Поворот оверштаг - Страница 3

И какое же решение принял, взглянув на нас, «самый эффективный менеджер»?

- …мое мнение однозначно: первый вариант! Они и так настроены на искреннее сотрудничество, и большего мы не сможем получить ни при каком нажиме. Единственное, что может изменить их мотивацию, это наши жесткие меры. Общаясь с потомками, я увидел важное отличие в их психологии. У нас приоритет общественных интересов над личными абсолютен, а у них есть некое равновесие. «Я служу обществу, но и общество должно уважать мои интересы».

- То есть, Александр Михайлович, «за сколько подлостей, сколько милостей купить можно»? Так, кажется, классик сказал?

- Не совсем так, товарищ нарком. У данного человеческого коллектива есть постулат: к тебе должны относиться справедливо. То есть награждать по заслугам, наказывать по вине, и никак иначе. Возможно, это относится лишь к отдельной группе - служилым, морякам, подводникам, которые и так в мирное время по грани ходят. Нельзя ведь жизнью рисковать за материальные блага? И очень может быть, что в их обществе в целом это и стало разъедающей язвой: «Что я буду за это иметь, иначе и пальцем не пошевелю». Но тут я не уверен, слишком мало информации, выводы сделал из их фильмов и книг. Но вот про этих конкретных людей я думаю так: если с ними жестко, без вины, это как минимум резко снизит от них полезную отдачу. Это у нас можно освободить, сказать, что Родина простила - и человек служит истово, рад стараться. А вот те не поймут и не простят. Тем более что и так о нас наслышаны как о кровожадных монстрах, совершенно не понимая, что иногда надо, по политической необходимости, наказать даже того, кто не совершил еще ничего, но может совершить.

- Ну а они? Не могут решить, что мы для них опасны? И ядерный удар по нашему городу? Или потребовать от нас ввести капитализм, угрожая этим?

- Исключено! Во-первых, в отличие от капиталистических стран, где офицеры, как правило, выходцы из эксплуататорских классов, эти товарищи не имеют никакого отношения ни к дворянству, ни к буржуазии, ни даже, уж простите, к тогдашней партийной верхушке. А упрощенно говоря, «бедные, честные, служивые, которым за державу обидно». Во-вторых, у всех у них резко отрицательное отношение к своему же капитализму, вплоть до активного его неприятия, зато с нами связываются надежды «что-то изменить, чтобы не было как у нас». В-третьих, никто из них, включая и самого Лазарева, не помышляет ни о какой собственной политической роли. Зато считает, как принято у них в пропаганде, ВКП(б) за единый монолит, во всем идущий за волей товарища Сталина, то есть заведомо находятся в стороне от известных внутрипартийных течений… Ну вы понимаете, товарищ нарком. В-четвертых, по их же мнению, а при чем тут наш народ и армия, сражающаяся насмерть с врагом? Так что по нашим они не ударят, скорее по фашистам выпустят весь боезапас. Ну и в-пятых, мы в их восприятии устойчиво «свои». А помогать своим в войне - это святое дело.

- Внутрипартийные течения… Скажите уж прямо: троцкизм! Ну а как же их резко антиамериканские настроения? Не боитесь, что они свою войну развяжут?

- Нет, товарищ нарком. Лазарев говорил, что после того, что американцы с нашей страной сделали, он с большим удовольствием бы их авианосец или линкор утопил. Но только если на то приказ поступит. Он же не стал по англичанам стрелять, когда они возле «Тирпица» толклись? Хотя, наверное, просчитывал, можно ли утопить и списать все на немцев.

- Вы можете поручиться за эти свои слова?

- Да. Поручусь. Может быть, когда-нибудь, после войны, они и составят некоторую проблему из-за той же разницы в психологии, но это будет нескоро, и лишь в том случае, если мы это допустим. А сейчас они и сражаться за нас будут, и умирать. Вот только последнего не надо, поскольку даже матросы у них - это носители уникальных для нас знаний и умений. А если флотские товарищи решат использовать корабль в боевых действиях, то заменить какого-нибудь старшину первой статьи, спеца по автоматике, мы не сможем никак.

