Появляется всадник - Страница 15

Я видел его тело. — И, словно старик, он отвернулся от двери и, волоча ноги, побрел по коридору. — Я поднял его и держал на руках. — Поглядывая на засохшие пятна на своей рубашке, он исчез из поля зрения Теризы. Его сапоги прошаркали по полу, и наконец звук шагов затих.

Она стояла, напрягшись, и какое—то время смотрела на пустой коридор, вытянувшись, словно увидела нечто столь ужасное, что с трудом верила своим глазам. Как и Тор, Артагель утверждал, что Найл — мертв. А он вряд ли ошибался. Ведь он мог без труда опознать тело брата. И тем не менее, она не могла отречься от Джерадина. Неожиданно она обнаружила, что ее поддерживает ярость, копившаяся в ней всю жизнь. Детство, полное наказаний и родительского пренебрежения, многому научило ее — и она только начала понимать это.

Руки у Теризы дрожали. Она попыталась унять дрожь и принялась за хлеб и похлебку, которую ей оставили, расхаживая во время еды по камере. Ей нужны были силы, ей нужно было мобилизовать все внутренние ресурсы. Король Джойс приказал ей думать, искать повод. И сейчас, как никогда в жизни, ей требовалась решительность и воля, чтобы рассуждать логически.

Териза готовилась в меру своих возможностей сразиться со Смотрителем.

И когда он наконец появился — спустя множество часов и множество новых приемов пищи — она была почти рада видеть его. Ожидание, без сомнения, было куда более легким делом, чем надругательство или пытки, но более трудным, чем сопротивление. Одиночество подтачивает отвагу. Несколько раз за это время она приходила в отчаяние, и решимость покидала ее. Один раз Териза запаниковала так сильно, что после приступа обнаружила: она лежит на полу, поджав колени к груди, и совершенно не представляет, что с ней произошло.

Но она пыталась бороться с испугом тем, что знала, как пережить одинокое ожидание в холодной, плохо освещенной камере. Она восстановила способность абстрагироваться от темноты и страха. Парадокс — но решение встретить опасность с поднятым забралом восстановило ее способность исчезнуть, раствориться. И, уступив своей слабости, Териза обнаружила безопасность, спрятанную в ней, и почувствовала себя лучше.

Для этого ей не нужно было зеркало. Зеркала помогали ей бороться с разрушением ее «я»; в них не было необходимости, когда Териза хотела сбежать, лишившись чувств. И это было гораздо лучше, чем бесконечные мучения, грозящие лишить рассудка, когда родители закрывали ее в шкафу.

Тем не менее, время и ожидание, холод и малосъедобная пища уменьшили ее решимость. Неизвестно, долго ли она будет в силах цепляться за свое решение. И поэтому Териза почти обрадовалась, когда подкованные сапоги Леббика наконец загремели по полу, возвещая его приближение, и Смотритель появился у каменной стены ее темницы. Сейчас он мог мучить Теризу, как ему вздумается. А она могла наконец узнать, насколько хватит ее решимости.

Но его вид вызвал у нее потрясение; она ожидала увидеть совсем другое. Она готовилась к ярости и насилию, к силе, схожей с ненавистью, в его взгляде, с желваками на челюстях, с жаждой убийства, излучаемой всем его видом. Но не была готова встретиться с растерянным человеком заметно ниже ее ростом, который вошел в ее камеру с поникшими плечами и смущенным выражением лица.

Смотритель, похоже, словно страдал от того, что проиграл вчистую.

Он нерешительно вступил в камеру. И снова не потрудился закрыть за собой дверь. Он был достаточно силен, чтобы предотвратить ее бегство. Да если ей и удастся выскочить из камеры мимо него, куда она денется? Она может бегать по коридорам, словно загнанная крыса, но не сможет выбраться из подземелья, не миновав караулку. Так что Смотрителю Леббику незачем было запирать дверь. Какое—то время он избегал встречаться с ней взглядом; он осматривал камеру, смотрел на ее тело, не поднимая взгляда до лица. Затем пробормотал, словно обращался прежде всего к себе:

— Вы выглядите лучше. Последний раз, когда я видел вас, вы были готовы капитулировать. Сейчас вы выглядите так, словно готовы к сражению. — После чего без всякого сарказма заметил: — Я и не подозревал, что сидение в подземелье может пойти вам на пользу. Териза содрогнулась, тщательно изучая его.

