенками палатки кто–то отбивал дробь на барабане. Ударял он не сильно, но часто, так что барабанный бой сливался временами в сплошной гул.

Минуту Прохор Иванович прислушивался, потом воскликнул:

— Самолет!

И толкнул Павлика в плечо.

Тот сразу поднялся, быстро, словно по тревоге, оделся в темноте палатки и выскочил на свежий, прохладный воздух.

Когда Прохор Иванович, не такой проворный, как юноша, вылез, в свою очередь, из палатки, он различил силуэт Павлика среди серых теней барханов. Подняв лицо кверху, юноша вслушивался в неясный гул, приходящий откуда–то из простора пустыни. Темное, почти черное небо было усыпано крупными звездами, они горели и переливались желтоватыми, голубыми и ярко–белыми огнями, словно праздничная иллюминация.

Гул слышался сначала с одной стороны. Но потом пахнул ветерок, и сразу зарокотало и забарабанило с разных сторон, точно по небу во всю его ширь летела целая эскадра воздушных кораблей. Между тем на темносинем фоне не было видно ни одного силуэта, ни одного движущегося огонька, который говорил бы о летящем самолете.

— Надо подняться на бархан, — сказал Павлик, тщетно в поисках источника шума поворачивавший голову на тонкой шее в разные стороны. — Тут эхо какое–то, что ли… Ничего не поймешь!

Он полез вверх. Его темная фигурка быстро исчезла, слившись с серой поверхностью бархана. И когда Павлик исчез совершенно, Прохор Иванович вдруг услышал в том месте, где должен был находиться студент, какой–то шум, неясное восклицание, вслед за тем кто–то свистнул, — это мог быть и зверек, обитатель пустыни, вышедший на ночную охоту. Но свист, оборвавшись, возник снова, уже ближе, больше не умолкал, а нарастал все сильнее и громче. Прохор Иванович невольно сделал шаг в сторону. Казалось, сверху, с бархана, что–то летело вниз со свистом и грохотом, как лавина.