- Ну что же, Александр Михайлович, вы с потомками ближе знакомы. Но все же я взгляну на них сам. Перед товарищем Сталиным вместе отвечать будем. И если вы правы, примем план один за основной.

В течение ночи на 18 сентября наши войска вели бои с противником на северо-западной окраине Сталинграда и в районе Моздока. На других фронтах существенных изменений не произошло.

На северо-западной окраине Сталинграда наши войска отбивали атаки танков и пехоты противника. Артиллеристы части, где командиром тов. Толбухин, уничтожили 12 немецких танков и до двух рот гитлеровцев. На другом участке два батальона пехоты противника ворвались на одну из улиц города. Наши бойцы встретили немцев сосредоточенным огнем из пулеметов и автоматов. В завязавшейся затем рукопашной схватке гитлеровцы были разгромлены и отступили, потеряв убитыми и ранеными до 500 солдат и офицеров

Ну вот - дождались! Сейчас увидим то ли величайшего гения, то ли величайшего злодея двадцатого века. Но - величайшего. Если не согласны, то скажите, кто, на ваш взгляд, самый-самый (в смысле, оставивший наибольший след в истории)? Еще Ильич, может быть?

Мы - это я, Григорьич, Сирый, Большаков. Еще Лаврентий Павлович, с которым мы уже достаточно наобщались, пока летели. Ничего жутко кровожадного в нем я не заметил, на секс-маньяка совершенно не похож. По манере держаться, просто большой начальник из «оборонки», каких я в той еще жизни навидался, но очень хороший, толковый: все схватывает моментом, четко отделяя главное, видит суть вещей, по крайней мере в технических вопросах. И конечно, Кириллов. Ну куда без него?

Приглашают. Входим. Большой такой кабинет, два стола буквой «Т». Во главе стоит седоусый старичок, смотрит на нас с мелькнувшим в глазах любопытством. Чего не ожидал, так это того, что товарищ Сталин (нас предупредили - обращаться к нему надлежит именно так, не по имени-отчеству) маленького роста. Одет в серый полувоенный френч, не в маршальский мундир, как в фильме «Освобождение». Трубки знаменитой тоже нигде не видно.

Поглядываем на наших «друзей» из ГБ - надеюсь, они тут уже бывали, правила знают. Как и они, рассаживаемся за длинным столом, по разные стороны. Смотрим на хозяина кабинета.

Я вообще-то ожидал, что Сталин пригласит, по крайней мере в первый самый раз, меня одного. Чтобы без свидетелей. Но, очевидно, у вождя и учителя были какие-то свои соображения.

- Здравствуйте, товарищи потомки, - произнес Сталин. - Начнем, как положено, с части официальной, которую после народный комиссар Кузнецов огласит всему экипажу. Корабль ваш, по всем правилам, зачислен в списки Рабоче-Крестьянского Красного Флота под именем «К-25». Знаю, что там вы были К-119, но раз уж у нас лодка Щ-423, когда перешла с Севера на Тихий океан, стала там Щ-137, то вам тем более… Соответственно, все вы являетесь военнослужащими СССР, в званиях, соответствующих вашим прежним, со всеми вытекающими из того правами и обязанностями. Вы, товарищи Лазарев и Елизаров, насколько мне известно, успели принять присягу еще в СССР. Надеюсь, не отрекались? Все же прочие будут приведены к присяге в Молотовске, куда вместе с вами отправится комиссия - товарищи Кузнецов, Головко, Зозуля и ученые. Будут вас изучать. Также за ваш вклад в борьбу СССР с немецко-фашистскими захватчиками вам положены правительственные награды, причем сразу за несколько эпизодов. Разгром конвоя у Нарвика, потопление «Лютцова», разгром аэродрома Хебуктен, захват «Шеера», «Тирпица». Есть мнение, что вас, товарищ Лазарев, и вас, товарищ Большаков, надлежит представить к званию Героя Советского Союза; всех старших командиров - к ордену Ленина, командиров - к Красной Звезде, старшин и матросов - к медалям. Но я хотел видеть вас, пригласил сюда не только за этим.