— У меня было время подумать.

Наконец он поднял взгляд, и их глаза встретились. Горящая злоба, которую она ожидала увидеть в его глазах, потухла или была загнана глубоко внутрь. Он казался почти спокойным, почти безобидным — почти потерявшим свое «я».

— Это означает, — спросил он тихо, — что вы собираетесь сообщить мне, где он?

Она покачала головой.

Тем же тоном Смотритель продолжал:

— Значит, вы сообщить мне, какие заговоры готовили? И расскажете мне, почему вы все это затеяли?

И снова она отрицательно покачала головой. Но какой—то неясной причине в горле у нее пересохло. Неожиданное спокойствие Леббика начало пугать ее.

— Это меня не удивляет. — В нем как будто бы не осталось сарказма. Повернувшись, он принялся расхаживать вдоль прутьев решетки. Его поведение было почти нормальным; создавалось впечатление, что он просто прогуливается. — Король Джойс приказал мне подтолкнуть вас. Он хочет, чтобы вы наконец открылись. Вас это удивляет? — Вопрос был риторическим. — Так и должно быть. Это совсем на него не похоже. Он всегда был способен получить все, что ему нужно, не прибегая к избиению женщин.

Я ждал этого целый день.

Но сейчас… — Он развел руками так, будто просил у нее помощи. — Все перевернулось вверх тормашками. Неловкий, симпатичный, преданный Джерадин оказался прогнившим изнутри. Безумный Знаток Хэвелок целый день провел на бастионах, спасая нас от катапульт. Мастер Эремис занят тем, что наполняет водой резервуар. — Конечно, он не знал, что ее посетили Тор и Артагель и она в курсе новостей, которые он сообщал ей. — А король Джойс хочет от меня, чтобы я пытал вас. Чтобы я выяснил, кто вы такая — и что из себя представляете.

В голосе Леббика появился намек на тоску, нотка задумчивости.

— Иногда — давным—давно — он позволял мне расправляться с его врагами. Временами. С людьми вроде командира гарнизона… Но он никогда не давал мне позволение причинять боль кому—то вроде вас.

И снова Смотритель поглядел на нее — он казался слабым, почти растерянным.

— Он, должно быть, боится вас. Он, должно быть, боится вас больше, чем когда—либо боялся Маргонала, Фесттена, Гарта или даже Вагеля.

Почему? Что вы собой представляете? Встретившись взглядом с его погасшими, ничего не выражающими глазами, Териза с трудом сглотнула. Она не понимала, что с ним творилось, что притушило в нем огонь и подавило ненависть; но это была ее единственная возможность отвлечь его, выяснить его намерения по отношению к ней.

— Не знаю, — ответила она так твердо, как сумела. — Вы задаете вопросы, на которые я не могу ответить.

— Вопросы, на которые вы не можете ответить?

— Я не могу ответить вам, почему король Джойс боится меня. Если он действительно меня боится. И не буду отвечать, где Джерадин. Потому что он ни в чем не виноват. Я не предам его.

Но я могу сообщить вам нечто другое.

— Нечто другое? — Смотритель Леббик, похоже, не слишком заинтересовался этим предложением. — К примеру, что?

Его поведение на мгновение ввергло Теризу в панику. Она боялась, что он станет невосприимчивым к доводам — что случившееся с ним вывело Смотрителя за черту, до которой он мог нормально воспринимать любые доводы, до которой с ним можно было спорить, что его поведение стало непредсказуемым. Глубоко вздохнув и призвав на помощь всю свою смелость, она ответила:

— К примеру, как я выжила, когда Гарт пытался убить меня в первую ночь после появления здесь. К примеру, как я пользовалась тайным ходом, идущим из моей комнаты. К примеру, что действительно произошло в ту ночь, когда Эремис встречался с владыками провинций и принцем Крагеном. К примеру, что произошло, когда Джерадин в первый раз подвергся атаке. — Ее собственная страсть разбивалась о бесстрастие Смотрителя. — К примеру, почему я уверена, что Эремис лжет.